Вот мы с тобой, у зеркала сличая лица,
не видим всех своих личин и всех излучин.
И даже если воздухом летучим
тела свои заполним на оставшуюся треть,
мы, как отпущенные кем-то птицы,
не будем понимать, зачем лететь.
Поэтому легко и добровольно
мы станем порознь, чтобы честь по чести.
Мы станем порознь, если честь по чести,
по самому ее больному бьет.
Я не хочу. Я знать не знаю, что бы было, если…
Поэтому я только говорю тебе: проснись,
коснись воды, что сквозь меня течет,
неся заведомо благие вести
туда, где ты и я уже не в счет.
Мне этого довольно.