Рильке, Галчинский, Кузмин

РАЙНЕР МАРИЯ РИЛЬКЕ.


( http://lib.ru/POEZIQ/RILKE/rilke1_1.txt )



       Книга первая. Об иноческой жизни. Перевод А. Прокопьева
       Книга вторая. О пути на богомолье. Перевод В. Топорова
       Книга третья. О юедности и смерти. Перевод В. МИкушевича
       Рильке Р.М. Часослов: Стихотворения. - Харьков: Фолио;
       М.: ООО "Издательство АСТ", 2000
       OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru




КНИГА ПЕРВАЯ
       ОБ ИНОЧЕСКОЙ ЖИЗНИ

1899

x x x

       Час пробил, упал, отдаваясь в мозгу,
       сметая сомнения тень:
       и в дрожь меня бросило: вижу: смогу -
       схвачу осязаемый день.

       Ничто - вне прозрений моих - не в счет:
       застыв, каменеет путь.
       Лишь к зрелому зрению притечет
       вещей вожделенная суть.

       _Ничто_ мне - ни что. Но любя его, я
       на фоне пишу золотом:
       чью душу восх_и_тит? - и тьма ли Твоя? -
       огромный неведомый дом...

x x x

       Круги моей жизни все шире и шире -
       надвещные - вещие суть.
       Сомкну ли последний? Но, видя в мире
       суть, я хочу рискнуть.

       Покуда вкруг Господа, башни веков,
       не вскинется дней моих тьма...
       Не важно кто - сокол я, вихрь с облаков,
       высокий ли стих псалма.

x x x

       Я помню братьев, что в сутанах строгих,
       в монастырях, где лавр цветет весной...
       О юных грежу Тицианах многих,
       Мадоннах их. - И в них пылает Бог их
       Неопалимой Купиной.

       А в самого в себя склоняясь, вижу:
       _Мой_ темен Бог: в меня пустивши корни,
       безмолвно ими пьет мои же соки.
       Всего и помню я, что к выси горней
       _Его_ теплом расту, оставив _ниже_
       побеги - там, где ходит вихрь высокий.

x x x

       Тебя писать нельзя нам своевольно,
       Ты - Лоно Дня, Заря! И, возлюбя,
       из тех же чаш, где краски богомольно
       мешал святой, лучи сияют больно:
       берем их - в них он умолчал Тебя.

       Перед Тобой мы громоздим иконы,
       как в сотни стен - один иконостас.
       И если сердцем видим, умиленны, -
       в ладони лик Твой прячем в тот же час.

x x x

       Люблю мечтать на грани помраченья,
       когда в глубины погружаюсь духа,
       что жизнь прошла, как в давних письмах глухо
       упоминание, как без значенья
       туманный смысл преданья и реченья.

       Тогда пространства вечного черты
       я вижу вдруг, где жизнь вторая в силе.
       И я расту из темноты,
       шумя ветвями на своей могиле,
       где вечен сон, что знал ребенок, или -
       так схвачен мальчик теплыми корнями -
       забыл, что знал во сне: лишь голос с нами.

x x x

       Господь, сосед, когда Тебя бужу
       сердцебиеньем, Боже, - замираю:
       услышу ли Твое дыханье? Знаю,
       ведь Ты один. Я в зал вхожу.
       Кто даст воды Тебе? Я - рядом, весь
       вниманье, слух. И - жаждущий - Ты всюду.
       Не сплю я, слушаю. Яви мне чудо.
       Я - здесь, я - здесь!

       Случайно мы разделены стеной,
       но тонкой, Боже. Слух что страх:
       я позову, иль это голос Твой -
       она во прах
       падет, хоть голос тих.

       Стена во тьме - из образов Твоих.

       Имен Твоих. Икон. И вот - лампада:
       чуть вспыхнет свет, каким должны гореть
       глубины духа, чтоб Тебя узреть, -
       свет бьется тщетно в серебро оклада.

       И чувствам, вне Тебя, погаснув, надо,
       как на чужбине, тихо умереть.

x x x

       Когда б хоть раз так в сердце тихо стало...
       И все случайное, все, что мешало,
       все приблизительное, хохот рядом,
       все чувства с их неугомонным адом,
       я смог бы выгнать бодрствующим взглядом.

       Тогда б я мог Тобой, единым садом
       тысячелистным, на краю Вселенной -
       на миг улыбки мимолетной - стать,

       чтоб жизни всей вернуть Тебя мгновенно,
       как Благодать.

x x x

       Живу, под веком подводя черту.
       И слышу вихрь в странице бытия.
       Бог, я и ты - ее писали. Чья
       рука листает книгу на лету?

       Сверкнет зарница со страницы новой -
       и снова целого даны черты.

       Безмолвные, друг друга силы Слова
       оглядывают, как из темноты.

x x x

       Я вычитал из Слова Твоего
       безмолвного, из жестов понял,
       какими Ты лепил нас, мял в ладони
       (лучистые, теплы, премудры жесты) -
       вслух было: _жить! А умирать_... и здесь Ты
       запнулся, тихо повторяя: быть.
       Но человек не _умер_ - нет, его
       _убили_. Бездна нам открылась вместо
       сфер, не сумевших всплыть:
       ведь только крик был, больше ничего.
       А голоса, которых ждал Ты столько,
       провидя в них опору
       себе в ту пору,
       над бездной мост, - снесло стремниной крика.

       С тех пор наш лепет - жалкие осколки
       Праимени велико-
       го, и нам, заикам, эти крохи впору.

x x x

       _Померкший отрок Авель рек в ответ:_

       Аз есмь? Нет. Не существую. Что-то мой
       мне сделал брат. Собой
       мне Божий свет затмил,
       своим лицом, а как был мил
       мне Божий свет.
       Но он теперь один, как есть.
       Я мыслю - он же где-то есть.
       Ему-то свет не застят. Обойти
       его нельзя! и все пути
       ведут к нему, от гнева все бегут:
       и гибнут в нем, и он как суд.
       Он - здесь, не спит, ему уснуть невмочь -
       что он в ответ?
       Обо мне позаботилась Ночь,
       а о нем - нет.

x x x

       Ты - тьма, я рос в Тебе веками,
       люблю Тебя я, а не пламя,
       одевшее в границы мир
       и чей эфир
       в какой-нибудь из сфер прольет свой свет,
       а тварь о нем не знает тыщу лет.

       Но все гребет, все подгребает тьма:
       меня и зверя, пламя и дома,
       свечу - под спуд,
       земное ли, небесное -

       молюсь ночам: быть может, рядом, тут,
       незримых сил непостижимый труд.
       Ты - тьма чудесная.

x x x

       Я верю не в то, что гремит с колоколен.
       Дать волю тишайшим чувствам хочу.
       На это не каждый отважиться волен, -
       а я невольно Тебя получу.

       И если я дерзок, Господь, прости.
       Я только хочу, чтобы знал Ты наверно:
       это лучший порыв мой, о, не упусти,
       инстинкт и влеченье, без страха и скверны.

       Так молятся дети - лицом в горсти.

       И если подымется - устьем ли к морю -
       как чувств переполненность, волн толкотня,
       растущим в прилив возвращеньем пьяня, -
       я верю - Ты здесь, я хвалам своим вторю,
       как никто до меня.

       И если я высокомерен, молитву наполни мою
       по высокой же мере:
       и одна она, с сим -
       в заоблачной сфере -
       предстанет пред Ликом ненастным Твоим.

x x x

       Я в мире совсем одинок, но все ж не совсем,
       не весьма,
       чтобы каждый мне час был, как Бог.
       Я в мире и мал, и ничтожен, но все ж не совсем,
       не весьма,
       чтобы лечь Твоим промыслом, Боже,
       во мглу ума.
       Вольно мне быть вольным, я Воле позволю
       деяньем
       стать без помех:
       когда же и время замрет, беременное ожиданьем,
       быть хочу среди тех,
       кто тайн Твоих господин,
       или - один.
       Хочу быть подобьем Твоим, во весь рост тебя
       несть,
       о, дай не ослепнуть - от вечности глаз
       не отвесть,
       образ Твой удержать, не сгибаясь, не падая.
       Весна среди сада я.
       И мне не склониться вовеки.
       Ибо там я не с Богом, где я согбен.
       Я хочу, чтобы тлен
       не коснулся ума. Я ведь образ, я - некий
       лик, я пишу на стене,
       крупно, медленно, как во сне,
       слово, что я постиг
       в ежедневной земной
       жажде, мать улыбается мне,
       это парусник, бриг,
       он пронесся со мной
       через вихрь, через смерть, через крик.

x x x

       Ты знаешь, чего я хочу.
       Быть может, всего - во Вселенной:
       в падении - тьмы неистленной,
       во взлете - сияния... но умолчу.

       А сколько же тех - не хотят ничего -
       кто княжит и княжит, а чувство - мертво -
       сужденьями мысль утюжит.

       Но всякое рад Ты принять существо,
       что в жажде лицо заслужит.

       И всякому рад Ты, кто мнит Тебя чашею -
       ныне и впрок.

       Еще не остыл Ты, чудесный урок,
       и я окунусь в Твою глубь глубочайшую,
       где жизнь обнаружится тихо и в срок.

x x x

       О, нерукотворный, но - год за годом -
       но - атом на атом - Тебя мы творим.
       Ты, Вечный Собор, кто сомкнет Тебя сводом?
       Ты ль - зрим?

       Что, Господи, Рим? -
       Повержен кумир.

       Что, Господи, мир? -
       Он рухнет под нами
       прежде, чем Храм Твой блеснет куполами,
       прежде, чем Лик Твой, лучистая пыль,
       сверкнет на мозаике в тысячи миль.

       Но, бывает, во сне я Твой Трон
       созерцаю со всех сторон,
       будто строю,
       от начала, подножия,
       до венчика золотого.

       Вижу, Боже, я:
       силы утрою -
       и ляжет камень замковый.

x x x

       Ведь был же Один, кто возжаждал так, Боже:
       значит, можем и мы, значит, мы плодоносим.
       Пусть даже все копи Твои забросим:
       коль в горах моют золото, что же,
       не найдется охотника на лоток? -
       Даже если и так, то прорвется поток
       и, взболтав сокровенную взвесь,
       вынесет слиток.

       Пусть бы мы не хотели, устав от попыток:
       _Бог здесь_!

x x x

       Кто миротворцем ублажил нелепость
       своей судьбы, и благодарно плоть
       постиг,
       изгнав ее хохочущую хоть:
       тот празднует _иначе_ - Ты, Господь,
       Ты - гость его, покуда вечер тих.

       Ты - собеседник, одиночеств друг,
       в покоящейся точке монолога,
       и всякий круг, - где циркуль ищет Бога, -
       вращаясь, время раздвигает вдруг.

x x x

       С какой за кисти я хватаюсь блажи?
       Когда _пишу_, не замечает Бог.

       Тобой _дышу_. На грани чувств, далек,
       Ты островками проступаешь. Я же -
       Твоим очам, и не мигнувшим даже -
       пространства ток.

       Отныне нет Тебя в Твоем сиянье,
       где даль мелодией в напоминанье,
       как ангелы, еще Тобой звучит...
       Живешь в последнем Ты своем дому:
       во мне - ждать эха небу Твоему.
       А сердце умное молчит.

x x x

       Аз есмь, Господь, Ты слышишь? Вечный Страх,
       не слышишь, как пылаю страха ради?
       И окрыленны, чувства в горнем граде,
       что белый свет в Твоих очах.

       Моя душа в молчанье, как в лучах,
       к Тебе припала - ах, Ты не глядишь.
       Моей молитвы зреющую тишь
       не видишь? - деревом, цветущим к маю.

       Ты спишь? - я сон Твой, но не донимаю.
       Вольно не спать? - Что ж, я - Твоя же Воля.
       И крепок ей. И властвовать я рад,
       молчаньем звезд покоясь и глаголя,
       объемля времени чудесный град.

x x x

       Нет, жизнь моя - не этот час отвесный,
       где - видишь Ты - скорей к Тебе спешу.
       Я - дерево в пейзаже духа, тесно
       сомкнув уста, я - голос бессловесный,
       тысячеуст я, и Тобой дышу.

       Я - немота между двумя тонами,
       они так плохо ладят меду нами:
       неверный _тон_ - смертный стон кругом.

       Но в темном интервале, временами -
       Дух говорит.
       И вот: горит псалом.

x x x

       Когда б ребенком рос я где-нибудь,
       где час все тоньше, день все невесомей,
       Тебя я праздновал бы в их проеме,
       и пальцами Тебя касался чуть,
       а не сжимал испуганно - поверь.

       Там я бы мог Тебя терять всечасно,
       Ты, безоглядное Здесь и Теперь.
       Бросать, как мяч,
       в волнующий, прекрасный
       миг, чтоб другой, вдруг, покорясь минуте,
       летел, горяч,

       с Тобою падая в веселой жути,
       ведь Ты - Суть Сути.

       Клинком во тьме Ты б мог сверкнуть, и
       золотой
       каймой кольца, и будь я
       там, замкнул бы Твой -
       печаткой четкою - огонь,
       чтобы рука еще белей была.

       Я б начертал Тебя - стена мала! -
       на небесах - цвети, моя хвала! -
       Твои, Господь, вершил бы я дела,
       титан, колосс: тут пламя, там скала,
       а там самум, сжигающий дотла -

       не так,
       иначе все: Тебя нашла
       моя печаль...
       Друзья все дальше - смех
       теряется в саду, везде - щеколды,
       а Ты... Ты выпал из гнезда, щегол Ты,
       птенец, и клюв свой раскрываешь желтый -
       мне хуже всех теперь, тоскливей всех
       (рука моя огромна, как на грех).

       Я палец к Тебе подношу с каплей воды из ключа,
       и жду, не заставит ли жажда Тебя потянуться
       за ним,
       и чувствую: наши сердца наполняются вместе,
       стуча,
       страхом одним.

x x x

       Я нахожу Тебя во всем, что стало,
       как брату, близким мне, почти моим:
       зерном лучишься Ты в пылинке малой,
       величественно Ты в великом зрим.

       Легчайшая игра, всегда на страже
       сил, проступающих сквозь вещь и суть:
       взойдя в корнях, в стволах исчезнуть даже,
       чтобы, воскреснув, сквозь листву блеснуть.

x x x

       _Голос юного брата_:

       Истекаю, истекаю,
       как сквозь пальцы - течет песок.
       Столько чувств во мне, жажда во мне какая,
       в каждой жажде, свой промысел: Твой урок.
       Не одно я знаю чувство больное,
       что ноет - о, пламенея.
       Да, но в сердце - всего больнее.

       Пусть я умру. Один. Пусти.
       Смогу, я знаю,
       так страх свой сжать в горсти,
       что пульс сломаю.

x x x

       Вот, Господи, кто вновь Твой строит замок:
       вчера дитя, наученный от мамок,
       как руки складывать пред входом в храм
       фальшивым жестом из провальных драм.
       Не знает правая, что делать с левой -
       дать Богу знак или бежать от гнева?
       О, слишком много - две руки.

       Еще вчера - валун на дне реки -
       был лоб омыт часов потоком, -
       все только рябь, все волны на широком
       лице воды, но глянет небо оком,
       нависнув ненароком, невпопад...
       тот взгляд
       сегодня погружен в пучины
       истории всемирной, дух причины -
       под следствием до Страшного Суда...

       Нам явят Лик пространств иных глубины:
       Свет не от света, Тень - не от лучины,
       начнешься Книгой Ты, как никогда.

x x x

       Ты - благодать, и Ты ее закон,
       созрели мы, борясь в Твоем же лоне,
       святая родина, где мы - в полоне,
       Ты - лес, в котором мы плутаем, сони,
       Ты - песнь, молчальники мы в общем стоне,
       Ты - сеть времен
       с уловом беглых чувств в конце погони.

       Так взялся Ты в бесчисленных бутонах,
       в тот день, как, радуясь, посеял нас, -
       так зрели в солнцах мы Твоих бездонных,
       так разрослись, пробившись в щель и в паз, -
       что мог бы в людях, в ангелах, в Мадоннах
       Ты в этот тихий завершиться час.

       Со склона неба простирая длань,
       прости: во тьме мы строим, Божья Рань.

x x x

       Мастеровые мы: мы строим вместе
       Тебя, высокий неоглядный свод.
       Но вдруг однажды, словно блик на жести,
       блеснет приезжий мастерством предвестий -
       иначе, с трепетом, он плинф кладет.

       И мы с лесов сходить не будем шатких,
       и молот будет бить до ломоты
       в плечах, пока, лучащийся в отгадках
       Твой, Боже, час не поцелует хватких,
       нас, в лоб, в лицо, о, ветер с моря - Ты.

       И выше гор - гром_а_ и грохотанья,
       согласный стук кидает стык на стык.
       Лишь в сумерки оставим темный лик:
       и, проступив, забрезжут очертанья.

       Как Ты велик!

x x x

       Ты так велик, что я в Твоей тени
       не существую, вопреки завету.
       Так темен Ты, что моему рассвету
       нет смысла брезжить в те же дни.
       Высоким валом - Воля эта:
       рассвет в ней тонет искони!

       Но до чела Господня доросла
       моя тоска, мой бедный ангел света,
       не узнан, не прощен и без ответа...
       до Господа - концом крыла.

       Нет, не летать - полет постыл ему,
       где стаи лун безжизненны и дики
       и берега скрываются во тьму.
       Огромных крыльев огненные блики
       раздвинут дуг Твоих надбровных тень,
       чтобы открылось вдруг, как ясный день,
       действительно ль он проклят, светлоликий!

x x x

       Тьмы ангелов на свет слетелись, Бога
       в сияньи ищут, учит каждый лучик
       челом здесь бить лучам светил могучих.
       А я, глагол Твой и Твоя подмога,
       их вижу: вспять они летят, их много -
       тех, кто найти Тебя не чает в тучах.

