Вам хочется писем? Их есть у меня!
Здравствуйте, Анна Сергеевна, хоть Вы и не любите, когда Вас так называют. 12.06.2004 получил-таки ваше письмецо (уж скорее письмище) и ужасно обрадовался
(обрадованно ужаснулся). Ну и наваляли же Вы текстов, сударыня! Аж завидно... Прибавляете лучей к славе?" Прибавляйте-прибавляйте, лучи — они и в Африке лучи,
особливо если для загара. Да и мне на чужом солнышке погреться — не грех. Во всяком случае — не смертельный.
Давно не писал я писем. Будучи как-то в длительной командировке (Ленинград — Петрозаводск — Ленинград — Саранск), договорился с одной нашей барышней о переписке в один конец, но, когда вернулся через месяц, адресат мой сказал: писем, мол, больше не пиши, не в них, дескать, счастье. (Дура.) С тех пор писем не пишу, некому. И вот — пишу. Как говорится, "чего же боле?"
Судя по тому, что у Вас все хорошо, а у меня — еще лучше, жизнь наша с Вами налаживается. Но даже если Вы скоро станете "Хемингуэем в юбке", то я-то "Петрушевской в штанах" стану еще ой, как не скоро. Я, конечно, давно мечтал о карьере Достоевского, но, вместо писателя Достоевского, все более и более превращаюсь в кого-то из его персонажей.
Так-то.
Рассказы ваши мне чрезвычайно понравились. Хотите критики? Извольте. Туристские "мемуары" (шкварки-шпалы) — познавательно, легко, местами остроумно, а местами — очень остроумно, но уж больно по-женски. Старик Хэм али Пришвин, конечно, написали бы и получше, но старик Хэм и Пришвин — мальчики, а Вы — девочка, так что взятки с Вас гладки.
Рассказ "После Вас". Первая половина банальна и "не очень"; вторая, наоборот, очень хороша. Но т.к. для того, чтобы понять вторую половину, необходимо прочесть первую, то
ничего против первой половины я, пожалуй, не имею, а так только, умничаю. В рассказе повествуется о нелегкой судьбе в России всякой прогрессивно мыслящей женщины. Видно, что автор не понаслышке знаком с перипетиями жизни своей героини. Он выражает гневный протест всему отжившему и косному, что... (Блин, о чем это я?)
Ваша "Крыша" — полная чушь, гнилое эстетство, "женская" проза и т. п., если только я хоть что-нибудь в этом понимаю (могу и не понимать). Эпизод про водяной пистолет и как "он" ее ждет вообще-то ничего, но только он. Те же претензии, но в меньшей степени, к "Охоте".
"Дракоша" и "Ворона токует" — гениально. "Про березки" душевно и — не более.
Вообще, в литературном плане Вы необычайно выросли. Думаю, что, после некоторой, весьма, впрочем, небольшой, литобработки, Вам стоит собрать ваши рассказы — прошлые и нынешние — да и отнести их в журнал "Урал", на предмет напечатания. Поэтессой "в законе" Вы уже были, станете прозаиком. Прозаичкой. Про заек будете писать? Меня одна особа Зайкой зовет (звала), честное слово! Надеюсь, Вы-то понимаете, что я волк? Или, по крайней мере, шакал. Уж очень не хочется быть Зайкой.
* * *
Недавно, пару недель назад, мне сломали еще один передний зуб, на этот раз — нижний. Если дальше так пойдет, придется вставлять себе железные. Дорого, конечно, но ничего не поделаешь, красота требует жертв. Хотя, если бы не шататься по пьяной лавочке по улицам ночного Е-бурга, то и зубы вставлять бы не пришлось. Короче говоря, надо завязывать.
Я не пью уже две недели — ничего, окромя чаю да кофею. Мама с Борис Палычем уехали в Ленинград, братец — в Пурпе (это на Севере), чего-то там строит. Живу один, сам себе хозяин, сам готовлю, хожу по магазинам, знаю — что где почем или плохо лежит и т.д. В общем — все замечательно. Почти.
Якутия моя накрылась одним местом, во всяком случае — на ближайшее время. Есть возможность посетить республики Алтай и Тыву, но тут тоже бабушка надвое сказала. У нас две трети редакции свалили в отпуска, работать некому, поэтому приходится сидеть и тянуть лямку за начальника отдела и за военного корреспондента. Это не очень утомительно, но —
тоскливо. Я прихожу в редакцию в 9.00, за полчаса разделываюсь с текущими делами, а все остальное время — до 18.00 — читаю художественную литературу, пью кофе, ошиваюсь
в курилке и все такое прочее. Летучки, планерки, работа с письмами... Очень хочется в отпуск или в командировку — куда угодно, хоть к черту на кулички, но...
Что касается общих знакомых. Гончаров сменил работу, на более высокооплачиваемую (хотя куда уж, кажется, больше). Короткова съела семейная жизнь, почти без остатка. Про Татарчевского ничего нового сообщить не могу, а Тютерев — он
Тютерев и есть: сидит без работы, но зато в окружении множества (как минимум — двух) некрасивых баб — подруг по дурдому. Наташка Акатьева меня или ненавидит, или презирает. Я ее, кажется, тоже не очень люблю.
Никто не женился, никто не развелся, никто не умер, никто не был рожден.
Да, кстати. Как-то я Вам звонил по телефону, поздно, а Вы меня отчитали и положили трубку. Так вот: Вы не должны были этого делать в ТОТ ДЕНЬ. Я не буду ничего объяснять,
все равно все уже позади, но в ТОТ ДЕНЬ Вы этого не должны были делать. Это был особенный день. Бог Вам судья. А по телефону я Вам больше звонить не буду. Никогда.
Я нахожусь в предвкушении нескольких литературных штуковин — двух рассказов и одной пьесы. Пьеса, конечно, будет маленькой и нецензурной, но — на библейскую тему.
Относительно рассказов - говорить не стану, боюсь сглазить. Когда напишу, обязательно вышлю. "Вышлю с оказией", как писали в добром XIX веке наши с Вами предшественники и
предшественницы.
За сим спешу откланяться. Неизменно ваш —
А. СМИРНОВ (КОНСТАНТИНОВ), 12.07.2004.
PS 1. Извини, что долго не писал, так получилось.
PS 2. Хочешь сказочку на ночь? Вот она.
Жил-был мальчик. Ему было все время скучно, и он постоянно приставал к отцу: "Папа, поиграй со мной. Ну папа, ну поиграй!" А папа ему отвечал: "Я тебя очень люблю, но
играть мне с тобой некогда, у меня много дел". И однажды мальчик вспылил. Он сказал:
— Папа, я не хочу, чтобы ты меня любил. Я хочу, чтобы ты со мной поиграл.