Бросался в стихи, словно в двери трамвая,
В смешение шума, борсеток и шуб.
Летел с костылей инвалидного рая,
Дождей за спиной волоча парашют.
Поверьте мне, гранды хрустальных бараков,
Что исповедь стоит умения жить,
Что мир только в тех пустынях одинаков,
Где некому стало молитву сложить.
А ты, часослов, перепетый кукушкой,
Забойщик добытых в Элладе Венер,
Неужто и ты шепнешь богу на ушко
О том, что с химерами знался Гомер.
Химера. Печаль. Полулев – полукобра
В лохматом манто колченогой козы.
Причем здесь истерика русского вопля,
В надрывной тоске прокусившей язык.
Поверьте мне, шефы брезгливых дворецких,
Я ваших сокровищ не в силах объять.
Я просто сижу, как пузатое нэцке,
Курю и пытаюсь трамвай рифмовать
С несчастьем, где пот самой гибельной пробы
Повалит на женские шубы жреца,
И будут в дверях этой дикой утробы
Стихами глухого будить мертвеца.