       Да Ты и сам был золотом пленен,
       и зазвала Тебя эпоха, спета
       молитвами из мрамора и света,
       и Ты явился ей, как Царь-Комета,
       челом сияющим на небосклон.

       А вспять летишь - и присный век сметен.

       Безмолвье уст Твоих во мглу одето,
       но мной дышал Ты и во тьме времен.

x x x

       В те времена он до небес дорос.
       О Микеланджело шла речь сейчас.
       И я читал: властитель глыб и масс,
       он был колосс,
       каким громада мира не указ.

       Еще вернется он, ведь он из тех,
       в конце эпохи кто с ней делит грех,
       считая ценности: итог таков!
       И вот всю тяжесть он берет веков,
       бросая в бездну духа своего.

       Печаль и радость знали до него.
       Но выразил он бытие в объеме,
       во всем его единстве кровном, кроме
       лишь одного: не покорился Бог.
       И оттого в любви его весомей,
       сильней и злей был ненависти ток.

x x x

       Итальянский побег, Господь, дерева Твоего
       уже отцвел.
       Как хотел он всего
       лишь пораньше плодами украсить ствол,
       но цвести устал и остался гол,
       и не даст уж плода иного.
       Но весну свою там Ты провел, Господь,
       там твой Сын одевает в плоть
       царствие Славы.
       Слева - Силы - и справа
       обратились к Младенцу - сиянию Слова,
       И с дарами текли к нему снова,
       и шли за ним,
       и хвалу свою, как херувим,
       пели всласть.

       Ароматная Власть,
       Он был Розою Роз,
       тем к себе дал припасть,
       кто без родины рос.

       Прошумел в маскарадах средь метаморфоз
       голосами эпохи, сумевшими с Ним совпасть.

x x x

       И было там любимо Древо
       Плода Бессмертного, там Дева,
       чей страх так трогательно строг,
       цвела из девственного чрева,
       распутав сто к Тебе дорог.

       Все приходило с ней в движенье,
       в ней Новый Век - Дитя - воскрес;
       Была царицею в служенье
       Мария - чудо из чудес.
       И в каждом благовесте звонком
       с ней - каждый дом; и вот, Жена,
       она была почти ребенком,
       но так в себя погружена,
       так им _Одним_ полна, что тыщам
       спастись хватило бы, и свет
       свидетельствовал: свет был нищим
       в сем Винограднике Побед.

x x x

       Но так же, как тяжесть плодов отшумевшего сада,
       колонны, руины, разрушенная аркада,
       и псалом без конца и склада
       гнетут, - она
       в часы иные ликом своим туманным,
       не разрешившись еще Вечно Желанным,
       к будущим крестным ранам
       обращена.

       Улегся вихрь, бесшумный и кромешный -
       а руки пусты.

       Увы ей, не родившей Свет Безгрешный.
       И ангелов чужой и безутешный
       сонм страшен был ей, как во тьме кусты.

x x x

       Такой писали Деву... Тот, чей гений
       у солнца взял влеченье, тот с тоской -
       глядел, как зрело в ней самозабвенней
       и чище всех, хотя в Страстях смиренней,
       всеобщее: и живописцем пеней
       он был всю жизнь, и плач водил рукой.

       Покровом был чудесным скорби алой
       на горестных губах, когда почти
       в улыбку обращалась боль, прости,
       что ангельским Семи Свечам нимало
       здесь не открылось, хоть века свети.

x x x

       Но несравненной ветвью в тишине
       Бог, дерево, созреет в той стране,
       где весть благую - летнюю - однажды
       услышат в шумных кронах, там, где каждый
       так одинок, как выпало и мне.

       Ведь одинокому открыт Господь,
       и многим одиноким не щепоть -
       а пригоршни. Лишь одиночке - горе.
       У каждого - свой Бог. Но станет вскоре
       понятно всем (и мне - в их хоре),
       что в бесконечном разговоре,
       наитьях, плаче, строгом споре,
       в явленном бытии-просторе
       _единый_ волен Бог волной.

       И вот последний гимн земной
       в пророке, в старце, в духовидце:
       Плодами Бог укоренится,
       крушите звонницы - молиться
       пристало в час, когда в пшенице
       безмолвие встает стеной.
       Плодами Бог укоренится.
       Тобой и мной.

x x x

       Не верю, что ничтожной смерти яд,
       пусть каждый день над нами торжествуя, -
       что он несет тщеты и тягот ад.

       Не верю, что он чем-нибудь чреват;
       есть время строить мне, еще живу я:
       роз долговечнее, кровь - вечный сад.

       Мой глубже смысл, чем наши игры в страх,
       где смерть сама себе чума и пир.
       Я - весь тот мир,
       где ей упасть во прах.

       ....Как в тех
       монахах - смерть глазеет из прорех;
       ушли, вернулись, напугали всех,
       кто впрямь боится их, друг с другом схожих,
       их двое, десять, сотни? без помех
       сухих, знакомых, вялых, желтых рук
       вблизи мы видим мертвенный развод -
       вот, вот:
       пустой рукав и никого вокруг.

x x x

       Как быть, когда умру я, Боже?
       Кувшин Твой (я разбит - и что же?)
       Твое вино (прокисло тоже?)
       Я смысл и дух Твой, всюду вхожий,
       как будешь без меня, Господь?

       Один, отрезанный ломоть,
       бездомный снова, как вначале.
       Ведь я - ремни твоих сандалий -
       спаду с Тебя, теряя плоть.

       Лишишься Ты святейших риз.
       Твой взгляд, ложившийся когда-то,
       устав, мне на щеку - крылатый
       за мной помчится, но к закату
       заполыхает мир по скату -
       и взгляд на камни рухнет, вниз.

       Как быть, Господь? Мне страшно, Святый!

x x x

       Сквозь сон - х_Р_устящей сажи - шепот,
       ты - г_Р_усть, нет, б_Р_ось, ты Русь печей.
       Не знанье, не веков ручей,
       Ты - _непонятный_, темный опыт,
       Из ночи в ночь - в ночи ночей.

       Ты - тот молящийся несмелый,
       кто всем вещам дал смысл и вес.
       Ты - звук псалма, Ты нотой целой
       звенишь, подхваченный капеллой,
       повторенный в басах небес.

       Ты сам себе как темный лес:

       Ведь Ты не из столпов высоких -
       над сонмом царственных свечей.
       И не из дам прекраснооких.
       Мужик заросший - ты исток их,
       из ночи в ночь - в ночи ночей.

x x x

       _Юному брату_:

       Вчера, дитя, ты хаосом убит:
       боясь, что жар растратится незряче -
       на радость духу? - нет, мой друг горячий,
       на чувственность... ведь ты из чувства сшит,
       жених - в душе, что вожделеет стыд.

       Страсть мучит, виды на тебя имея,
       и плечи голые в уме встают.
       В видениях, на лике что лился,
       горит румянец внешних смут.
       И змейки чувств, свиваясь в кольца, тлея,
       от звуков огненных немея,
       удара сердца, словно бубна, ждут.

       И вдруг - один ты, жалкий и убогий,
       и руки опускаются, а ноги
       не слушаются: чуда нет в любви...
       . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
       Но как в предместье темном слух о Боге,
       вдруг пронесется жар в твоей крови.

x x x

       _Юному брату_:

       Тогда молись, как учит тот, кто сам
       из хаоса вернулся чувств, и там,
       где были в церкви образы святые,
       мозаики дополнил золотые
       прекрасным образом, и меч в персты ей
       вложил, Воительнице, в помощь нам.

       Молись хоть так:
       "Ты - смысл глубинный мой,
       тебя, поверь, я не разочарую,
       в своей крови я вихрь и ветер чую,
       но знаю - создан из тоски немой.

       Так разыгралась надо мной гроза.
       Так жизнь строга в тени ее невзгод.
       Впервые я гляжу в твои глаза,
       ты - чувств восход.
       Ты - Дева, ты - чиста.

       Была и та, что, трепетней листа,
       меня влекла в осеннем одеянье.
       Но и с чужбин ты говоришь, Молчанье.
       И неспроста
       во все глаза гляжу на холм - в сиянье".

x x x

       Я славлю Господа молчаньем.
       Немые гимны я вздымал
       в час откровенный - незвучаньем:
       велик в очах Твоих, и - мал.
       Ты отличишь меня в темнотах
       от тех, что не встают с колен:
       форм, сбившихся в стада, и вот их
       пасу под вечер на высотах,
       язычников, бегущих в тлен.
       За ними я слежу, томлюсь,
       и слышу, как мосты запели,
       и в их топтаниях без цели -
       залог, что я еще вернусь.

x x x

       Как мне вместить Твой час, чреватый
       пространством? - этот час, когда Ты
       весь отдавался голосам.
       _Ничто_ - как гвозди в язвах, Святый.
       Творение Тебе - бальзам.

       Теперь _Ничто_ врачует нас.

       Нас выпили былые лета,
       избавив от горячки, - это
       _м_ы_ в шатком обмороке света
       пульс бездны чувствуем подчас.

       _Ничто_ - под нами. Ничего.
       Лежим, заткнув собою щели.
       А Ты растешь без всякой цели
       в тени от Лика Своего.

x x x

       Все те, кто простирает длани,
       минуя время - нищий град, -
       все, кто их тянет к тихой рани,
       в неизреченной глухомани,
       вдали дорог, в виду утрат, -
       Податель будничных деяний,
       Тебя, благовествуя, зрят:

       "Есть лишь молитва как основа,
       свята творящая рука;
       не сотворим себе иного,
       чем вымолим, что серп, что слово -
       смиренье набожное снова
       распустится из черенка.

       Как многолико время в раме
       веков шумящих. На века
       творили вечность мы веками;
       наш Бог - земля, Он всюду с нами,
       рубаха, борода, строка.

       Мы - жилы в камне, камни в храме,
       твердыня Господа крепка".

x x x

       Нам имя - свет, и каждый блик
       как пробела в огне.
       Что мне сказать? - главой поник,
       я увидал, пускай на миг,
       Твой темный Лик - (что нас воздвиг) -
       как в мире вес его велик,
       как темен он во мне.

       Из времени сформировав,
       в котором я взошел,
       Ты победил меня, поправ,
       и длится тьма Твоя, и прав
       Твой гнет, и не тяжел.

       Не знаешь Ты, кто я такой,
       я все темней, смысл нежный Твой
       лелеет жизнь мою.
       Но я в Твоем краю:
       Ты слышишь, как вхожу рукой
       я в бороду Твою.

x x x

       Вначале было слово: _Свет_:
       все началось. Слова - к разлуке.
       Второе: _Человек_. И в муке
       (о, как темны мы в этом звуке!)
       Твой Лик молчит себе в ответ.
       Не надо больше слов - их нет.

       Молюсь ночами: будь растущей

       из жестов - Немотой Немот,
       которую так дух проймет
       в видениях, что станет пуще
       молчанье ликов, скал и вод.

       И будь убежищем от злобы,
       защитой от духовных краж.
       Уж ночь в раю: так будь же страж...
       а что рожок Твой пел светло бы -
       все пустословие, все блажь.

x x x

       Ты входишь и выходишь... Глухо,
       бесшумно затворилась дверь.
       Ты - тише призрака и духа,
       что ходят по домам теперь.

       Так можно свыкнуться с Тобою,
       что не подымешь глаз от книг,
       где странной тенью голубою
       вновь занялся Твой чудный Лик.
       Но шепоту, и вслед - прибою
       дано дышать Тобой на миг.

       Так часто в мыслимом виденье
       дробится Твой вселенский шаг:
       оленей промельк Ты в томленье,
       а я - тот лес, где только мрак.

       Ты - колесо, а я - стремленье:
       темно вращенье средоточий,
       но - медленней всех спиц - одна
       вдруг моего достигнет дна,

       и возрастает ночь от ночи
       моих творений глубина.

x x x

       Ты - Глубина - растешь искусом:
       искать ли жемчуг, в небо ль течь
       собором, Ты - потворство вкусам,
       завистникам; но перед трусом
       Твоя, блаженна, молкнет речь.

       Ты - лес противоречий. Спать я
       Тебя укладывал, дитя;
       но все сбываются проклятья,
       народов судьбы тяготя.

       И первая из книг, и первый
       иконописный образ - Твой,
       в любви и скорби Ты, а нервы,
       а жилы на висках - пример вы,
       как правда вьется не из вервий,
       а плавится во лбах рудой.

       Пропал Ты в тысячах подобий,
       напрасны были жертвы все -
       пока в церковном хоре, в гробе
       священный ужас, цел в утробе,
       не встал с тобой, и как в ознобе,
       лик не облек во всей красе.

x x x

       Ты - Сокровенный: с запозданьем
       Тебя смыкает время в круг.
       Каким прекрасным оправданьем
       Ты был - творением, созданьем -
       в час по кресту простертых рук.

       Я рисовал пазы и щели,
       и слушал, как пустоты пели, -
       но вот мой замысел угас:
       как бы волчцы вонзились в глаз -
       смешались линии, овалы,
       и тут рука вошла в провалы
       неведомого, и - отселе -
       чистейшая из форм зажглась.

       И вновь не вижу - и молчу.
       Что труд свершен, вот луч - примета.
       Но, отводя глаза от света,
       еще, еще творить хочу.

x x x

       Таков мой труд дневной: над ним,
       как чаша - тень моя... такую,
       когда я (глина, но не дым!)
       пишу, молитвой ли толкую, -
       как Праздник я тогда ликую -
       воскресный Иерусалим.

       Я - Господа премудрый град,
       тысячеуст, во мне - начала
       Давидовы: псалтирь звучала
       в груди и в сумрак излучала
       звезда мне чудный аромат.

       Все улицы ведут к восходу,
       и если я далек народу,
       то перерос его тщету.
       Внимаю всем во мне идущим,
       и одиночеством растущим
       за утром утро обрету.

x x x

       Неосажденные твердыни,
       неужто враг вам никогда
       не снился? Если бы отныне
       он осадил вас на года.

       Пока до голода, до страха
       не доведет вас, паче зол:
       вкруг ваших стен, золы и праха, -
       пейзаж ли духа он, иль плаха, -
       доймет того, к кому пришел.

       Смотрите с крыш: он здесь и всюду,
       не слаб, не потерял лица,
       потворствовать не будет чуду,
       не шлет к измученному люду
       парламентера и гонца.

       Он - стенобит, в камней он груду
       разносит крепости глупца.


x x x

       На миг забыв о себе самом,
       во облацех я витал.
       Бог - рифма там, где я - псалом,
       и слух мой не устал.

       Я снова здесь, и прост и нем.
       Недвижен голос мой.
       К молитве - лучшую не вем -
       опять склонюсь, немой.
       Я вихрем в дверь иных из нас
       стучался дотемна.
       Я был средь ангелов сей час,
       где свет, струясь в _Ничто_, угас -
       темна, бо, Глубина.

       Так ангелы дыханьем уст
       летят с Господних крон;
       и пуст, как бы осенний куст,
       Господь, - и все как сон.
       Ведь больше веровали в свет,
       чем в Бога черный вал,
       и Люцифер стал им сосед,
       когда сюда бежал.

       Князь света, о, ему светло,
       _Ничто_ чадит ему,
       и вот горит его чело,
       себя сжигая всем назло,
       вымаливая тьму.
       Эпох и сроков дневный бог -
       он их от сна воздвиг,
       они летят к нему под бок,
       в смех - Люцифер, и в крик -
       так он от боли изнемог -
       вот счастья властный лик.

       А время - облетевший бук,
       где край листа померк,
       блестящих риз шуршащий звук,
       когда их Бог отверг,
       устав витать - он канул в мрак,
       и так уж повелось,
       что время не найдет никак
       того, кто в суть вещей, Всеблаг,
       врос до корней волос.

x x x

       Тебя деянье возвестит
       и свет перстов земной...
       а смысл немного погостит
       и рвется в мир иной.

       Ведь смысл, он - размышлений плод,
       лишь краешек надкусит тот,
       кто мыслит до конца.
       Но - чудный дар Ты, Твой приход
       настигнет беглеца.

       Ты вновь безмолвием речист,
       не все ль равно - где Ты.
       Все записал Евангелист,
       забыв, что пуст простор и чист,
       но в нем - Твои черты.

       Все крепче я в пути моем,
       все тверже тропы тьмы.
       А коль друг друга не поймем -
       кто друг для друга мы?

x x x

       Как в рубище в предсмертной тишине
       царь к постригу готов, отъят от власти -
       так жизнь моя грозит всегда упасть, и
       земель, подвластных мне, сбираю части,
       во тьме глубин храня их от напасти:
       боль чувств, как царь, повелевает мне.

       За них, разрозненных, молиться б: слезно
       сверх всякой меры строить так, чтоб грозно
       было б: _величие_ и _красота_, -
       ведь никогда в себе не поздно
       исповеданья дух серьезный
       воздвигнуть: купол сине-звездный
       с незримым золотом креста.

       Ведь эти храмы не иное,
       как псалмопения канон,
       звук утешения, чудное,
       почти спасенное земное -
       пред слух царей и юных жен.

x x x

       И Бог велит писать мне прямо:

       "Царь должен быть гроза и зов.
       Так ангел лют в глазах упрямой
       возлюбленной - дугой и рамой
       моста - в историю веков".

       И образа писать - с любовью:

       "Как ни прискорбен ход веков,
       кладу на чаши сих весов я -
       бессонных жен у изголовья,
       смерть, искупающую кровью,
       и городов тщету бесовью,
       и всех царей, и всех шутов".

       И Бог велит мне верить, ибо:

       "Я - царь времен. И я - ничей.
       Свидетель твой, я нем, как рыба,
       друг одиночеств и вещей.
       Я - око, бровь, дуга изгиба..."

