Свет разливается по огромному залу, он сочится сквозь оконные витражи, сквозь оконные щели. Меня одевают в белые с золотом одежды, и я стою в середине зала как столб из света, проникающего в храм. Я хлопаю в ладоши - дважды, ибо достаточно двух хлопков для моих слуг, и они в молчаливом поклоне удаляются, и я остаюсь в блаженной тишине. Одиночество переполняет меня, и я готовлюсь к вечернеей церемонии. Я Жрец Умирающего Солнца, а жрицу для каждого заката избирают новую. Я подхожу к высоким окнам и опускаю руку в солнечные лучи. Я умываюсь солнцем. Тишина стекает в мое горло, и я приказал бы убить любого, кто нарушит ее великолепие. Церемония начнется совсем скоро, я почти готов к ней. Я покрываю жертвенный камень белым покрывалом, оно спадает вниз складками. В складках запутываются тени, и нет более совершенного места для церемонии. Я прикасаюсь губами к тому месту, где будет лицо моей жрицы, а рука моя лежит на полу раскрытой ладонью вниз - она наступит своей точеной ножкой в этот след. Он притянет ее, как огонь притягивает мотыльков - они находят его похожим на тот Вечный Свет, смерти которого я поклоняюсь. На пять шагов я отхожу от камня - столько длиться смерть Солнца, и хлопаю в ладоши лишь единожды. Витые кованые двери, в узоре которых сплетаются змеи-лучи, птицы с головами собак и твари с окраин нашей Империи, дикие солнечные твари, которые подвластны только мне и самому Светилу, открываются бесшумно и синхронно, и в них входит обреченная на высшую милость невеста моя и Солнца, потому что я - представитель его. Она идет маленькими шажками, и звенят на ее лодыжке колокольчики с тонкого серебряного браслета. На руках ее тоже браслеты - широкие, испещренные священным узором. Серебряные гребни в волосах ее, убранных в сложную прическу, и холодным серебром отливают ее серые глаза, подведенные сурьмой. Она боится выпавшей на ее долю благодати и не смеет поднять глаза на меня. Но она должна любить Солнце во мне, и я поднимаю ее подбородок своей рукой. Она вспоминает, чему учили ее в храмовой школе. Я даю ей руку и помогаю взобраться на камень. Ее одежды шуршат ночными шорохами и струятся лунным светом. Солнце покрывает маленькую Луну, и дитя их - дитя любви, Земля, прекрасно. Когда Солнце умирает и простирает к нам свои последние лучи из кровавой жижи заката, жена его, Луна, отдает ему свою жизнь - вот почему она бледна мертвой мраморностью: она была создана для смерти в его честь...
Солнце и Луна соединяются, и я беру белое покрывало в пятнах крови и вывешиваю его на длинном золотом шесте за окно. Ветер раззвивает наше знамя, а люди империи видят и ликуют - Луна вновь отдала жизнь Солнцу, значит утром оно возродится вновь...
Закат отгорает, а я сижу на похолодевших внезапно камнях пола храма моего и перебираю пальцами золотые шарики четок - вязанку маленьких солнышек. Каждый раз, когда умирает Солнце, умирает и что-то во мне. Я начинаю понимать, что значит огрубевшее сердце. Это когда слезы-кислота не могут течь из глаз и разъедают этот проклятый орган. Я ненавижу жизнь жреца Умирающего Солнца, но ненавижу ее только после очередной смерти. Мой лоб не имеет права бороздить ни одна морщина, и на моем лице нет выражения, кроме гордыни. Зал пуст. Озираясь, как презренный вор, я целую жертвенный камень, камень жизни - единственное живое существо, бывающее здесь - маленькая жрица с новым каждый день лицом. А я - такой же мертвец, как и мой бог-Солнце.