Силен в нас все же русский дух! Кляня мерзавца то и дело, в печати, мысленно, и вслух, мы все готовы, как Отелло, схватить шайтана за кадык, и пальцы сжать со страшной силой… и вдруг – известие: старик Шайтан уже лежит в могиле! И, стало быть, он избежал веревки, или же расстрела, - и вдруг его как будто жаль: все в прошлом. Все перегорело. И не кричу уже «виват», хоть много лет о той минуте мечтал, мечтал… да, виноват – и не формально, а по сути. Ведь я, как все мы, допустил, что пьяный раб воссел на троне. Но – нет его, и гнев остыл. И фронт молчит, и замер тыл: о мертвом льве (скорей, вороне) – ни слова, ибо слов любви не наскребете по сусекам. Ну, помер злыдень… селяви – конец приходит и Гобсекам, и Люциферам во плоти, и даже Нею, даже Ною. Забудь (я не сказал «прости» - простить нельзя его, не скрою). Хоть в мир принес он только Зло, и для эрзя, и для карела, - ну, что ж, бывает, не свезло… забудь о нем: перегорело.
И замирает все вокруг, и недоумевает ухо… силен в нас все же русский дух! Но чтоб мы делали без духа? И я не мог в себя вместить мысль: разве дьявола (Кощея) имеем право мы простить? Нет, допустить не мог вообще я, что так могло на свете быть, и невозможно даже, чтобы смог в мире кто-нибудь забыть пятнадцать лет правленья Злобы, эпохи этой без стыда, без чувств, без совести и чести, эпохи наглого вреда… но помер дьявол, господа. И нет сегодня места мести ни на пятак, ни на сантим. Великодушны наши люди. Нельзя прощать – и не простим, но… если надо – то забудем.
24.04.07