       И сквозь меня глядит он, либо
       из ночи в ночь - в ночи ночей.

x x x

       Так, не один из богословов
       во тьму имен был погружен.
       Ты - пробужденье юных жен,
       Ты - битва, серебро покровов,
       где юношества цвет сражен.

       В Твоих аркадах, галереях
       певцы сходились всех, земель,
       и пировали в эмпиреях
       искусство, чувство, боль и хмель.

       Ты - час заката, свет вечерний,
       что всех поэтов примирит;
       на их устах Ты - беспримерней:
       шагнув к звезде сквозь морок терний,
       Тебе поэт свой блеск дарит.

       Тебя несут псалтирионы
       на крыльях сущей немоты.
       И древний вихрь, во тьму влюбленный,
       любой тоске овеществленной
       придаст величия черты.

x x x

       Пиитами рассыпан тут
       (как вихрь прошел по ним, заикам!),
       Ты будешь собран мной - в великом
       волненьи Ты возьмешь сосуд.

       Я шел сквозь тот порыв высокий,
       что гнал Ты, сам же бывши им.
       Все, что найду, отдам в свой срок, и
       скажу: слепому, Сильноокий,
       Ты в виде кружки нужен, в склоке
       припрятал сброд Тебя, храним
       Тобой, Ты смыслом был в уроке
       для мальчика, и им одним.

       Гляди, как я неутомим.

       Я - пастырь форм, и наудачу
       иду, незрим, рукам вослед
       (уйми свидетелей побед,
       чужие взгляды - время трачу!).
       Тебя свершить - решить задачу:
       чтоб Ты меня свершил в ответ.

x x x

       Солнце в соборе - так горят
       нечасто духом старцы, жены,
       когда, одним лучом зажженный,
       расправив крылья, отраженный,
       играет свет у Царских Врат.

       Полуколонн тенистый бор,
       где не стена - стоят иконы:
       в молчанье серебра вкрапленный,
       вступает самоцветов хор,
       и вдруг, огнем обдав короны,
       молчит чудней, чем до сих пор.

       И - Северная ночь - бледна,
       лучистый пряча лик,
       голубоокая Жена:
       Роса, Привратница, она -
       Рассвет Твой и Твоя Весна,
       Невянущий Цветник.

       И Сына в куполе чертог,
       восполнивший объем.

       Благоволишь ли Трону, Бог? -
       мой трепет бьется в нем.

x x x

       Паломник, я сюда вступал...
       сколь мукой сведено
       чело, где Твой горит опал.
       Зажги Семь Свеч, и все равно,
       куда бы свет их ни попал,
       темнее Лик, слился овал
       в родимое пятно.

       Я с нищими был - нищ и наг,
       темно дрожали рты,
       от их поклонов шел сквозняк,
       о, этот ветер - Ты.

       Как бородатый Иоаким,
       был ветх мужик и тих,
       и мгла повелевала им,
       и теми, кто стоял за ним, -
       Ты стал так трогательно зрим,
       без слов явившийся засим,
       во всех: и в нем, и в них.

       И век их - в них и в нем,
       где нет Тебе забвенья ввек:
       то вверх, не подымая век,
       швырнут Тебя, и время - в бег,
       то вновь о землю лбом.

x x x

       Виноградник оградив Твой, Боже,
       не сомкнув на час очей,
       я - сторожка, но и сторож тоже,
       ночь я, Господи, Твоих ночей.

       Ива, нива, старый сад обильный,
       пусть весну им не затмить трудом,
       и смоковница, гранит могильный
       отверзающа плодом:

       веют ветви ароматом блага.
       Но не скажешь: сторож, отзовись!
       Мимо губ, непогубимой влагой,
       глубь Твоя бежит по жилам ввысь.

x x x

       С каждым Бог говорит, прежде чем сотворит,
       а из тьмы выводя, где-то рядом молчит.
       Но эти слова, прежде слова "будь!",
       эти ненастные смыслы - суть:

       "Выйдя из замысла, ты ступай
       до пределов стремленья, тоски за край:
       одеянье мне дай!

       Пламенем стой за вещами, сгорай,
       чтобы ширилась тень всякой сущности: знай -
       я в тени их, незрим, обнаружусь...

       Все случится с тобой: совершенство и ужас.
       Нужно только идти: а чувства - все тут они.
       Помни: со мною не разлучайся.
       Близок тот край -
       что жизнью зовут они.

       Узнаешь, откуда ни
       будь грозный час, а ты не отчайся...
       Руку мне дай!"

x x x

       Я был среди ветхих старцев, сказителей
       и богомазов,
       творивших историю, в рунах знаменующих
       Славу Твою.
       Я видел Тебя в бурунах, и в шквалах, и в рощах
       вязов,
       бушующих христианства на самом краю,
       в потемневших перунах.

       Расскажу о Тебе, распишу Тебя, буде возможно,
       не золотом и голубцом - дубильным чернилом
       из луба,
       не пришьешь Тебя нитью жемчужной: бисер
       для Господа - грубо,
       только тем, что Ты есть, превосходишь себя же
       Ты, убо:
       в силах чувственных зыблется образ Твой -
       смутный и ложный.

       Но в самом себе Ты различимей в Тебе имена
       всем давая,
       и царей назову, и князей, _есть откуда пошла_
       роковая
       их судьба, и свершенья, и битвы - на полях,
       молитвенной клятвой.

       Ты - земля их. Века прошумевшие - лето и сад
       Твой.
       Отдаляясь от них, только тем и приблизиться
       чаешь, -
       разве сеять научат? - а только Ты их омрачаешь,
       ныне жатва подобна Твоей, но едва замечаешь,
       как ступают жнецы по Тебе, утомленные жатвой.

x x x

       Ты - темное дно, Ты смиренное стен основанье,
       позволишь - и час еще будут стоять города
       в ожиданье,
       и два часа монастырям дай, часовенкам
       уединенным,
       и пять - неустанным в усердиях праведникам
       спасенным,
       и семь - землепашцам, чей труд - и Твое
       упованье.

       Прежде, чем вновь станешь лесом и озером,
       зарослей тьмой непролазной,
       когда обнаружится сей неизведанный страх,
       и образ Твой, с сущностью несообразный,
       одолженный, взыщешь, отрясши прах.

       Дай мне еще надышаться: как никто до сих пор,
       хочу вещи земные любить я,
       чтобы стали достойны просторов Твоих.
       Семь только дней дай, Семь дней челобитья,
       Семь страниц одиночества и наитья,
       и откроется стих.

       Кому Ты дашь Книгу, что все вместит,
       тот да склонится навеки пером над листами.
       Он - в Твоей руце, Господи. Господи,
       пишешь Ты, словно пиит,
       его перстами.

x x x

       Очнувшись, я, дитя опять,
       оставил страх ночной,
       не спать, но доверять, не спать,
       но видеть - Ты со мной.
       Мысль, где ты? - лишь произнеси -
       все - даль, все - глубь, все - звук:
       лишь Ты - еси - еси - еси,
       и век трепещет вкруг.

       И мой одновременен век:
       дитя я, отрок, муж.
       Неисчерпаем круг, чей бег -
       неповторимость душ.

       Спаси меня, Господи Сил,
       все тише Ты меня носил,
       с Тобой - как за стеною;
       впервые прост мне каждый миг,
       во тьму же рук ложась как Лик
       святой - пребыть со мною.

x x x

       Что не было меня мгновенье
       назад - Ты знал? Ты молвишь: был.
       Так, победивши нетерпенье,
       глядишь, я б вечности добыл.

       Ведь я не сон, где сон мне снится.
       А что к пределу устремится -
       всего лишь день, всего лишь звук:
       и мимо рук Господних дружно
       к свободе внешней и ненужной
       они падут в тщете потуг.

       Лишь тьма Тебе верна одна.
       Звезда миров горит пустая...
       История - игра простая
       камней бесчувственных и дна.
       И есть ли здесь каменотес?
       Громады требует громада,
       ей ничего от нас не надо...

       Нет, не тесал Ты этих масс...

x x x

       Как буйно свет в Твоей вершине может
       шуметь, в ничто предметы обращая,
       но обретут Тебя, лишь день сгорит.
       И сумерки, как некий свод, возложат
       тысячи рук на всех, как бы прощая,
       и тысячам чужбина смысл дарит.

       Твои влюбленности, порывы, жесты,
       мир - тем и держится - в глубинах чует.
       Воруешь землю у земных небес Ты -
       пусть у тебя за пазухой ночует.

       Тем Ты и держишься, над ней дыша.
       Как звать тебя, узнавшая душа,
       но не узнавшая, Кто рядом жил,

       от рук Твоих, воздетых, словно скалы,
       чтоб чувствам дать закон, - узрит начало
       Твоих, как темный лик, безмолвных Сил.

x x x

       Охотно милость Ты являешь нам -
       ветхие жесты во всегдашней славе.
       Сумевший же вместе ладони свести
       так, что там
       толика тьмы трепещет - он тогда
       вдруг ощущает: там Господь, и въяве! -
       и от стыда он
       прячет лик в горсти:
       се - храм.

       То падает на камни, то встает он,
       как, впрочем, и другие в этот час,
       не убаюкать Господа - измотан,
       кто предал здесь не спящего за нас.

       Но ощутивший Бога в сердцевине,
       не горд, но в страхе за Тебя, и вот -
       бежит явленного там, на чужбине.

       Ты - для скитающихся ныне
       в пустыне - манна и исход.

x x x

       Только час у дневного предела,
       и готова земля ко всему.
       Что, душа, сей ты час восхотела:
       степью стань и беги во тьму.
       Степь широкая, древняя, юная,
       где курганы - растущей стеной,
       когда ночь разыграется лунная
       над забытой Богом страной.
       Не мельчи же, молчанье, - начало
       всех вещей (их детство святое,
       так они тебя слушать хотят).
       Степью стань, степью стань, степью стань, и -
       Старец-ночь над тобой, коих мало
       различаю я, словно в тумане:
       величайшею слепотою
       в чуткий дом твой приходит взгляд.

       Так и Старец мыслит не вчуже,
       не помимо меня, не сквозь,
       и сторожка, и степь - не снаружи,
       все с таинственным небом сошлось.
       Лишь псалмы с их мятущимся духом,
       тихий, он никогда не поет:
       он питается чувственным слухом -
       век и ветер из слуха пьет:
       слуха безумных духом.

x x x

       И все же: каждый псалом
       в себе сохранил я, ни сном,
       ни духом Ему не явиши.

       Молчит Он в иконной нише,
       дрожит борода, светит ум, но
       поет - и в напевах Он - Бог.
       И вновь у Его я ног:

       Псалмы, словно вихрь многошумный
       текут в Него - ввек и в срок.


КНИГА ВТОРАЯ
       О ПУТИ НА БОГОМОЛЬЕ
       1901

x x x

       Пусть буря с каждым часом злей -
       ты знаешь этот гнев.
       Все в мире - бегство. Вдоль аллей
       продлится бег дерев.
       Ты знаешь: Тот, Кто гонит в ночь
       деревья за окном, -
       Он тот же самый, Он точь-в-точь,
       Он - тот, к Кому идем.

       Недели лета сладко спят,
       им снится то да се;
       ты знаешь: все падет назад
       в Того, Кто создал все.
       Ты думал суть познать сполна,
       сорвав живую гроздь,
       но вновь она таинственна,
       и вновь ты только гость.

       Ты подыскал себе жилье:
       все лето словно дом,
       но сердце замерло твое, -
       а жить ты должен в нем.
       Отшельничество настает -
       молчат с тобою дни;
       весь мир тревог, весь мир забот,
       как лес - листву, стряхни!

       Сквозь ветви брезжит новый путь
       и небо - твой приют!
       И будь землей, и песней будь,
       и краем, где поют.
       Тебе, как вещи, будет честь -
       и ты созреешь в срок,
       чтоб Тот, о Ком благая весть,
       тебя, узнав, привлек.

x x x

       Я вновь молюсь, Благословенный, -
       Ты вновь внимаешь на ветру.
       В моей пучине сокровенной
       слова для песни соберу.

       Был распылен, разбит, рассеян
       на сотню спорщиков мой пыл.
       Я каждым смехом был осмеян
       и каждой жаждой выпит был.

       Я собирал себя на свалке
       у покосившихся лачуг,
       мои находки были жалки -
       обрывки губ, обрубки рук.
       Казалось мне: еще немного,
       но Ты, Предвечный, был вдали,
       и пару глаз - увидеть Бога -
       еще не поднял я с земли.

       Я был тогда - сгоревший дом,
       где лишь убийца заночует,
       пока добычу не почует,
       спеша на свет в окне чужом.
       Я был, как город, зачумлен,
       где замерли слова и звуки
       и смерть проходит за кордон,
       ложась, как труп, ребенку в руки.

       Я был собою поражен,
       как будто я - не я, а он
       (о мама, сколько горькой муки
       из-за него
       с тех пор, как сердце в робком стуке
       забилось возле твоего).

       Но я теперь уже не тот:
       из груды моего позора
       возникну заново - и скоро
       найдется Разум - тот, который
       за вещь _одну_ меня сочтет.
       Найдется сердце и терпенье
       (скорей бы этот миг настал).
       О Боже! Я пересчитал
       себя - потрать по усмотренью!

x x x

       Я тот же самый, тот же самый,
       всегда коленопреклонен;
       я служка Твой, монах упрямый
       до истечения времен.
       Я голос в келье (был бы резче
       не заглушаемый стеной),
       а Ты на все земные вещи
       находишь медленной волной.

       И нет иного. Из песка
       со дна морей возникнут страны,
       молчанье выйдет из тумана -
       молчанье ангельского стана,
       молчанье каждого смычка, -
       но льнут все вещи непрестанно
       к Тому, о Ком молчим пока.

       О Господи, реши задачу:
       Ты все объял, я весь продрог,
       но может быть совсем иначе? -
       Я - целый свет, когда я плачу,
       а Ты, внимая, одинок?

       Есть у меня на свете друг?
       Быть может, он твердит иное?

       На свете буря? - Надо мною! -
       Мои леса шумят вокруг!

       Быть может, песня есть другая
       и только ей Ты внемлешь днесь,
       мой голос робкий забывая?
       О Господи, я весь, я здесь!

       Я вопрошаю виновато
       о том, _что_ значит мой удел.
       Я после каждого заката -
       изранен и осиротел.
       Я ночью гол и пуст, как паперть;
       до самой утренней зари
       я изгнан всеми, в вещи заперт,
       как в страшные монастыри.
       Тогда я страстно призываю
       Тебя, сосед любой беды,
       Тебя, тоска моя без края, -
       о Господи, возьми бразды!
       О Господи, Ты шлешь во гневе
       ночами к нам не сон, а стон -
       дитяти, старцу, бледной деве -
       и каждый как приговорен:
       раздастся гулкий бой часов,
       со всех сторон обступят вещи,
       пространство, сузясь, стиснет клещи,
       и жизнь, как руки, затрепещет
       и в лес помчит, как свора псов.
       Минувшее уйдет вперед,
       а в будущее лягут трупы;
       тяжелым стуком у ворот -
       как будто смерть сама грядет -
       в Тебя колотят, словно в ступу
       (проспал петух, уснул восход)...
       О Господи, вся ночь - как дом:
       повсюду лестницы, ступени,
       на переходах стынут тени,
       и не уйти, и ждешь в смятенье,
       когда забрезжит за окном.

       И такова _любая_ ночь,
       и так идут они, точь-в-точь,
       проснувшиеся, как слепые, -
       повсюду лестницы крутые, -
       во тьму вступая.
       Молитвы в них живут глухие -
       и боль тупая.
       Но скорбный путь сквозь ночь лишь только
       начат.
       Ты должен слышать плач - они ведь плачут.
       Ищу Тебя затем, что каждый миг
       они проходят мимо. Вижу их.
       Кого ж искать иначе? Кто велик?
       Кто ночь своею теменью затмит?
       Единственный, кто без лампады бдит,
       не ощущая страха. Он темней,
       глубокий, чем я мог бы объяснить.
       Деревьями растет Он меж камней
       и, может быть,
       Он - аромат, струящийся ко мне
       из-под земли.

x x x

       Предвечный, Ты открылся мне теперь.
       Люблю Тебя, как будто мной рожден.
       Люблю, как будто Ты - мой старший сын,
       покинувший меня, взойдя на трон,
       где у подножья мир - как миг один.
       А я остался здесь - седой старик,
       не понимая больше ничего,
       не разумея тех вещей язык,
       которым отдал сына своего.
       Дрожу, мой Сын, - зайдет Твоя звезда,
       Твою судьбу развозят корабли;
       вернись ко мне, вернись скорей сюда
       со всех концов, со всех морей земли.
       Во времени трепещущий, как лист,
       порой дрожу от страха: Ты убит.
       Но вот приходит весть: евангелист
       о вечности Твоей везде трубит.

       Пусть я отец - Ты, Сыне, перегнал:
       стал, чем я был, и, чем я не был, стал,
       и то, чего не смел я, воплотил.
       Ты - будущее, Ты девятый вал,
       утроба, возвращение; финал...

x x x

       Не богохульство слышится в мольбе:
       как будто в старых книгах я прочел,
       что мы с Тобой срослись - как ветвь и ствол.

       Люблю Тебя. Хочу служить Тебе.

       Отцов не любят. Сын всегда суров,
       когда, как Ты, покинув отчий кров,
       от старца твердой поступью уйдет.
       Напутствие отцовское кладет
       Он в книгу, не раскрыв ее в пути.
       Спешит уйти, водой спешит излиться
       из сердца, где тоска по нем теснится.
       Отец - в минувшем, он уже не здесь,
       он весь ушел в былые времена:
       смешные жесты, старческая спесь,
       трясущиеся руки, седина...
       И будь он хоть героем в давний год,
       он только лист, и ветвь его стряхнет.

x x x

       Его забота - хуже страшных снов,
       и нежный голос - камня тяжелей.
       Как можем мы постигнуть смысл речей,
       не разбирая половины слов?
       Великий театр наполовину пуст;
       меж Ним и нами шум провел черту:
       мы видим только очерк Божьих уст,
       слова и слоги тают на лету.
       Его найти не можем мы нигде,
       хотя любовь, как слезы, бьет из глаз;
       и только смерть приняв на той звезде,
       где жили мы, - откроем: жил средь нас.

