ТВОРЕНИЯ В «ДЕНЬ ВТОРОЙ»
Вряд ли кто не поддастся искушению заглянуть, хотя бы мысленно, в Книгу Книг освежить в памяти результат второго Акта Творения, а в Книге писано:«Да будет твердь посреди воды, да отделяет она воду от воды… И был вечер и было утро: день вторый».
А теперь посмотрим под обложку поэтического сборника четвертинного формата с многоговорящим названием «ДЕНЬ ВТОРОЙ» (под редакцией Игоря Кравченко). Притянула она взгляд ещё и созвучным моему сегодняшнему ощущению и восприятию мира оформлением, – тонкой графикой по солнечному фону, – настраивающим на доброжелательность.
Однако, памятуя, какие «перлы» я обнаруживала под безобидными переплётами на теперешних прилавках книжных магазинов, решаю: «Шалите, господа поэты и составители сборников! Знаю, что вы стараетесь начинать и завершать подборки лучшим произведениям и авторам, поэтому откроюка книжицу аккурат посередине».
Вот… Страничка шестьдесят шесть, на страничке стихи Полины Штурбиной, а стихи-то, что ни на есть поэтические и по форме, и по содержанию. Три стихотворения под этим именем, а в них весь человек – и душа его, и социальная позиция. Здесь воды нет, твердь – есть.
Оттолкнусь от Полининых строчек:
Знаю я: самый лакомый ужин
Не насытит голодной души
и наугад перелистну несколько страничек к началу сборника.
Томах Татьяна, моя тёзка, а к ним, к тёзкам, я отношусь ревниво… Что вижу? Уже восемь произведений, в них разнообразие размеров и ритмов от стихотворения к стихотворению, а иной раз и от строфы к строфе, что не особо уважается канонами стихосложения и к чему придерётся критик, да и рифма порой приблизительна. Зато воды нет, есть ёмкость мысли, точные сравнения, метафоричность образов и недос-казанность, которая даёт простор воображению читателя.
На серых стенах умирают танцы
Теней моих отчаявшихся рук.
И другие строчки:
.................…………..Кто-то ждёт,
Когда я упаду, запутываясь в складках
(Тумана. Ночи. Времени.) Тревожно.
С этим чувством решаюсь посмотреть, чьи стихи помещены за подборкой Штурбиной Полины.
О, да Полине повезло, вокруг одни Татьяны, знай загадывай желание на счастье. Кувшиновская Татьяна. Ага, дама в летах, недаром её стихи предваряет графический рисунок с развалинами, (она простит меня за эту подначку, она меня знает, я её тоже, хотя в данном конкретном случае это одно и то же).
Кстати, я заметила, что художник Юлия Бойцова, представленная скромно как оформитель и исполнитель рисунков, удивительно точно, часто на ассоциациях, передаёт в графике содержание и настроение стихов, внимательно ею прочитанных, а графика обложки – квинтэссенция из почерпнутых в стихах и реализованных художником образов. Умница.
Так вернёмся к стихам Татьяны Кувшиновской. Общее впечатление от творчества стихотворицы: фундамент не размыт, крыша не течёт, однако стенам не хватает краски и орнаментировки (какое неуклюжее слово). Стихи разнообразны по тематике и по форме. Автологичны, в меру философичны, без назойливости назидательны:
Коль умна – забудь, что красива,
Коль красива – скрывай, что умна!
А последнее стихотворение из восьми так и вообще может служить пособием для проверки результата работы логопеда в детских садах:
Фейерверком из петард
Свиристели вьются с гвалтом.
Удивительно, но со следующего листа поэт Анна Дубинская открывает свою подборку стихотворением, построенным тоже на звукописи. Аллитерация в стихе точно соответствует созерцаемым образам, но главное в нём – неожиданный финал: обиженная душа, но не без самоиронии. И такое состояние души пронизывает всё творчество Анны Дубинской, однако, при этом самокритично не допуская снисходительной жалости к лирическому герою:
Можно поместить в напёрстке
всю уверенность мою.
Нет слёз (то бишь, воды), есть раздумье над столкновением душевных переживаний из-за неоднозначности жизни земной:
Я ищу однозначный ответ на вопросы,
Зная точно – в ответе не будет спасенья…
В противоположность минорному настроению, открывающая сборник стихов Ольга Атаманова, восклицает:
Я верю – тепло человеческих рук
Разымет и смерти безжалостный круг.
Рациональность мышления, твёрдая устойчивая позиция лирического героя, даже в раздумьях о жизни в момент, когда
Я жизнь свою почти не ощущаю, –
В пространстве тень шевелится моя,
когда любовь-беда, когда разлюбила:
Как хочется нам жить, когда нельзя!
………………………………………..
И пусть потом философ объяснит,
Что в жизни горя – поровну со счастьем.
