Городок, добежавший до высохшего ручья,
Где, споткнувшись о камень, зелень сказала: «Баста!»
Но земля, на которой не слышно криков, поскольку она ничья,
Больше нравится мне гораздо.
Там алеет песок на закате и сердце поет: «АллА!»
И таращится сверху бездна, грозя арканом.
Смерть вернее всего докажет, что жизнь была.
И расскажет потом об этом своим барханам.
Как бессрочный адам, жизнь ветшает, не зная сна.
Будто Бог тебя ищет, и ты не идешь на окрик.
И не ясно куда утекает время, когда Луна
Выплывает, как мозг из обморока, из облак.
В этой ржи, как в открытом космосе – ни души.
Лишь небесный хрусталь подергивается, как веко.
Пустота – это форма материи, свободная ото лжи,
Отличающей в вышних ангела от человека.
Ты меня научила любить без оглядки и верить своей судьбе.
И не ждать с равнодушных небес огневого знака,
Доверяясь бумаге больше, чем самому себе,
Потому что такое выдержит лишь бумага.
И не раз говорила с усмешкой, сощуря глаз:
«Иисус, Магомет и прочие харикришны…»
Но сама, превратившись однажды в ангела, поднялась
К тем пределам, чей смысл и музыка непостижны.
И когда мы с тобою встретимся в тех краях,
Не страшась ни небесной кары, ни зла, ни сглаза,
Только ветер сорвет три ноты о прошлых днях,
Собирая в пустом эфире обрывки джаза.
Это вряд ли всплывет, говорят, наружу спустя года
На другой стороне беспамятства мутной Летой.
А потом уже не останется и следа
И на этой.