       Ты Отче наш. Но разве должен так
       я обратиться?
       То означало б - отступиться.
       Ты Сын мой. Страшно ошибиться,
       но Сына я признаю в тот же миг:
       пусть постарел Он, пусть седой старик.

x x x

       Глаза мне выжги - я Тебя узрю.
       Расплющь мне уши - я Тебя услышу.
       Без ног пойду к небесному царю.
       Лишившись рта, взывать не стану тише.
       Сломай мне руки - обовью
       восторгом сердца, как руками,
       а сердце Ты мое останови -
       забьется мозг, и если бросишь пламя
       мне в мозг - я понесу Тебя в крови.

x x x

       Моя душа теперь - Твоя жена.
       В чужом краю живет она, как Руфь,
       и целый день Твои колосья жнет -
       служанка, и служанкам придана.

       Но к ночи наряжается она,
       и вот, когда наступит тишина, -
       умыта, хороша, умащена
       (уснули все), - она к Тебе придет.

       И если ночью Ты проснешься вдруг
       и спросишь: Кто? - В ответ: служанка Руфь.
       Покрой крылом свою служанку Руфь.
       Твоя по праву...

       И спит моя душа не у подруг -
       у ног Твоих, теплом Твоим пьяна.
       Она как Руфь. Она Твоя жена.

x x x

       Твое по праву.
       Сыновья приходят,
       ведь отцы уходят,
       и, сын, цветешь -
       твое по праву:

x x x

       И Ты возьмешь
       цветущий сад былого и красу
       распавшихся небес.
       Росу из тысяч суток,
       посланье света - сплошь из милых шуток.
       весенний караван веселых уток
       и лето на поляне и в лесу.
       Возьмешь Ты осень, пышною завесой
       лежащую на памяти поэта,
       и зиму, выходящую из леса
       сироткою задолго до рассвета.
       Венецию возьмешь, Казань и Рим,
       собор пизанский сделаешь своим,
       Флоренцию, и Лавру, и Сибирь,
       и спрятанный под землю монастырь
       под Киевом, цветущим и зеленым,
       возьмешь Москву с первопрестольным звоном,
       и звукам всем - фанфарам, скрипкам, стонам -
       твоими быть, и песням, устремленным
       к тебе, о Боже, вспыхнуть, как алмаз.
       Лишь для Тебя поэты каждый час,
       перебирая темные виденья,
       картины ищут, образы, сравненья,
       хоть брызжет одиночество из глаз...
       И живописцы на старинный лад
       непреходящим мир запечатлят,
       который преходящим создал Ты:
       все станет вечным. Женские черты
       так в Моне Лизе встарь воплощены,
       что новый век не ждет иной жены,
       единственную - эту - возлюбя.
       Творящий дорастает до Тебя:
       он хочет вечность. Камню перед Ним
       велит быть вечным. - Значит, быть Твоим!

       Идут к Тебе - пускай путем кружным -
       и любящие. Вечность им не в пору,
       но поцелуи разомкнут затворы
       безликих уст, не ведавших улыбки...
       Они прославят страсть - и без ошибки
       страданье распознают: сколько муки
       в счастливом смехе, словно в час разлуки
       тоска, очнувшись, простирает руки
       и плачет, плачет на чужой груди...
       Они умрут, испив свою отраву,
       так ничего понять и не сумеют,
       но, может, на земле детей оставят. -
       И в них та жизнь листвой зазеленеет,
       и станет та любовь Твоей по праву,
       которую сейчас, слепые, славят.

       Так вещи ливнем хлынули к Тебе.
       Спешит, переливаясь постоянно,
       текущая вода за край фонтана,
       как пряди, растрепавшись поневоле, -
       так переполнятся Твои юдоли,
       когда вослед вещам прольется мысль.

x x x

       Среди Твоих рабов - я самый робкий,
       я в мир гляжу из узкого окна
       и понимаю только неторопкий
       закон вещей, а жизнь людей темна.

       Но дерзостью моей не посчитай
       и гневным светом из очей не брызни,
       когда, переступая через край,
       скажу: мы все ведем чужие жизни.
       Случайны судьбы, лица, дни, заботы,
       сомненья, страхи, мелкие щедроты,
       все перепутано, подменено -
       мы только маски, лиц нам не дано.

       Я думаю, сокровища лежат
       на кладбищах, где жизни без отрады
       таят никем не найденные клады -
       доспехи, и короны, и наряды -
       никто не надевает свой наряд, -
       подняться бы, заговорить им надо, -
       но не восстанут, не заговорят.

       И вечером, когда в груди теснится
       мечта уйти неведомо куда,
       я знаю: все пути ведут туда,
       где мертвое сокровище таится.
       Там нет деревьев, местность там ровна,
       и лишь одна высокая стена
       окружит это место, как темницу;
       но вся она - тяжелые ворота,
       ряды решеток без числа и счета, -
       но вся она людьми возведена.

x x x

       И все-таки, хоть наша жизнь течет
       тесна и ненавистна нам самим,
       есть чудо - мы его не объясним,
       но чувствуем: _любая жизнь живет_.

       Живет, но кто? Не вещи ли живут
       несыгранной мелодией минут,
       как в тело арфы, втиснуты в закат?
       Не ветры ли, что над рекой шумят?

       Деревья ли в своей осенней дрожи?
       Одни цветы, а может, травы тоже?
       Живет, быть может, тихо старясь, сад?
       Иль птицы, что загадочно летят,
       иль звери, что бегут? Живет, но кто же?

       А может быть, Ты Сам живешь, о Боже?

x x x

       Ты, старец, держишь не державу,
       а молот в жилистой руке.
       Ты сам, кузнец, - глухой и ржавый,
       как корка жара на бруске.
       Ты песня лет, Ты Боже правый,
       Ты трудишься невдалеке.

       Воскресный отдых позабыт.
       Неважно, купят иль не купят, -
       кузнец умрет, но не отступит,
       покуда меч не заблестит.
       Когда, на фабрике и в штольне
       закончив труд, вздохнем привольней, -
       услышим: с каждой колокольни
       над нами молот Твой стучит.

       Ты не желаешь на попятный -
       умелец, мастер всей земли,
       Тот незнакомый, непонятный,
       о Ком то сбивчиво, то внятно
       по свету слухи поползли.

x x x

       Ползут за слухами сомненья:
       мол, бытие Твое притворно.
       Увы! мечтатели упорно
       не верят внутреннему зренью. -
       Им нужно светопреставленье,
       иначе верить не хотят.

       И Ты от них отводишь взгляд.
       Горы свернуть было б делом несложным
       в знак Твоей правоты.
       Но безразличен Ты
       к безбожным.

       Ты не станешь тягаться с заблудшим
       на весах суеты.
       Ведь безразличен Ты
       и к лучшим.

       К выспрашивающим безразличен Ты.
       Свои черты
       откроешь вынашивающим.

x x x

       Вопрошают Тебя - искушают Тебя.
       А тот, кто находит, - сводит Тебя
       к цвету и жесту.

       Я же Тебя объемлю,
       как землю, - в горсти.
       В мою землю -
       растет она! -
       врасти!

       Я не хочу от Тебя никаких
       чудес. Чудеса просты.
       Я знаю, что миг,
       знаю, что век -
       это не Ты.

       Той суеты не жаль.
       Знаю: грядет закон.
       С каждым столетьем он
       явственней нам.

x x x

       Уронишь что-нибудь - и вот
       вещица легкая с балкона
       летит, подвластная закону,
       влияющему неуклонно
       на каждый камень и корону,
       летит - и в центр земли падет.

       Любая вещь одарена
       стремленьем к долгому полету -
       любой цветок, любая нота,
       любой малыш во время сна.
       Лишь мы - во власти притязаний -
       бежим из строгих сочетаний,
       свободы алчем, пустоты.
       А надо бы в густом тумане
       подняться тихо, как персты.
       А надо бы, ища друг друга,
       войти в глухую колею;
       а кто не вынесет испуга -
       он тотчас выпадет из круга
       и проклянет судьбу свою.

       У вещи надо поучиться
       и, как дитя, не знать забот;
       кто к Богу в сердце постучится,
       от Бога больше не уйдет.
       Что может ровная тропа дать?
       Повсюду - тяжести печать.
       Нам надо научиться _падать_,
       тогда научимся летать.

       (И ангелы ведь не летят.
       И серафимы тяжелы.
       Кольцо тесней вкруг Бога сдвинув, -
       руины птиц, ряды пингвинов, -
       сидят они, полны забот...)

x x x

       Печали хочешь. Опустили
       мы лица. Ты - на дне пруда.
       Вот так мечтатели грустили,
       лишась покоя навсегда.
       Вот так крестьяне возле трупа
       над мертвым сыном слезы льют,
       и суть, как свечка, брезжит скупо:
       великое владычит тут.

       Кто в первый раз Тебя узнал,
       тому мешает шум и свет. -
       К земле пригнувшись, ищет след
       и сразу до смерти устал.
       Лишь позже, через много лет,
       он приближается к природе;
       запомнив тысячи примет,
       он зрит Тебя на небосводе,
       и на привале, и в походе,
       но это - след, Тебя там нет.

       Ты от него невдалеке,
       Твои шаги он слышит: гулко.
       Ты так чудесен, как прогулка
       на тихой лодке по реке.
       Но скоро берега не станет -
       лишь небо грозное настанет,
       лишь чащи спящие встают.
       И деревушки промелькнут,
       растаяв, как заря Господня,
       и как Вчера, и как Сегодня,
       и как все то, что видим тут.
       Но будут на пути всегда
       вставать большие города
       и плыть навстречу вереницей
       на крыльях спущенных, как птицы.

       Но где ни города, ни веси,
       туда и ты свой путь держи.
       Ты слышал кое-что о лесе,
       и здесь ты лодку привяжи.
       Здесь ждут тебя лихие кони -
       живые, быстрые, как ртуть, -
       и, как спасаясь от погони,
       отыщут сами верный путь.

x x x

       Последний дом деревни станет так,
       как будто он - последний дом земли.

       Дорога потеряется вдали,
       ныряя то за горку, то в овраг.

       Дорога - только мостик через тьму,
       и страшно в полночь выйти одному:
       две дали подступили с двух сторон.

       И кто уходит все-таки - тому
       идти всю ночь, а может, умер он.

x x x

       Но вечером вдруг встанет кто-нибудь,
       уйдет из дома, и пойдет, пойдет, -
       ведь где-то на востоке церковь ждет.

       Его проводят, как в последний путь. -

       А вот другой: привычного жилья
       не покидал, далеко не ходил.

       Уйдут искать по свету сыновья
       ту церковь, про которую забыл.

x x x

       Безумье - это сторож,
       ведь не спит.
       Смеясь, встает над нами каждый час,
       и ночь в названья новые рядит,
       и примеряет: десять, восемь, раз...

       С дрожащим медиатором в руке,
       в рожок трубит, но звука нет в рожке,
       и песенку, сводящую с ума,
       заносит в одинокие дома.

       Оно покой детей не бередит:
       пусть спят они - безумие не спит;
       и псы, с цепи сорвавшись в эту ночь,
       то носятся, то замертво лежат -
       дрожат, когда оно уходит прочь,
       боятся, что воротится назад.

x x x

       О Господи, Ты помнишь тех святых?

       Казалось им: и в самой тихой келье
       гремучий грохот мира не затих.
       Они перебирались в подземелье.

       Зарытые в пещере земляной,
       почти не зная воздуха и света,
       они забыли внешний облик свой,
       и возраста утратили приметы,
       и жили, словно умерли давно.

       Читали редко - книжный слог завял,
       таился лютый холод в каждой книге;
       как с тощих плеч спадали прочь вериги,
       так смысл со слова каждого спадал.
       Ни с кем не говорили много лет.
       Встревоженные близкими шагами,
       завешивали очи волосами.
       Никто не знал, не умер ли сосед,
       молитву совершая.
       Иногда
       все вместе собирались в круглой зале,
       где тусклые светильники мерцали,
       пред алтарем, в мучительной печали,
       как в ожиданье Страшного Суда;
       лишь бороды струились и шуршали.

       Жизнь на тысячелетья счет вела,
       окутав ночь и свет одною тьмою.
       Захваченные черною волною,
       вернулись в лоно матери тела.
       Зародыши в пещерах без числа
       раздувшихся голов поднять не смели,
       сидели скрючась, сутками не ели,
       как будто их питала эта мгла.

       Паломники приходят в наши дни
       припасть к пещерам этим жадным взглядом:
       три долгих века здесь лежат они,
       а их тела не тронуты распадом.
       Как ржавый свет, сияет впереди
       сплошная тьма - и видишь очертанья
       безжизненных фигур под грубой тканью,
       и руки мертвых - как велит Писанье -
       покоятся, как горы, на груди.

       Великий полководец воспаренья,
       зачем Ты останавливаешь тленье?
       Быть может, Ты забыл их, потому
       что сами опустились в эту тьму?
       Неужто так и надо: в укоризне
       от жизни отказаться, умереть,
       и только трупам в их великой жизни
       смерть времени дано преодолеть?

       Зачем их не отдашь небытию?
       И кто они? - Нетленные сосуды,
       отставленные в сторону, покуда
       в них кровь не пожелаешь влить Свою?

x x x

       Ты - будущее, Ты - живая твердь,
       над вечностью возникший небосклон.
       Ты - петушиный крик в ночи времен,
       Ты - мать, Ты - чужестранец, Ты - закон,
       зарница, и заутреня, и смерть.

       Ты - превращений тайная стезя,
       идущая высоко над судьбой;
       дремучий лес, мы встали пред Тобой,
       ни с чем другим сравнить Тебя нельзя.

       Ты - внутренняя истина, Ты - суть,
       оставшаяся в тайне, в глубине:
       землей Тебя считают на челне,
       но с берега Ты - челн, плывущий в путь.

x x x

       Ты на крови, обитель, вырастала.
       Ты тридцать два собора насчитала
       и пятьдесят из нежного опала
       и янтаря воздвигнутых церквей.
       За монастырскою оградой
       любая вещь звенит руладой
       и плачет песнею Твоей.

       Монашки, черные сестрицы,
       живут в строениях таких.
       Одна идет к ручью напиться,
       мелькнет другая, словно птица,
       а третья может заблудиться
       в аллеях, темных и глухих.
       Но прочих не видал никто.
       Они не выйдут за ворота,
       как перепуганные ноты,
       таясь у скрипки на груди...

       И где-то там, неподалеку
       от церкви и монастыря,
       лежат могилы, одиноко
       о нашем мире говоря, -
       достигшем роковой черты,
       монастырями не спасенном,
       с поддельным блеском, ложным звоном, -
       о мире, полном суеты.

       Он кончился - явился Ты.

       Мечты о нем струятся светом,
       не тронув времени ничуть. -
       Тебе, закату и поэтам
       дано постигнуть за предметом
       вещей таинственную суть.

x x x

       Состарилась земная знать:
       цари живут в глухой опале,
       царевичи поумирали,
       царевны бледные едва ли
       короны смогут удержать.

       И чернь, взошедшая на трон,
       чеканит деньги из корон,
       станки скрежещущие точит
       и золото на службу прочит, -
       но счастье с ними быть не хочет.

       Металл томится. Жизни мелкой
       монеты учат и пружины -
       но этого металлу мало.
       Оставит кассы и поделки,
       вернется в темные глубины
       горы, раскрывшейся сначала
       и затворившейся за ним.

x x x

       Все возвеличится и вознесется:
       земля задышит и вода польется,
       поднимутся леса и рухнут стены,
       и в том краю счастливом приживется
       народ, работающий неизменно.

       Не станет церкви, Бога заковавшей
       и горестно над Ним запричитавшей,
       как над подбитым зверем слезы льют, -
       гостеприимно распахнутся двери,
       забудутся ничтожные потери,
       и жертвы безграничные грядут.

       Потусторонней жизни ждать не будут,
       всему на свете мерой станет труд,
       о том, что ожидает, не забудут,
       но смерти только малость отдадут.

x x x

       И ты, о Боже, станешь величавей -
       величественней в_о_ сто раз,
       чем я скажу, и чем сказать я вправе,
       и чем постигнет кто-нибудь из нас.

       Тебя почуют: с каждым часом резче
       и ближе заструится аромат,
       и, как больной свои лелеет вещи,
       тебя полюбят, но сильней стократ.

       Не будет приходить на богомолье
       толпа людей. Толпе пребыть во мгле.
       Того, кто возликует, ждет раздолье,
       как будто он один на всей земле:
       отвергнут всеми, он узнал удачу,
       собрав себя и бросив в тот же миг,
       безумно хохоча и чуть не плача, -
       как дом он мал, как царствие - велик.

x x x

       О Господи, как стать людской толпой,
       и т_а_к вот, всей толпой, к Тебе придти,
       и стать людской толпой перед Тобой?
       Ты - сад живой, венчающий пути.

       Ведь если я один пойду по той
       дороге - кто заметит? Кто уйти
       захочет? Кто осмелится пойти
       вослед за мною?

       Этих не спасти -
       они смеются пуще. Что ж с того?
       Так даже лучше, ибо одного -
       насмешникам - меня им не найти.

       Я видел, как идут они толпой,
       и думаю, что ветер над землей
       поднялся из одежд, из темных складок,
       и мир - как лягут спать - весь тих да гладок,
       так величав их путь перед Тобой.

x x x

       Хочу идти, питаясь подаяньем,
       которое даруют неохотно,
       а если все пути бесповоротно
       запутались - примкнуть к чужим скитаньям,
       прибиться к старцам - благостным созданьям -
       и видеть, как из пышной белой пены
       нечесаных бород живым преданьем,
       как голый остров, вынырнет колено.