Следующий поэт «Дня Второго» из стихотворения в стихотворение заставляет своего героя собираться, брести, бежать, ехать или сожалеть о невозможности пойти в поход, искать… Всё в порыве, даже под тяжестью:
Поддаваясь гнёту настроения,
Я бегу от встреч и от разлук.
Это Сергей Савельев, наконец, добралась до мужского состава…
Все стихи основательны, хорошо и грамотно скроены. Ямб или хорей, кроме одного. Задачка: найдите стихотворение с другой метрической стопой – приз: приятное чтение с проникновением в поэтически многогранный мир автора, повествующего об утраченном (в смысле безвозвратно ушедшем) времени, о том, какой след оставило оно в его душе, о надежде, увы, призрачной:
И во вселенной распростёртых рук
упрямство памяти и пустота надежды…
Зачем Земля идёт на новый круг,
когда ничто не может быть, как прежде?..
А в другом повествовании:
И всё же тобой не доказано,
что не был однажды любим!
Посмотрю, что же явили свету другие представители сильной половины?
Вот Константин Гусев. Имя указывает на постоянство, а стихи зыбкие, в смысле интонационном; прозрачные и ускользающие художественные образы:
Но мне рассвет не удержать.
Пора… Обсохла кисть…
………… Прекрасна ты,
Но избегай любви моей
Изменчивой ……………
Читаю стихи Гусева Константина и чувствую присутствие духа Баратынского, Веневитинова… Автор, переживая, пишет:
Гармоний хочется других,
в которых радость бы звучала.
…………………………………
А вдруг не сможет ни одной
отныне музыки родиться?
А какую же музыку родил поэт Дудин Алексей? Естественную в неестественном:
Мой рыжий кот играет на трубе
Задумчиво и чуточку фальшиво.
Второе стихотворение, без обиняков названное «Подражая И.Иртеньеву», действительно точно схватывает парадоксальность ситуации и ловко описывает её.
Далее лирика – зримая, осязательная:
Ветры весенние землю утюжат
………………………………….
Горстью снега в открытой ладони
Тает под солнцем больная душа.
Ах, поэты, поэты! Все вы такие ранимые! Да и откуда же, как не из переживаний сердечных проистекают лирические строчки?
Вот даже пятёрка молоденьких ласточек: 16, 17, 17, 17, 20 лет, а уже настрадались. Я не иронизирую, я понимаю: сама была такой исстрадавшейся.
Где мои осьмнадцать лет?» К ним уже надо приплюсовать годы «ягодки опять». Но помню, помню…
Надежда, Анна, Элина, Евгения, Венера, дай вам Бог, как можно больше радости жизни, но только чтобы солнечность дней не иссушила ручейков вашего таланта. Хвалить не буду, как бы не зазнались! А всем поэтам и себе тоже пожелаю, чтобы, как сказано Тамарой Второвой в непритязательных строчках, на всю жизнь оставалось ощущение, что
Моя любовь со мной живёт.
И снова май из года в год
Меня по юности ведёт.
Обо всех авторах что-то сказала. Остался на десерт закрывающий поэтические страницы седовласый Виктор Соколов, достойно подытоживая зрелыми, мудрыми стихами поэтический сборник. Всему своё время, свои чувства:
Нам не нужна прохлада в декабре,
А нам нужны ядрёные морозы.
И вот ещё:
О, миг прекрасный нынешнего дня!
Ты полон ностальгии и мечтаний,
Бессчётных дел, преодоленья бед.
И не пугая, радует меня
Ниспосланная трудность испытаний
И в памяти оставшихся побед.
В его подборке есть проникновенные классически вы-строенные сонета; триптих, написанный свободным стихом; два стихотворения – любование земной женской красотой, восторг духовного единства с любимой. И последнее стихотворение в подборке – дань памяти ушедшим друзьям…
Что ж, пожалуй, и закончу чтение-обозрение «Дня Второго». В этом сборнике нет ни вульгаризмов, ни нагих откровений, ни ненормативной лексики. Приверженец классического стиля, поэт и прозаик Игорь Георгиевич Кравченко, старается в разнообразии поэтических голосов сохранить индивидуальность каждого. В первую очередь он советует студийцам быть читателями, а затем уже работать и работать над собственными стихами. Результат возрастающей требовательности поэтов к своему творчеству – движение вперёд по пути профессионализма.
Из авторов сборника, которым я зачиталась, шестеро публиковались и в первой студийной книжке «Меловая черта», в 1998 году. Теперь я рада новой встрече с питомцами Игоря Кравченко, которых он с отеческим вниманием пестует в литературной студии при Санкт-Петербургском Политехническом Университете.
Заканчивая знакомство со сборником стихов «ДЕНЬ ВТОРОЙ», вышедшим к 300-летию Санкт-Петербурга в издательстве «Нестор», хочу процитировать напоследок Виктора Соколова:
Мы всё хотим и взвесить, и учесть,
Но знаем ли, что в наших душах есть
От нас самих, а что дано от Бога?
Татьяна АРКАДЬЕВА, Санкт-Петербург, 2003 год