       Слепцов мы обогнали, и вперед
       поводырями смотрят, как глазами.
       Мы обогнали женщин с животами,
       и всякий повстречался нам народ.
       Я чувствовал: идет моя родня:
       вот с этим - мог бы стать я братом кровным,
       а с тою - жить в союзе полюбовном;
       собаки их не лают на меня.

x x x

       Ты днем - сама недостоверность
       и гул далеких голосов.
       Ты - молчаливая безмерность,
       когда замолкнет бой часов.

       Но к вечеру, чуть станет тише
       и день, слабея, изойдет,
       растешь Ты, Господи. И вот
       Твой дом - как дым над каждой крышей.

x x x

       На богомолье. С каменного ложа,
       лишь колокол зарю провозвестил,
       свалившиеся давеча без сил -
       со смертью, Боже, тьма ночная схожа -
       всем скопом, всей толпою поднялись:

       поклоны бьют брадатые мужчины,
       и стягивают дети с плеч овчины,
       и на реку спешат, полны кручины,
       молчальницы, чья родина - Тифлис.
       По-мусульмански чтут они Христа,
       по-христиански ожидая чуда;
       вода в ладони входит, как в сосуды,
       и, чистая, вливается в уста.

       Они сейчас не только моют лица,
       они дают своей груди напиться,
       горстями к ней лицо реки прижав,
       как будто эта влага - плач по нам,
       по всем на свете, по земным скорбям.

       И эти скорби здесь невесть зачем,
       и ты не знаешь, кто они и кем
       когда-то были. Может, мужиками?
       Приказчиками в лавке мелочной?
       Монахами, ленивыми во храме?
       Блудницами? Бесстрашными ворами?

       Зачем они с увядшими глазами
       за стоном стали, словно за стеной?
       Премудрые, опальными князьями
       все почести слагая до одной.
       Печальники, на них печать пустыни,
       где память пребывает и поныне,
       как будто не прошло и пары дней;
       изгнанники, с рассвета до заката
       гонимые откуда-то куда-то
       печалью, становящейся крылатой,
       едва они склонятся перед ней.
       Избранники, любви переизбыток
       сплетает голоса в единый хор,
       вы на коленях выползли из пыток, -
       полотнища хоругвей, до сих пор
       таимые и скатанные в свиток,

       развешены отныне навсегда. -

       И многие глядят теперь туда,
       где страждущих паломников жилище, -
       монах оттуда вырвался дурной:
       вся в клочьях ряса, брызжет рот слюной,
       лицо полно больной голубизной
       и черным бесам стало пищей.

       Он на две части тело преломил,
       послав лицо в стремительном поклоне
       на землю, и сырую землю пил,
       и бил ее руками что есть сил, -
       и вот она под ним забилась в стоне, -

       и медленно припадок проходил.

       И он взлетел, как будто крыльям птицы
       велело исступление раскрыться,
       ему внушая: птицей в небе станешь.
       В худые руки взяв себя всего,
       марионеткой тощей он забился
       и думал, что с землею распростился,
       и сильные крыла несут его,
       и мир, как шар, в сторонку откатился... -
       И вдруг, не понимая ничего,
       в зеленом океане очутился
       на самом дне страданья своего.

       И вот поплыл, и юркой рыбой стал,
       и видел: постепенно под водой
       медузы налипают на коралл,
       и деве моря косу расчесал,
       струясь, поток, как гребень золотой.
       И на берег он вышел лишь для той,
       что умерла в девичестве. Она
       иначе бы вошла совсем одна
       в чертоги рая, и совсем чужая.

       Он закружился в пляске, провожая,
       и тотчас, этой пляске подражая,
       вокруг него пустились руки в пляс.
       Но вдруг остановился он, заметя,
       что здесь в игру вступило нечто третье,
       не верящее пляске напоказ.
       И понял он: теперь черед молиться.
       Приблизившийся ведом ясновидцу,
       венец великий, он прощает нас;
       мы жнем его, как спелую пшеницу,
       как руки, мы протягиваем лица,
       когда к нему подходим вереницей,
       мы - ноты в песне, слышимой для глаз.
       И, потрясенный, он отбил поклон.

       Но старец встал, как будто кротко дремля,
       и не глядел, хоть это был не сон.

       Монах с такою силой вжался в землю,
       как будто был пожаром опален. -
       Но равнодушье плавало в глазах.

       И, к дереву припав, дурной монах
       вокруг ствола, как платье, обернулся. -
       Но старец хоть не спал, да не проснулся.

       Тогда монах занес себя высоко,
       как меч над головой заносит враг,
       и ранил, ранил, резал как осока,
       и рухнул, как подкошенный, в овраг. -
       Но старец не ответствовал никак.

       Тогда монах содрал остатки платья
       и пал, как ствол с ободранной корой. -

       И вот Он: вот! И вот Он, как дитяти,
       сказал: Ты знаешь, Кто перед тобой?
       Тот знал. И безмятежно, как в объятье,
       он скрипкой лег у старца под скулой.

x x x

       Нальется барбарис багряным светом,
       и астры, старясь, слабо станут в ряд.
       Кто на исходе лета не богат,
       весь век прождет того, что было летом.

       Кто ночью, не забывшись ни на миг,
       прислушается к сердцу, где всечасно
       то плач, то шепот слышится; то крик,
       и тьма теней готовит сон ужасный, -
       в смятенье понимает: он старик.

       Он будет жить, не ведая мечты,
       и ложью все покажется ему;
       и ты, о Боже. Тяжкий камень Ты,
       и тяжким камнем тянешь Ты во тьму.

x x x

       Не удивляйся. Мой, мое, моя -
       они всему на свете говорят.
       Так ветер мог бы, рыская в ветвях,
       сказать: мой сад.

       Они глядят
       на вещи и сжимают их в руках,
       но те в руках не могут оставаться
       и, вспыхнув, ярким пламенем сгорят.

       Твердят "мое", как кто-нибудь назвал
       "дружищем" князя в споре с мужиками,
       отлично зная: князь не услыхал.
       Твердят "мое" о городе и храме,
       и это слово слаще всех похвал.
       Твердят "мое", включают в обиход,
       приобретают и суют в карман.
       Какой-нибудь безвкусный шарлатан
       и солнце так, пожалуй, обзовет.
       Твердят они: мой дом, моя жена,
       и отповедь как будто не слышна,
       хотя жена, и дом, и все кругом -
       глухие стены, - можно только лбом,
       приблизившись, о стены расшибиться.
       Такой удел - найти и ошибиться -
       ждет только лучших. Ибо остальные
       и не желают замечать стальные
       преграды меж вещами и собой,
       таящиеся в малости любой,
       и нищеты своей не замечают,
       хоть женщиной они не обладают
       в такой же точно мере, как цветком.

       О Господи, Ты с ними незнаком.
       И даже тот, кто тлеет угольком
       в Твоем дыханье и к Тебе влеком
       всем сердцем, всей душой - забудь о нем.
       И если кто-нибудь Тебя возьмет
       в свою мольбу, в свою людскую дрожь:
       вновь на восход
       Ты, гость, уйдешь.

       Удержит кто Тебя? Кому дано
       владеть Тобой? Из наших рук бежишь.
       Все слаще Ты становишься, вино,
       но лишь Себе вовек принадлежишь.

x x x

       Ночами я выкапываю клад,
       который под землею спрятал Ты.
       Все - нищета и немощь нищеты,
       а красоты еще не видел взгляд.
       Но путь к Тебе чудовищно далек.
       Нехоженый, зарос густой травой.
       А Ты один. Ты, Боже, одинок.
       Никто не слышит дальний голос Твой.

       И как я руки до крови сотру,
       держу их, словно ветки, на ветру
       и деревом врастаю в небосвод,
       которое ветвями влагу пьет,
       как будто Ты разлился надо мной,
       все небо в нетерпении объемля,
       но сызнова, расслышав зов земной,
       с далеких звезд Ты падаешь на землю,
       как нежный дождик раннею весной.


КНИГА ТРЕТЬЯ
       О БЕДНОСТИ И СМЕРТИ
       1903

x x x

       Быть может, залегло рудою тело,
       и в сердце гор по жилам я проник;
       не знает глубина моя предела;
       все близкое вокруг окаменело,
       иссякла дальность, как родник.

       Пока еще блуждает мысль несмело,
       даруй мне скорбь, чтобы прозрел я в миг;
       как мал я в темноте! Как Ты велик!
       Дай длань Твою изведать мне всецело!
       Вмести меня и весь мой вечный крик.

x x x

       Утес неколебимый, неизменный,
       необитаемый и безыменный,
       увенчан снегом со звездою пленной,
       струишь Ты вечный запах цикламена
       (других благоуханий в мире нет).
       Глашатай всех вершин, Ты минарет
       (куда взойти не смеют муэдзины),
       так значит я проник в Твои глубины,
       в Твоем базальте скрылся, как металл?
       Собой заполнил я Твои морщины,
       своею твердью плоть мою Ты сжал.
       А может быть, я страхом окружен?
       Быть может, в страх, рожденный городами,
       по горло я Тобою погружен?

       Поведать бы правдивыми словами
       о них, забывших разум и закон.
       И вихрем Ты дохнешь сквозь глубь времен,
       всю шелуху отвеивая вон.

       Ты хочешь от меня правдивых слов,
       и языком овладевают звуки,
       рот открывается, как рана, в муке,
       а по бокам, как две собаки, руки,
       не откликающиеся на зов.

       Я весь орудие Твоей науки.

x x x

       Дай мне стеречь Твои просторы,
       стоять и слушать камень Твой,
       в Твоих морях наполнить взоры
       необозримой пустотой;
       вслед за рекою, над которой
       замолкнет крик еще не скоро,
       дай углубиться в гул ночной.

       Пошли меня в Твои пустыни,
       где ветер убыстряет бег,
       где в монастырские твердыни
       одет неживший человек;
       там, не прельщаясь мнимым Римом,
       к другим пристану пилигримам,
       и мы дорогу изберем,
       чтоб затеряться нам в незримом
       вслед за слепым поводырем.

x x x

       Господь! Большие города
       обречены небесным карам.
       Куда бежать перед пожаром?
       Разрушенный одним ударом,
       исчезнет город навсегда.

       В подвалах жить все хуже, все трудней;
       там с жертвенным скотом, с пугливым стадом,
       схож Твой народ осанкою и взглядом.
       Твоя земля живет и дышит рядом,
       но позабыли бедные о ней.

       Растут на подоконниках там дети
       в одной и той же пасмурной тени.
       Им невдомек, что все цветы на свете
       взывают к ветру в солнечные дни,
       в подвалах детям не до беготни.

       Там девушку к неведомому тянет,
       о детстве загрустив, она цветет...
       Но тело вздрогнет, и мечты не станет,
       должно закрыться тело в свой черед.
       И материнство прячется в каморках,
       где по ночам не затихает плач;
       слабея, жизнь проходит на задворках
       холодными годами неудач.
       И женщины своей достигнут цели:
       живут они, чтоб слечь потом во тьме
       и умирать подолгу на постели,
       как в богадельне или как в тюрьме.

x x x

       Там люди, расцветая бледным цветом,
       дивятся при смерти, как мир тяжел.
       Порода их нежна по всем приметам,
       но каждый в темноте перед рассветом
       улыбку там бы судорогой счел.

       Вещами закабалены давно,
       они забыли все свои надежды,
       и на глазах ветшают их одежды,
       рукам их рано блекнуть суждено.

       Толпа теснит и травит их упорно,
       пощады слабым не дождаться там,
       и только псы бездомные покорно
       идут порой за ними по пятам.

       Их плоть со всеми пытками знакома,
       клянет их то и дело бой часов;
       в привычном страхе ждут они приема,
       слоняясь у больничных корпусов.
       Там смерть. Не та, что ласкою влюбленной
       чарует в детстве всех за годом год, -
       чужая, маленькая смерть их ждет,
       а собственная - кислой и зеленой
       останется, как недозрелый плод.

x x x

       Господь! Всем смерть свою предуготовь,
       чтобы в нее впадало естество,
       чтоб смысл в ней был, чтоб в ней была любовь.

x x x

       Мы только лепестки, мы кожура.
       Созреть великой смерти в нас пора.
       Смерть - плод и средоточие всего.

       Во имя смерти девушка растет,
       как дерево из лютни, стройным станом,
       и жаждет юноша ее тенет,
       и к женщинам подростки в страхе странном
       льнут, им одним вверяя смутный гнет.
       Во имя смерти вечное в желанном
       исчезнувшем порою видел тот,
       кто мир творил в порыве неустанном
       вокруг плода, кто в сумраке туманном
       застынув, таял, как весенний лед,
       кто не жалел себя, свой плод питая,
       душой и мозгом в чаянье страды,
       но ангелы Твои, как птичья стая,
       слетевшись, видят: зелены плоды.

x x x

       Мы, Господи, бездарнее животных,
       встречающих вслепую смертный час;
       смерть - неприкосновенный наш запас.
       Пошли того, кто нас в шпалерах плотных
       сумеет подвязать в последний раз,
       чтобы до срока май настал для нас.

       Не потому ли смерть нам тяжела,
       что смерть не _наша_? К нам она пришла
       и не живых находит, - омертвелых,
       и должен вихрь срывать нас, недозрелых.
       Мы как деревья, Господи, в саду.
       От сладкой ноши мы стареем, зная,
       что мы не доживем до урожая,
       что мы бесплодны, как жена дурная,
       подверженная Твоему суду.

       А, может быть, гордыня движет мной?
       Деревья лучше? Может быть, с женой
       распутной мы гораздо больше схожи?
       Мы наносили вечности урон,
       и ныне на родильном нашем ложе
       смерть - выкидыш из наших жалких лон,
       как скрюченный уродец-эмбрион,
       зачатки глаз ладошками закрывший,
       свой ужас, ужасаясь, предваривший,
       еще не пережитое мученье,
       на лобике написанный фантазм,
       но кесарево нам грозит сеченье,
       и затяжной, невыносимый спазм.

x x x

       Господь! сосредоточь дары земли,
       великого величьем надели;
       воздвигни срам его в лесу волос,
       плоть укрепив таинственным оплотом,
       где счету нет прельстительным щедротам,
       чтобы, взыграв наперекор воротам,
       несметным войском семя прорвалось.

       Дай чреву Ты зачать с ночною тенью,
       как не был никогда никто зачат;
       дай восторжествовать во тьме цветенью,
       и ветру, и предмету, и растенью,
       дай ночи пахнуть больше, чем сиренью,
       ликуя, как Иосафат.

       Пусть человек сподобится плода,
       свои одежды расставляя шире,
       в пространстве одинокий, как звезда,
       когда лицо меняется, когда
       ни одного не встретишь взгляда в мире.

       Питай Ты человека чистой снедью,
       росою, от которой жизнь целей,
       верна благочестивому наследью
       и теплому дыханию полей.

       Дай человеку детство вспомнить вдруг,
       и чаянья, и смутные гаданья,
       с которых начинаются преданья,
       туманный образующие круг.

       Потом позволь с Твоим расстаться кладом,
       и смерть родить, владычицу, на свет,
       и все еще шуметь пустынным садом
       средь наступающих примет.

x x x

       Пусть нас Твое величье поражает,
       последним знаком одари Ты нас;
       дай нам родить, как женщина рожает
       в свой строгий, неизбежный час.

       Исполни Ты, всемирный Победитель,
       не просто прихоть Божьих рожениц;
       теперь нам нужен лишь смертородитель,
       и нас к нему веди Ты, Предводитель,
       сквозь множество враждебных нам десниц.
       Среди его противников приспешник
       лукавой лжи, которая в ходу,
       и ополчится на него насмешник,
       как будто лишь юродивый потешник
       мог бодрствовать, когда весь мир в бреду.

       А Ты воздвигни вкруг него ограду
       из блеска, чтоб завет его сберечь,
       чтоб, новую слагая Мессиаду,
       пред Господом плясал я до упаду,
       наизвучнейший из предтеч.

x x x

       Хочу воспеть Его; так звуком горна
       в походе войско опережено;
       как море в жилах, кровь моя просторна,
       и сладостна хвала и непритворна,
       но не пьянит подобное вино.

       Весенней ночью в тишине канунной,
       хоть ночь моя последняя близка,
       я расцвету игрою многострунной,
       как северный апрель во тьме безлунной
       дрожит над прозябанием листка.

       И крепнет голос мой, произрастая
       в двух направленьях; дальнего одно
       влечет, благоуханием витая;
       другое - ангел или зов из рая,
       для одиночеств сумрачных окно.

x x x

       Мне голоса мои оставь, хватая
       меня, чтоб городской не смел черты
       я пересечь, где злоба дня пустая,
       но песнь моя - постель Твоя простая
       везде, где только пожелаешь Ты.

x x x

       Большие города, где все поддельно,
       животное, ребенок, тень и свет,
       молчанием и шумом лгут бесцельно,
       с готовностью, как лжет любой предмет.

       Все то, что истинней и тяжелее,
       Ты, Становленье, вкруг твердынь Твоих,
       не существует здесь, хоть веселее
       Твой ветер в переулках, где смелее
       он свищет, но простор ему милее;
       на площадях он рыщет городских,

       но любит он куртины и аллеи.

x x x

       Для королевских созданы утех
       сады, где забавлялись властелины
       недолго, но запомнили куртины
       таинственный, чуть слышный женский смех.
       Парк, утомленный звуками речей,
       таит не шепот, хоть в кустах он глуше,
       там, где в мехах блистали или в плюше,
       и легких платьев шелковые рюши
       журчали по дорожкам, как ручей.

       За ними следом сад уже ничей
       среди своих невидимых утрат;
       чужие весны - для него соседки,
       чьи гаммы ночью слушают беседки;
       бушует осень огненной расцветки,
       и ржавчина уподобляет ветки
       иероглифам вычурных оград.
       Дворец над запустением один
       в поблекшем свете схожий с небом бледным;
       в пустынных залах ветхий гнет картин,
       чужой навеки праздникам бесследным,
       подверженный виденьям заповедным,
       как запоздалый гость среди руин.

x x x

       Красуются по-прежнему палаты,
       как птицы, что пронзительно кричат,
       расцветкой перьев пристыдив закаты.
       Пусть многие пока еще богаты,
       теперь богатый не богат.

       Куда ему до древних скотоводов!
       Старейшины пастушеских народов,
       бывало, степь стадами покрывали,
       и, словно в облаках, тонули дали.
       Тьма нависала пологом над степью,
       смолкали повеленья в час ночной.

       Чужому покорясь великолепью,
       равнина вдруг меняла облик свой.
       Кругом горбы верблюжьи горной цепью
       вздымались, освещенные луной.

       И даже на десятый день потом
       окрестность пахла дымом и скотом,
       скотом тяжелый теплый ветер пах,
       и как вино на свадебных пирах,
       не уставая до рассвета литься,
       играло молоко в сосцах ослицы.
       Как тут не вспомнить и о бедуинах,
       которые в пустынях кочевали,
       на войлоке потертом ночевали...
       Сам в рубище, любимый конь в рубинах.
       Был прежде князь богаче во сто крат.
       Он золото надменно презирал.
       Любил он ладан, амбру и сандал,
       предпочитая блеску - аромат.

       Как бог, был белый царь Востока чтим,
       мир тяготила власть его земная;
       а он лежал ничком, тоской томим,
       рыдал на пыльных плитах, твердо зная,
       что никогда врата святые рая
       не распахнутся перед ним.

       Судовладелец покупал полотна
       у живописцев прямо в мастерских,
       такие, чтобы жизнь мечтой бесплотной
       покорно меркла рядом с блеском их.
       Плащ, словно город на плечи взвалив,
       он был, как лист, среди червонных нив,
       висок его седой дышал заботно.

       Вот чье богатство было необъятно,
       обременили жизнь собой они.
       Того, что миновало безвозвратно,
       мы у Тебя не требуем обратно -
       Ты только бедность бедному верни.

x x x

       Верни святую бедность небогатым;
       на вечный страх они обречены
       осанкою и видом виноватым:
       приметы жизни с них совлечены.

       К ним липнут городские нечистоты,
       лохмотья оспенных простынь и гарь;
       отвержены они, как эшафоты,
       откуда трупы падают в пустоты,
       или как прошлогодний календарь;
       но если рухнут все Твои оплоты,
       они - земли последние красоты,
       которыми спастись могла бы тварь.

       Камней чистейших драгоценных чище,
       слепые звери, робкие в пути,
       о Господи, они Твое жилище,
       как все, что неприкаянно и нише...

       Ты только бедность бедным возврати.
       Поскольку бедность изнутри сияет.

x x x

       От века и навек всего лишенный,
       отверженец, ты - камень без гнезда.
       Ты - неприкаянный, ты - прокаженный,
       с трещоткой обходящий города.

       Как ветер, обездоленный и сирый,
       своей ты не прикроешь наготы
       и потому с роскошною порфирой
       готов сравнить обноски сироты.

       Ты, как зародыш в чреве, слаб и плох.
       (Зародыш еле дышит в то мгновенье,
       когда с тоской сжимаются колени,
       скрывая новой жизни первый вздох.)

       Ты беден, как весенний дождь блаженный,
       который с кровель городских течет;
       как помысел того, кто без вселенной
       в тюрьме годам и дням теряет счет;
       как тот больной, что счастлив неизменно,
       перевернувшись н_а_ бок;
       как растенье,
       у самых шпал цветущее в смятенье...
       Ты беден, беден, как ладонь в слезах.

       Собака дохнет. Замерзает птица.
       Ты бесприютнее вдвойне, втройне.
       Зверь шевельнуться в западне боится.
       Забытый, рад бы в угол он забиться,
       но ты беднее зверя в западне.

       Живущие в ночлежках ради Бога,
       не мельницы, а только жернова,
       но смелют и они муки немного.
       Один лишь ты живешь едва-едва.

       От века и навек всего лишенный,
       лицо свое ты прячешь. Ты - ничей,
       как роза нищеты, взращенный,
       блеск золота, преображенный
       в сиянье солнечных лучей.

       От всей вселенной отрешенный,
       тяжел ты слишком для других.
       Ты воешь в бурю. Ты хрипишь от жажды,
       звучишь, как арфа. Разобьется каждый,
       коснувшись ненароком струн таких.

x x x

       Лишь бедные верны первоосновам.
       Устойчивость изволь им даровать:
       их защити Своим святым покровом,
       не позволяй с корнями вырывать.
       Другие без корней подобны вдовам,
       а бедные на свете - род цветов,
       чье дарованье в запахе медовом;
       затрепетать зубчатый лист готов.

x x x

       Попробуй подыщи для них сравненье:
       как будто на ветру они дрожат,
       но каждый у Тебя в руке зажат;
       у них в глазах восторг и затемненье
       полей, которые и в проясненье
       недолгим летним ливнем дорожат.

x x x

       Они такие тихие. Подобны
       они вещам, и в комнатах жилых,
       как старые друзья, они беззлобны,
       себя движеньем выдать не способны
       среди предметов новых и былых.

       Хранят они таинственные клады,
       которых сами видеть не должны;
       над глубиной морской они челны;
       они холсты в белильне, где награды
       другой не будет, кроме белизны.

x x x

       Взгляни на жизнь их беспокойных ног;
       как звери, по земле они петляли,
       и снег, и камень след в них оставляли,
       зато луга скитальцев исцеляли,
       среди которых каждый одинок.

       Их боль - наследье той великой боли,
       которую по собственной вине
       ничтожным горем люди побороли;
       траву и острый камень поневоле
       любить привыкли те, кто в чистом поле
       скитаются, как пальцы по струне.

x x x

       Их руки схожи с женскими руками;
       гнет материнства нежные несут,
       как птицы, побывав под облаками,
       вьют гнезда, неизменные веками;
       их руки - освежающий сосуд.

x x x

       Их губы словно губы, что прильнули
       к другой груди, в которой потонули,
       так что без этой плоти жизни нет,
       как будто в ней одной премудрый свет
       со всеми в мире формами замкнули
       они, подобье, камень и предмет.

x x x

       А голос их издалека царит,
       привержен солнцу и стихийным силам,
       лесам дремучим слышен и могилам,
       во сне заговоривший с Даниилом,
       о море неумолчно говорит.

x x x

       И спят они, когда Первоначало
       их восприемлет в царствии своем,
       чтобы раздать потом, как хлеб голодным,
       глухим ночам и зорям путеводным;
       они как дождь, в котором зазвучало
       земное лоно, щедрый чернозем.

       Прозванье - шрам, и не оставит время
       у них на теле этого рубца;
       для вечности их тело - только семя,
       чтобы Тебе рождаться без конца.

x x x

       Их тело как жених, который сам
       не ведает границ родного дола,
       где странствует в окрестностях престола
       ручей, прекрасным родственный вещам;
       но в стройности самой залог раскола
       и слабости от многих женщин там,
       где в дебрях движет мощь драконом пола
       и в ожиданье тихом дремлет срам.

x x x

       И в будущем, поверь, они пролягут,
       преодолев границы наших дней,
       и от лесных не отличаясь ягод,
       покроют землю сладостью своей.

       И под дождем осенним не растаяв,
       без крыши должен выстоять их род,
       источник всех на свете урожаев,
       тысячекратно приносящий плод.

       Пусть будут времена еще суровей,
       пусть государства гибнут в кабале,
       возделают их руки новь становий,
       когда устанут руки всех сословий
       и всех народов на земле.

x x x

       Их уведи оттуда, где на суд
       обречены отчаянье и злоба,
       где терпеливо до сих пор живут
       они средь нарождающихся смут.

       Неужто места не нашли для них
       ни ветер быстрый, ни ручей проворный,
       и пруд не отразит жилищ людских,
       когда застроен брег его просторный?
       Им нужен лишь клочок земли покорной,
       как дереву, чей цепкий корень тих.

x x x

       Дом бедных - не алтарный ли ковчег?
       Там вечность - род изысканнейшей снеди,
       но у нее бессмертные соседи,
       и все-таки, уверена в победе,
       она в себя вернется на ночлег.

       Дом бедных - не алтарный ли ковчег?

       Дом бедных - это детская ладонь,
       что брезгует имуществом стыдливо,
       предпочитая маленькое диво,
       жучка, чья челюсть светится красиво

       или песок, бегущий торопливо,
       ракушку, хоть звучит она тоскливо,
       но взвешено все в мире справедливо
       ладонью-чашей (чаш таких не тронь!).

       Дом бедных - это детская ладонь.

       Дом бедных - всей подобие земли,
       осколок неизвестного кристалла,
       чья будущая слава отблистала;
       убогое жилище, где настала
       ночь, вечное предвестие начала,
       откуда звезды все произошли.

x x x

       Но города в своих бесповоротных
       движеньях длят неисправимый век,
       ломая и деревья, и животных,
       народы вовлекая в дикий бег.

       И там культурным служат интересам
       и путают, смеясь, добро со злом,
       и след улитки там зовут прогрессом,
       и мчатся там, где шли, бывало, лесом,
       и блеск блудниц хотят придать принцессам,
       и дребезжат металлом и стеклом.

       Там, кажется, дает им ложь уроки,
       собою быть им больше не дано,
       и деньги соблазнительно-жестоки
       и тянут обессилевших на дно,
       и взбадривают слабых, как вино,
       животно-человеческие соки
       для будничной мучительной мороки.

       И бедных изнуряет эта проба,
       и неурядиц им не превозмочь,
       и бредят жертвы жара и озноба,
       и лишены квартиры или гроба,
       как мертвецы чужие в злую ночь;
       и небеса для бедных ядовиты,
       и против них безжалостный пейзаж,
       и все они оплеваны, побиты,
       и освистать их может экипаж.

       И если есть уста для их защиты,
       когда Ты, наконец, им слово дашь?

x x x

       Где тот, чья бедность мир превозмогла,
       тот, кто, большому верный отреченью,
       шагнул к епископскому облаченью,
       раздевшись на базаре догола;
       он; любящий среди благословенных,
       как юный год, забрезживший вдали,
       брат соловьев господних вдохновенных,
       шел, смуглый, средь свершений сокровенных,
       восторженный приверженец земли.

       Свободный от смертельного недуга,
       который никаким дарам не рад,
       он проходил обочиною луга
       и говорил с цветком, как старший брат;
       он шел и расточал себя беспечно,
       несметным тварям радость принося;
       и это сердце было бесконечно,
       и, светлое, вмещало все и вся.

       Он, вечное справляя новоселье,
       все глубже погружался в Божий свет;
       и свет распространялся в тихой келье,
       и созревало на лице веселье
       девичеством в улыбке детских лет.

       Он пел, и люди прошлое встречали,
       казалось, невозвратное для них;
       молчаньем птицы в гнездах отвечали,
       тем трепетней сердца сестер кричали,
       которых трогал сладостный жених.

       И песня, с губ его взлетая сочных,
       пускалась, как пыльца, в далекий путь,
       и налету искала непорочных,
       любительница венчиков цветочных,
       чтобы в глубинах крови потонуть.

       Их души, как тела, зачав, ласкались,
       подобие пленительной земли;
       глаза, как розы тихие, смыкались,
       а волосы в ночах любви цвели.

       Все звери на земле торжествовали;
       им возвещал залетный херувим:
       потомство свыше самкам даровали,
       а мотыльки, порхая, уповали...
       С ним вещи сосуществовали,
       зачав его, святого, с ним.

       И умер он, как умерло бы тело
       без имени: живое существо,
       чье имя в деревах и водах цело;
       в цветах его светилось естество,
       и сестры, не расслышав, что им пело,
       оплакали супруга своего.

x x x

       Неужто с ним все в мире отзвучало?
       Неужто ничего не означало
       дарованное бедным навсегда

       ликующее, юное начало,
       великой бедности
______________________________________________________
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||



я тебя целую, друг,
я тебя обнимаю, брат,
горячим семицветьем дуг
в миллиард карат!

да хранит тебя от проказ
бог
да хранит тебя и от бед!
я - твой голубой оргазм,
я - твой небородный свет.

нам плевать на толпы молву,
нам в любви не указ вождь.
это я над тобой плыву -
твой голубой дождь.

в синих лужах - очей земли,
в океанах зелёно-синих
моим каплям-словам внемли,
кареокий инок.

я паду на сиреневый куст
и на пряди волос в лучах,
на дыханье открытых уст,
на печаль твою в чайных очах.

пусть проходит за днями день,
пусть уходят - им нет конца.
как прекрасны и Свет и Тень
на овале твоего лица!..

вот
я тебя целую, друг,
так
я тебя обнимаю, брат,
горячим семицветьем дуг
в миллиард карат!


   



Написать рецензию
Предлагаю скинуться по 100 грамм и восславить Владимира! Пусть потом хоть раскроется, кто таков есть! ВОТ это ПИАР!!!! Ржунимагу!:))))))))

Катя Мельникова   02.01.2009 14:13   •   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить рецензию]
Добавить замечания
………………………..…...............……Как………………………………………….
…………………………….…..........ты свежа,……………………………………....
…………………………….…...посланница небес!……………………………...….
……………………………….…...одна из тысяч…………………………………....
……………………………….…..шестикрылых………………………………….…
…………………………….….......…..звезд,………………………………………....
…………………………..………..одна из сотен …………………………………....
……………………….……..…..крохотных чудес,……………………………….....
………………………………….что нам приносит……………………………….…
…..Ты будто …………………....взбалмошный………………….......Живое чудо -
лебединый пух легка;………….…....Норд-……………………ледяной кристалл
и верю я, что тетушка Метель ….…...ост………..хранящий отсвет тысячи огней,
………..пуховые перины-облака…......!.….…..дождинка, обращенная в хрусталь,
……………………сбивает в небе в…………сверкнет слезинкой ……………….…
………………….…...мягкую постель….на щеке моей………………………….….
…………………………………………*…………………………………………...…
………………………….…..Порхают…..Затейлива…………………………………
………….......белоснежные цветы………..серебряная скань;………………………
как бабочки меж небом и землей,…...А….…..не повторится кружевной сюжет
свободы этой или красоты…..….…может……...ни до ни после; эта филигрань -
так часто не хватает………….…..с танцем……….………….простой снежинки
…..нам с тобой…….…..….…...тысячи зеркал……………..……непростой секрет
…………………………….……….сравнить ……………………………………..….
…………………………………….снежинок………………………………………....
…………………………….……белых ………………………….……Чудесных снежных ……………………………….…..
…………………………….…....масок карнавал,……………………………………..
…………….……………….…...как волшебство………………………………...……
………………………………..…..под Старый………………………………………..
……………………………..….…….Новый…………………………………………...
………………………………….....….Год……………………………………………..
;)))

Аленушка Вергунова   02.01.2009 14:13   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Открыв окошко, чтобы написать замечания, поняла, что автор рецензии действительно не я))) Очень интересно и радостно, что это не только у меня ))

Наталья Кошкина   02.01.2009 14:13   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Кто же такой этот Владимир?!!!

Ирина Юрская   02.01.2009 14:14   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
закосел бычок однако
вот и вышло всяко - всяко
знатный будет програмист
с ним весь сайт танцует - твист....

С НОВЫМ ГОДОМ ВСЕХ .......

С УЛЫБКОЙ ДО УШЕЙ Влад.



Влад Коста   02.01.2009 14:14   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Наконец-то, все тронулись! Вниз!,,

Тронутый   02.01.2009 14:14   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Тут ещё и наливают:))) А я собиралась завязывать с сегодняшнего дня:)

Виолетта Анисимова   02.01.2009 14:14   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Ребята, эта переписка отображается у ВСЕХ авторов, к которым пришла рецензия с "Владимир! С удовольствием поздравляю Вас с Днём Рождения...." Так что неизвестно, кто у кого сейчас в гостях ))))))))

Мила Гончаренко   02.01.2009 14:14   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
А у Эльдара Эльдарова эта же реца подписана Александром Купидоном...
У нас неперь не токмо рецы общие, но и имена тоже! А может и... страшно вымолвить: СТИХИ! Ребята, караул! Сервер нарушаеть наши авторские права!
Ааааааааааааааааааааааааааааа!

Избушка На Седьмом Небе   02.01.2009 14:14   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Где я? И почему в моих рецензиях меня Владимиром обозвали? То ли глюк, то ли ночь новогодняя растянулась...

Пьяная Снегурка.

Вероника Курган   02.01.2009 14:15   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Владимир, я присоединяюсь к поздравлениям! Присоединение прошло не легко, пришлось присоединиться сначала к 80-100 авторам. Уже изнемогаю. :)

Анна Филипп   02.01.2009 14:15   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Новогодний карнавал!
С Новым годом!
Радости! Вдохновения! Счастья!

Кузнецова Инга Александровна   02.01.2009 14:15   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
ДОРОГИЕ СТИХИРЯНЕ!!! ВСЕХ - С НОВЫМ ГОДОМ!!!

Надежда Бурцева -Вторая Страница   02.01.2009 14:15   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Боже мой, что творится на моих рецензиях!!! И так голова болит, а тут такое!!! Я тоже присоединяюсь ко всем! С новым годом!!!

Лена Гольц   02.01.2009 14:15   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Какая снежинка красивая! :-) И спасибо неизвестному Владимиру за это неожиданное развлечение.

Дочь Ньерда   02.01.2009 14:16   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Привет, ребята!
Новогодние чудеса продолжаются! Это счастье новое подвалило!
Всех с праздником!

Марина Столбова   02.01.2009 14:16   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Владимир уже известен. Это Владимир Русский!

Мила Гончаренко   02.01.2009 14:17   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
От улыбки до раскатистого хохота)))))))))

ВСЕХ С НОВЫМ ГОДОМ!!!!

Твоя Улыбка   02.01.2009 14:17   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Дамы и господа! Всех с Новым... Всем-всем - всего-всего-всего... Ничего не понимаю:)... Всех обнимаю...

Владимир Свалов   02.01.2009 14:17   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Давно мы так не гуляли. А выходные ведь аж до 11-го.

Валерий Белов   02.01.2009 14:17   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Да уж, хорошая шуточка получилась)))))Прямо-таки чат для всех Стихирят.Еще раз всех хочу поздравить с Новым Годом!!!Желаю всем, счастья, здоровь, любви и творческих успехов.А глюки на сервере , так это сущие мелочи.

Дайм Смайлз   02.01.2009 14:18   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Всех с Новым годом!!! За знакомство и со свиданьицем!!! Супер!!!

Русалка 24   02.01.2009 14:19   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Друзья мои! Это хорошая примета! С НОВЫМ ГОДОМ ВАС ВСЕХ!!!!

Елена Черская   02.01.2009 14:19   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Поддерживаю это предложение))))

Игорь Таджидинов   02.01.2009 14:19   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Офигеть))))))))))
С НОВЫМ ГОДОМ!!!!!!!!!!!

Нашта Меир   02.01.2009 14:19   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
ПРИВЕТ ВСЕМ:))))))))))
Что, пишется уже??????????
или это только у Виолки????????????
А теперь, народ мои написанные в новогоднюю ночь так и не прочтут?????????
Мрак!:)))))))))))
Всех люблю:)))))))))
С Новым Годом:)))))))))

Кажется Стерва   02.01.2009 14:20   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
УСПОКОЙТЕСЬ.
ЭТО ВЫЯСНЯЮТ У КОГО СКОЛЬКО КЛОНОВ.
У КОГО БОЛЬШЕ ТОМУ ПРИЗ НОВЫЙ МЕРС.

Нина Павлова   02.01.2009 14:22   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Всё смешалось в доме у Стихирских...

С Новым годом!

Сандр Романов   02.01.2009 14:22   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Как приятно видеть столько народа на своей странице.......

С Новым годом вас,дорогие стихиряне.....

С улыбкой,
Людмила

Людмила Олейник   02.01.2009 14:23   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Действительно Карусель!
ВСех с Новым Годом))))

Талисман   02.01.2009 14:23   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Не наливайте хватит, хватит!
И так в глазах уже троится, нет четверится, нет Боже! Что же здесь творится!
О боже я кружусь, кто это так меня,порхаю словно стрекоза,как Вы сильны милорд,ведь я не дадцать кГ, а целых сто!
А вот там у окна, стоит взгрустнувший Гвоздь программы!
Наш Белкин-
элегантен, молод, добежать бы, что б не расхватали.Да где там,Он уж в хороводе, красивых дам, ну все закружат мужичка,аж до упаду!

Мюрэль   02.01.2009 14:23   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
С ДНЁМ РОЖДЕНЬЯ, ТЁЗКА!!!!!!!!!!!!!
Прямо карнавал в Булгаковском стиле!!!!!!!!!!!!

Владимир Ауров   02.01.2009 14:24   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Наконец то дочитала! Всех с Новым годом!!! Счастья и любви!!!)))))))))))).

Людмила Фомичева   02.01.2009 14:25   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
У меня тоже вся фигня началась с Владимира(тепер понятно, что и у всех!)
Это что, такой подарок что ли ему на ДР?! А почему у нас колличество рецек не прибавляется в счётчике?????????????!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Ну, с Днём Рождения! Я так ждала тебя, Вова!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!:)))
Лина Гурова

Гурова Галина Евгеньевна   02.01.2009 14:25   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Прикиньте, за 20 минут 120 отзывов, а за час, а за два ! Пока есть возможность поздравить такое кол-во стихирян, поздравляю С НОВЫМ ГОДОМ, ВСЕХ !

Эльдар Эльдаров   02.01.2009 14:25   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Чтоб не скучали мы от скуки
Нам сервер преподносит глюки
И мы смеемся не по детски
Когда прочтем все эти рецки)))

Дайм Смайлз   02.01.2009 14:26   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
А почему этот текст рецензии на странице автора Алёны Вайсберг подписан мной??? Я такого не писала!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Я ей рецензию писала.
И вообще непонятно замечание будет под её стихотворением или нет????

Б Ч   02.01.2009 14:26   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
присоединяюсь к новогоднему "паровозику"... Интересный поворот событий и начало года...

Алиса Востокова   02.01.2009 14:27   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Владимир! С Днем рождения... С Новым... Всего...
Хороший подарок:))))

Владимир Свалов   02.01.2009 14:28   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Родина помнит, Родина знает!
Где в облаках наш Кравчук пролетает!!!!!!!!!!!!!

Владимир Ауров   02.01.2009 14:29   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Спасибо Владимиру и администрации сайта за неожиданное развлечение!!!!!! :))))
С Новым годом!!!

Приносящая Удачу   02.01.2009 14:29   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Вот бы весь год так веселиться! Всех с праздником!

Татьяна Балуева   02.01.2009 14:29   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
КАКАЯ ПРЕЛЕСТЬ!!!

ПРАЗДНИЧНЫЙ ГЛЮК!!!!

:)))))))

Радость Натали   02.01.2009 14:34   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Ребята! А на моей страничке уже все удалилось. Но я ВАС нашла!!!!
Еще раз с НОВЫМ ГОДОМ!!!!!

Елена Черская   02.01.2009 14:35   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
НИЧЕГО НЕ ПОНИМАЮ!!!!!:)))))))))))))))) ну и ладно....:)))) С Новым Годом!!!! :))))))))))

Лика Безликина Восточное   02.01.2009 14:36   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
)))))
Присоединяюсь!!!

Праздник продолжается!!!!!!
))))))

Шамаханская   02.01.2009 14:36   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Ой, Белкин, у меня тож ЭТО было. И пропало. Скорее скопируй на память, - вдруг тоже пропадет!!!

Дочь Ньерда   02.01.2009 14:36   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Ой! ОНО не удалилось, ОНО перепрыгнуло под другое стихо!
ЗА ЭТО НАДО ВЫПИТЬ!!!!!

Елена Черская   02.01.2009 14:37   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
У меня на страничке уже устаканилось.

Рената Петухова   02.01.2009 14:38   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Владимир, если у Вас день рождения, то причём здесь моя "Гитарушка"?

Лена Гольц   02.01.2009 14:39   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Всех поздравляю!!!!!!
ВОТ ЭТО ВОЗМОЖНОСТЬ!

Стихонимфурия   02.01.2009 14:40   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
А где именник наш? С кем пить, кому ушки ... погладить?

Leite   02.01.2009 14:40   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
" Не долго маялась старушка в высоковольтных проводах" У меня уже тоже все уудалилось! Но насмеяться я успела от души вместе с вами! Прикольная у нас вечеруха получилась!

Наталия Высоцкая   02.01.2009 14:41   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
у меня не отображается в полемике, но все равно под стихом в рецах висит=)

Анворда Скелло   02.01.2009 14:41   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Михаил Можаев - его рецка, не моя:-).У меня с утра комп. глючил.Стала добавлять это замечание и открылся автор рецки, под которой я. С утра я писала, но другого содержания. Повторяться не буду, вдруг она(рецка моя )всплывёт:-). Ольга с Новым Годом! Ваше творчество мне близкО, заглядываю время от времени. С теплом

Нина Мак   02.01.2009 14:42   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
ВРОДЕ ВСЁ...

Эльдар Эльдаров   02.01.2009 14:42   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
как все=))) оно просто прячется=)

Анворда Скелло   02.01.2009 14:43   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Вот это приход!:-) Или это одновременно у всех ?Раз вы все здесь собрались друзья мои То всех поздравляю с новым годом! Я тоже повеселилась)))

Девочка.Ру   02.01.2009 14:45   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Ребята! "Всё смешалось в доме О****СКИХ",
Мои слова Исчезли! Но, главное, ОСТАЛСЯ Я!

Сергей Васильев Младший   02.01.2009 14:45   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Да, люди и коллеги! Я таки текст скопировала - до 14.10. Здесь - с 14.13. Так что в розыске только 3 минуты.

Leite   02.01.2009 14:45   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
под чьим стихом мы собрались?=)

Анворда Скелло   02.01.2009 14:46   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Ой, не могу, так нас стихира веселит.Писала замечание ток что, пока искала, почитала, что всё смешалось в Стиирном доме. Еле внизу отыскала своё замечание.Может Оля ток у Вас:-).В др месте с утра-не проявлялась реца, а перед Вашей-норма. Чё-й то кто-й то с будуна-веселит или как ?
А то я с утра вместо веселья распереживалась-За Что? блокирнули?!
С улыбкой

Нина Мак   02.01.2009 14:46   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Я это дело под двумя своими стихами наблюдаю.
Видимо у всех, кому рецы писали сегодня-вчера такой же хвостик... ))

Петрович-На-Ангаре   02.01.2009 14:47   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Leite, могу поделиться... )))

Петрович-На-Ангаре   02.01.2009 14:48   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Да, люди и коллеги! Я таки текст скопировала - до 14.10. Здесь - с 14.13. Так что в розыске только 3 минуты.

Leite 02.01.2009 14:45

до 14-10 - до какой именно?

Елена Карелина   02.01.2009 14:48   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
(задумчиво) У меня всё оборвалось после вопроса "Это атака клонов или возвращение джедая?" Может я где-то как-то угадала? Только что?!

Leite   02.01.2009 14:48   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
присоединяюсь к хороводу!! ВСЕХ С НОВЫМ ГОДОМ!!!

падаждите отстающих!!!!!!!!!!!!!!!

Риша Малич   02.01.2009 14:49   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Не всё. А я? Вы ведь под моим стихо переговаривались Поздравляю всех!
Идёт бычок, качается:
Где крыса? Прогоню!
Мой год уж начинается -
До чёртиков напьюсь

Людмила Рогочая   02.01.2009 14:49   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Люда, это не моя рецензия. Что-то здесь перепуталось!
Извини, но я это не писала.
С уважением,

Любовь Григорьева   02.01.2009 14:50   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
ой...а имена тоже меняются?=)

Анворда Скелло   02.01.2009 14:50   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
для Leite :

Так атака клонов или возвращение джедая, а?

Leite 02.01.2009 14:12 [Заявить о нарушении правил] [Удалить замечания]
Хм-Хм!!! Палторгайст!!! ХА-ХА!!!

Вячеслав Кориков 02.01.2009 14:12 [Заявить о нарушении правил] [Удалить замечания]
Всех с Веселым Новым Годом! У меня дома вообще свет в новогоднюю ночь отключили - здорово!

Музыкальный Поэт 02.01.2009 14:12 [Заявить о нарушении правил] [Удалить замечания]
зы: у кого-то есть там текст дальше?

Елена Карелина   02.01.2009 14:50   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
а Я ВСЕГДА ЗВАЛАСЬ ВАЛЕНТИНОЙ! и вдруг стала Володей! :)) Я просто катаюсь от смеха! :))) Что это было? С Новым годом, друзья!!!

Маслова Валентина   02.01.2009 14:50   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Точно прячется, на мой стих вторая "казикалупистая" рецка прикатила. Какая-то параллельная ветка отзывов появилась. А у вас как ?

Эльдар Эльдаров   02.01.2009 14:51   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
ФАНТАСТИКА! Не разбираясь в причинах - ВСЕХ С НОВЫМ ГОДОМ! А Владимира - еще и с ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!

Ковалева Елена   02.01.2009 14:51   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Эй, это што - по второму кругу? Я счас, подождите!

Leite   02.01.2009 14:52   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Надо же! Все перемешалось! Это чья-то шутка?
А ничего получилось! Нормально!

Любовь Григорьева   02.01.2009 14:52   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Ого, Стихиряне! Что творится на сервере? Ничего себе рецку прочитала! Кто-то так мощно отметил Новый год, что Стихира реагирует неадекватно?! ))) Всем с Новым годом! Вдохновения!

Елена Мищихина   02.01.2009 14:52   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
...задумчиво... говорят, ТАКОЕ случилось в жизни СТИХИРУШКИ второй раз...

Елена Карелина   02.01.2009 14:53   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
у меня после обновления меняется порядок и вообще все присутствующие=) под стихом висит
"Предлагаю скинуться по 100 грамм и восславить Владимира! Пусть потом хоть раскроется, кто таков есть! ВОТ это ПИАР!!!! Ржунимагу!:))))))))

Михаил Можаев 02 14:13.01.2009 "
и отсюда теперь хороводится=)

Анворда Скелло   02.01.2009 14:54   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Для: Елена Карелина
Сапасиба однака! Большой такой сапасиба - как два наших хоровода вместе!

Leite   02.01.2009 14:55   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Это не моя рецензия!!!!!!!!!!!
ГЛЮКИ НА САЙТЕ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

Александр Гумённый   02.01.2009 14:55   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
На новеньких - это не глюки, это мы так Владимира поздравляем!

Leite   02.01.2009 14:57   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Leite :

да на здоровьичко
Однако, Стихирушка с Сервером захороводили )

Елена Карелина   02.01.2009 14:57   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Я ЭТОГО НЕ ПИСАЛА!!!!

Оксана Светлакова   02.01.2009 14:58   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
"и тебя вылечат и меня вылечат"

Анворда Скелло   02.01.2009 14:59   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Какая разница уже кто писал!!! Главное, что смеялись так, что почти пИсали!!!

))))))
С Новым годом всех!!!!!

Шамаханская   02.01.2009 15:01   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Значит, это дурдом не только на моей странице творится? )) А я-то было обрадовалась: сколько гостей накануне дня рождения.))) Столько гостей у меня еще не было! Что ж, рада всем, друзья! ))))

Елена Мищихина   02.01.2009 15:01   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
как-то тихо стало=)

Анворда Скелло   02.01.2009 15:03   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Не мое замечание про 100 грамм!!!! Можаев автор.
Хвостик поздравляю тебя С новым годом! Новых стихо хороших тебе! Писал рецку положительную на это стихи не проходит.Заходи!

Алексей Хайрюзов   02.01.2009 15:04   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Третья серия грузится?

Leite   02.01.2009 15:05   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
рецки - невидимки
под стихом снуют,
рецки - анонимки,
как узнать твою?

я смотрю на список
всех своих гостей.
каждый гость мне близок,
жду от всех вестей!
всем пошлю сейчас я
от себя привет,
пожелаю счастья
и сомнений нет!

Люба Добрева   02.01.2009 15:06   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Друзья мои, вот это каламбур получился))))) Всех с Новым годом!

Евгения Динерт   02.01.2009 15:06   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
А я Зе-бра. Я в шоке, что что-то писала. Это не я! И не удаляется теперь(

Зе-Бра   02.01.2009 15:08   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Leite (если это правда вы)

в общем-то это уже не третья..оно вообще само по себе..

Анворда Скелло   02.01.2009 15:08   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Спасибо ВСЕМ!

Прелестная новогодняя тусовка получилась!
Жаль, что потихоньку всё удаляют, наверное, и это уберут, когда администрация сайта проснётся после праздников... :)))
Пользуясь случаем - ПОЗДРАВЛЯЮ ВСЕХ С НОВЫМ ГОДОМ!
ЖЕЛАЮ СЧАСТЬЯ В НОВОМ ГОДУ, ЛЮБВИ И УДАЧИ!!!

ВОЛОДЯ, НЕ ЗНАЮ, КТО ВЫ, ДНЕМ РОЖДЕНИЯ !!! С вас всё и началось :))))
ВИКА, С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, ПОДРУЖКА!!!!

Алла.

Приносящая Удачу   02.01.2009 15:09   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Люди добрые, а кто знает, что с рецензиями за 1 и 2 января происходит? Они вообще не отображаются

Евгения Динерт   02.01.2009 15:10   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
АФИГЕТЬ! ВСЕ ТАКЖЕ ГЛЮКИ НА САЙТЕ?

Надежда Лучезарная   02.01.2009 15:10   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
очень милые глюки, мы собрались все в одной гостиной, не знаем даже у кого, и устроили посиделки=)

Анворда Скелло   02.01.2009 15:13   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
"Поехала. Скоро буду. Крыша":)))

Татьяна Шекова   02.01.2009 15:14   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Для: Анворда Скелло
А что, до 13.30 тоже кого-то где-то?

Leite   02.01.2009 15:15   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
ПОЛЬЗУЯСЬ СЛУЧАЕВ ВСЕХ СТИХИРЯН С НОВЫМ ГОДОМ! СЧАСТЬЯ ВСЕМ, ЛЮБВИ И УДАЧИ!!!

Ирина Галкина   02.01.2009 15:15   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Пишу рецу второй раз! Первая
не отразилась и глюки на страничке не мои!
Не пишется, не хочется, не спится,
Забот и заморочек через край.
Чеканит год свой шаг, надо смириться,
Я не забыла, что не месяц май.
Замедлен бег, раздумий через край,
Жестоким временем вся связь нарушена.
Я не забыла, это точно знай,
Душа замерзла, вовсе не простужена.
Все беды мы оставим прошлому,
Вернусь к стихам, не знаю вот когда..
Ты просто верь и в самое хорошее,
Бывает, все бывает иногда.

Надежда Лучезарная   02.01.2009 15:16   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Свою рецку так и не обнаружила... Жаль, что вовремя к вам не присоединилась, весело у вас тут ночка прошла!!!

Нина Берест   02.01.2009 15:17   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
И вообще, ошибаетесь, ошибаетесь: Это ЖЖЖЖЖЖЖ неспроста! А зачем тебе жужжать, если ты не пчела?!!!

Leite   02.01.2009 15:17   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Это не глюки)))Это просто чудеса,которые призваны,чтобы нас соединить в единое целое хотя бы на один день!!!!!
по-моему,это прекрасно)))

Нашта Меир   02.01.2009 15:17   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Саша, Это не моё :))))
Всё стихира перепутала :)))
Н/Год, не выспалась еще :)

Галина Геро   02.01.2009 15:18   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Мы сидим в совмещенном многомерном пространстве.
Т. е. у каждого, кому в какой-то неизвестный период времени писалась рецензия вместо той рецензии пришло вот это счастье.
У меня - от
02.01.2009 11:14
до
02.01.2009 11:16
ну и позднее, наверное...

Петрович-На-Ангаре   02.01.2009 15:18   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Ура!!!!! С Новым Годом !
Тихонов нас всех собрал!!!!
З Д О Р О В О!!!

Галина Геро   02.01.2009 15:19   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
какая ночка? сейчас день!

Анворда Скелло   02.01.2009 15:19   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
О! Так этот сериал с утра! Эх, где же я гуляла!

Leite   02.01.2009 15:20   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
нас собрал не Тихонов, а Владимир=)

Анворда Скелло   02.01.2009 15:20   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Нас всех админ собрал :))) Спасибо тебе, друг! :)))

Приносящая Удачу   02.01.2009 15:21   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
У меня вечер... 20:21 вечера. 2 января 2009 года, для точности.
А то вдруг еще и времена перепутались? )))

Петрович-На-Ангаре   02.01.2009 15:22   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
А в Питере 15:23...

Елена Карелина   02.01.2009 15:23   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
кто бы ни был тот кудесник, собравший и спутавший рецензии, словно следы на снегу - весело!

Алиса Востокова   02.01.2009 15:23   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
А у нас в Москве - день :)))

Приносящая Удачу   02.01.2009 15:24   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
вот и у меня как в Питере=) поэтому день еще=)

Анворда Скелло   02.01.2009 15:25   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Для: Петрович-На-Ангаре
(успокаивающе) Я тоже из Сибири. Для общего удобства называю московское (время)

Leite   02.01.2009 15:25   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Ахреневаю медленно и с надеждой, в любовь веруя...
С Новом Годом, друзья и подруги!

Игорь Белкин   02.01.2009 15:27   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
НЕ ПОМНЮ, ЧТОБ Я ПРЕДЛАГАЛА ТАНЮШКЕ СКИНУТЬСЯ НА 100 ГРАММ. НО ВИДАТЬ СУДЬБУ НЕ ОБМАНЕШЬ...ТАНЬЧИК, НАЛИВАЙ, СОЛНЕЧНАЯ, РАЗ ТУТ ТАКОЙ БЕДЛАМЧИК НЕБОЛЬШэНЬКИЙ:)))

Виктория Меркулова   02.01.2009 15:28   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Валерий, моя рецензия была совсем другая , она исчезла. Это- не моё

Андрей Г.

Дюша Голиков   02.01.2009 15:29   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Товарищ!Вам,похоже,сегодня особенно "повезло" - моя рецензия на Ваше стихо написана давно и где- то "гуляет",а здесь - просто какой-то "пикник на обочине" - новогоднее веселье людей,случайно собранных "глючащим" компьютером!С наступившим Вас!Анна

Анна Ченских   02.01.2009 15:30   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
О! Привет, Игорь!
Тебя тоже в этот водоворот затянуло?

Петрович-На-Ангаре   02.01.2009 15:30   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
так это вроде Михаил предлагал=)

Анворда Скелло   02.01.2009 15:30   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Здесь всё общее. Налейте новенькому!

Leite   02.01.2009 15:31   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Ижевск - 16 часов 30 минут. Как слышите ! приём-приём...

Эльдар Эльдаров   02.01.2009 15:31   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Игорю Белкину:

С Новым Годом, Игорь!

Таких чудес давненько не было... Вот и славно, что они - чудеса - бывают... )))

Елена Карелина   02.01.2009 15:32   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
C Новым Годом, Белкин!
Ждём новых произведений!!! Здоровья и удачи !!!!

Приносящая Удачу   02.01.2009 15:32   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Вас слышу хорошо. Новосибирск - 18.33

Leite   02.01.2009 15:33   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Здравствуйте Елена!

Вот сколько друзей Вы собрали на своей страничке!

Спасибо за Ваш талант!
Счастья, вдохновения, успехов и здоровья!
С Новым годом! С Новым годом СТИХИРЯНЕ!

(_*_)+(_*_)
__!_***_!_

Владислав Высочин   02.01.2009 15:34   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Этак мы тут географию нашу обновим взамен прежней ))))

Елена Карелина   02.01.2009 15:34   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
о, теперь Белкина поздравляем=) и от меня,Игорь,привет с солнечной Кубани, с Новым годом!=)

Анворда Скелло   02.01.2009 15:34   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
А ВОТ И ОБЕЩАННЫЕ СЮРПРИЗЫ!!!

С НАСТУПИВШИМ ВСЕХ!

А может, мир перевернулся?
И под кого же он прогнулся?

Стихонимфурия   02.01.2009 15:35   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Прикольно. У меня началось со слов о восславении Владимира... Но сначала у этих слов был один автор, а теперь фамилия другой стала. Народ, что происходит? Где рецки за 1 и 2 января? Счетчик их отображает, но в списке их нет. А хотелось бы почитать! Но, в любом случае, весело получается: такая посленовогодняя тусня (как подростки выражаются). Всем машу ручкой!

Елена Мищихина   02.01.2009 15:36   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Ничего себе, сколько гостей у меня))))))) А мне нравится! Робята, девчонки, С Новым Годом ВСЕХ!!! А оставайтесь здесь до конца года?
Я согласная)))) Счастья ВСЕМ, СТИХИРЯНЕ!!!!!! Располагайтесь удобнее, ура!
Всех чмокаю)))

Алевтина Багаутдинова   02.01.2009 15:36   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Не Белкина, а - Владимира! Русского!

Leite   02.01.2009 15:36   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
очень надеюсь, что НАШИ рецки таки доберутсо до адресатов.
Всех с наступившим Новым Годом, и надвигающимся Рождеством....
на всякий случай (мало ли как там дальше сложитсо!!!:)))) и с днем защитника отечества, с днем влюбленных и 8 Марьа!!!!!!!!

Ок Тринадцатый Камень   02.01.2009 15:36   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Классно! Кубань...
А у меня родня в Тихорецке. Дядья и тетки. )))

Петрович-На-Ангаре   02.01.2009 15:36   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
:))))) Не пойму, эт тока у меня праздник, или у всех такое?:)))))))))))

Лика Безликина Восточное   02.01.2009 15:37   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Лёвка! А у тебя тоже веселуха! Ну точно кто-то "клавку" спиртом протер!

Анна Филипп   02.01.2009 15:38   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
У всех, кому рецы писали сегодня... ))

Петрович-На-Ангаре   02.01.2009 15:38   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
праздник у всех ... а глюк - видимо, кот... бродит, куда вздумается...

Елена Карелина   02.01.2009 15:39   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
У всех - праздник! :)))
У администрации сайта - тоже!
У них - тоже Новый год :)))))
Спят, наверное, счаз проснутся и всех по местам расставят :(((

Приносящая Удачу   02.01.2009 15:40   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
я с Ейска=) а Тихорецк - хороший город, была там мимоходом, но понравилось=)

УЖЕ НЕ ЗНАЮ, КТО ТАМ ВИНОВНИК ТОРЖЕСТВА, НО ПОЗДРАВЛЯЮ ИМЕНИННИКА(ОВ)!=)

Анворда Скелло   02.01.2009 15:41   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Искрение поздравления всем пропечатавшимся с наступившим Новым годом! Жаль, что эта веселая катавасия исчезнет, как и сам праздник. Мы к ней уже привыкли. Надо оставить ее новогодней традицией. Кто за?
Тамара Соловьёва.

Тамара Соловьева   02.01.2009 15:42   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Эй, виночерпий, всем наливай!
Будем пить и веселиться!
Родная Стихира, пей да гуляй,
Но постарайтесь не слишком... хм, напиться!

Leite   02.01.2009 15:42   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Во, народ разговорился!.. Слова вставить негде. И не буду. Всех с Новым Годом!

Виктор Трунтов   02.01.2009 15:43   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Во, народ разворился!.. С Новым Годом!

Виктор Трунтов   02.01.2009 15:45   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Восславлю я судьбу благую!
Вселенского размаха глюк!!!
Не снилось Воланду такое,
Что дарит просто так Кравчук!!!!!!!!!!!!!!!

ВСЕХ С НОВЫМ ГОДОМ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

Владимир Ауров   02.01.2009 15:46   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Интересное кино. Меня уведомили, что на мое стихотворение написано три рецензии, а тут не три, а сто тридцать три, мне самая первая понравилась:"Предлагаю скинуться по 100 грамм и восславить Владимира! Пусть потом хоть раскроется, кто таков есть! ВОТ это ПИАР!!!! Ржунимагу!:))))))))"А маме при моем рождении сказали, что я девочка, и поэтому меня Татьяной назвали.Кто-то явно перебрал в Новогоднюю ночь. С новым годом всех!))))))))))

Татьяна Шекова   02.01.2009 15:46   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Ой, вторая строка жуткая!

Будем все дружно мы веселиться!

Немножко лучше, а?

Leite   02.01.2009 15:47   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
За такую новогоднюю традицию обеими руками - "за". Вижу, собралась вся наша страна...широкая география...Привет всем из заснеженной Вятки! Приглашаю, стихиряне, 7 января на свой день рождения! )))

Елена Мищихина   02.01.2009 15:49   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Татьяне Шековой -

Не расстраивайтесь...все мы здесь немного Владимиры сегодня...так получилось...:)))

Приносящая Удачу   02.01.2009 15:51   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
эгегей=))) 29 мая приходите на мою страницу тогда уж=)))

Анворда Скелло   02.01.2009 15:51   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Сады и цветники я сею
С любовью нежной, с радостью рощу,
И сомневаться в качестве не смею!
Болит душа за всех! Я счастлив, не ропщу!

Я вас люблю! Надежда в вас земная!
И колоски с любовью соберу,
И будет радость вам! Да, самая большая!
Я подати, ребята, не беру!

ТЕПЛОМ,НЕЖНОСТЬЮ, ЛЮБОВЬЮ И ЯРКОЙ ТВОРЧЕСКОЙ ЖИЗНЬЮ НА БЕСКОНЕЧНОСТЬ,
С СЕРЬЁЗНОЙ, НО МИЛОЙ УЛЫБКОЙ ПОЗДРАВЛЯЮ ВСЕХ НАС С ЕДИНСТВОМ В СЕМЬЕ СТИХИРЯН
С нежностью

Фэлатом   02.01.2009 15:55   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
да мы уже секта какая-то=)

Анворда Скелло   02.01.2009 15:56   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Если кому интересно - я нашла ВЛАДИМИРА с которого все началось (кажетсо)!!!!!!!!!!
может и вправду поздравим его с днем рождения? все? я уже :)))
http://www.stihi.ru/2008/12/29/1613

Ок Тринадцатый Камень   02.01.2009 15:56   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Вот кто хоровод порушил!

Leite   02.01.2009 15:59   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
ой я опять вас встретила - зашла в чужие рецензии=) надо же=)
я уже полезла к Владимиру=) точно он=) я его узнала)

Анворда Скелло   02.01.2009 15:59   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Я тоже присоединясь к поздравлениям!!!

Фейоли   02.01.2009 16:01   [Заявить о нарушении правил]   [Удалить замечания]
Добавить замечания





|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||


КОНСТАНТЫ ИЛЬДЕФОНС ГАЛЧИНСКИЙ

( http://www.ipiran.ru/~shorgin/galczyn.htm#01 )




 1. СЧАСТЬЕ В ВИЛЬНЕ
 2. О НАШЕМ ХОЗЯЙСТВЕ
 3. ЛИРИЧЕСКИЙ РАЗГОВОР
 4. МЫ ТИХО ОТКРОЕМ ВОРОТА
 5. АНИНСКИЕ НОЧИ
 6. ДОЖДЬ
 7. МЕЛОДИЯ
 8. ПИСЬМО
 9. В ТОМ ВИНОВЕН
 10. ВЕНЕРА
 11. ПОСЛАНИЕ ВЛЮБЛЕННЫМ
 12. ПРИВЕТ, МАДОННА!
 13. НОЧНОЕ ЗАВЕЩАНИЕ
 14. ЛЮБЛЮ Я ТЕБЯ СТОЛЬКО ЛЕТ...
 15. ЛИШЬ МОЯ ТЫ – И ПЕРВАЯ - В СНАХ...
 16. РОМАНС
 17. НЕКРАСИВЫЕ ГЛАЗА
 18. ПОЧЕМУ ОГУРЕЦ НЕ ПОЁТ
 19. ОДИН ЛИШЬ ПОКОЙНИК
 20. СТРАННЫЙ СЛУЧАЙ НА УГЛУ НОВОВЕЙСКОЙ УЛИЦЫ
 21. КОНЬ В КИНО
 22. БАЙДАРКА И КРЕТИН
 23. БАЛЛАДА О ДРОЖАЩИХ ШТАНАХ
 24. ПЛАЧ ПО ИЗОЛЬДЕ
 25. ВОРОБЫШЕК
 26. ДИРЕКТОР И ПАМЯТНИК
 27. УСТА И ПОЛНОЛУНИЕ
 28. ВЕСНА ВЕРНЕТСЯ, БАРОНЕССА
 29. ИЗ ИНФЕРНАЛЬНОЙ АНТОЛОГИИ
 30. А ПОЛЮБИЛ ТЕБЯ...
 31. КОЛЬ РАЗЛЮБИТЬ МЕНЯ...
 32. НО ЕСТЬ ЕЩЕ ВСЯКИЕ МЕЛОЧИ...
 33. ПЕСНИ
 34. ПРОСЬБА О СЧАСТЛИВЫХ ОСТРОВАХ
 35. ПЫЛЬЮ ЛУННОГО СИЯНЬЯ
 36. ПОМОГИ
 37. БАЛЛАДА О ТРЕХ ВЕСЕЛЫХ АНГЕЛАХ
 38. ДЕСЯТЬ ЛИМЕРИКОВ
 39. СТАРОНЕМЕЦКАЯ БАЛЛАДА
 40. ХМЕЛЬ НА ОЛЕНЬИХ РОГАХ
 41. СЕДЬМОЕ НЕБО
 42. ДОЛГО НАПРАСНО ИСКАЛ Я
 43. НЕВЕРОЯТНАЯ ЭКЗОТИКА
 44. ОТЧИЗНА
 45. ОТЧИЗНА МОЯ - ЭТО МУЗЫКА
 46. ХОЖУ ПО БРЮССЕЛЮ ПЬЯНЫЙ
 47. ВНИМАНИЕ! НОВЫЙ ЖУРНАЛ!
 48. КАК РИНАЛЬДО РИНАЛЬДИНИ ТАНЦЕВАЛ С КАРДИНАЛОМ
 49. НОЧЬ
 50. Я УМРУ - И ЗАРАСТЕТ ТРАВОЮ...
 51. К ПОЛЬСКОЙ РЕЧИ





       1. СЧАСТЬЕ В ВИЛЬНЕ

На улице в Вильне - вот так-то, Гервазий...
Скажи, что же с нами случилось, родная?
По улице в Вильне - вот так-то, Протазий, -
с утра на санях надо мчаться, я знаю.

И мало того, что всю вечность, всю вечность
сиять и сиять на руках будут кольца, -
за ставнями - тишь, и покой, и сердечность,
"Дзинь-дзинь, мой Гервазий", - звонят колокольцы.

Там, в Вильне, - как роза, ты, юная мама...
Приехали, кучер! Вот старый забор,
вот домик знакомый: дверь с улицы прямо,
две яблони, окна выходят во двор...

Оригинал

-----------------------------------------------------------



       2. О НАШЕМ ХОЗЯЙСТВЕ
       Фрашка

О сребристая Наталья, о зеленый Константин!
Всё, что есть у вас на ужин - это ландышей кувшин;
позади того кувшина с алебардой гном таится,
борода его седая, в ней - от ужина горчица;
он поел, и вы все съели - на столе-то чисто;
о зеленая Наталья, Константин сребристый!


Оригинал

-----------------------------------------------------------



       3. ЛИРИЧЕСКИЙ РАЗГОВОР

- Как любишь ты меня?
И я ответил:
- Под солнцем я люблю, при лунном свете.
Люблю тебя и в шляпке я, и в шали.
В дороге на ветру - и в людном зале.
Средь тополей, и сосен, и берез.
Во сне. И если занята всерьез.
Когда еду готовишь у плиты
(и даже если нож уронишь ты).
В такси. И вообще - в любой машине.
В начале улицы, в конце и в середине.
Когда расчёской волосы разделишь.
В опасности. В кино. На карусели.
В горах. На море. В туфлях и босою.
Вчера и завтра. Днём, ночной порою.
Весной, когда с небес - потоки света.
- А летом как?
- Люблю, как душу лета.
- Что про любовь осеннюю ты скажешь?
- Люблю - коль зонтик потеряешь даже.
- Зимой, когда покрыты снегом сёла?
- Люблю тебя я, как огонь весёлый.
Я место рядом с твоим сердцем берегу.
Снег за окном. Гляди: вороны на снегу.

Оригинал

-----------------------------------------------------------



       4. МЫ ТИХО ОТКРОЕМ ВОРОТА

Мы тихо откроем ворота,
и тихо пойдём по ступенькам,
пройдём не спеша коридором
до самой последней двери.

Откроем ворота за год,
по лестнице путь - два года,
а дверь - чтоб ее открыли,
пусть ждёт хоть целую вечность.

Ведь там, за этою дверью,
привыкшая к ласкам двух окон,
там роза стоит в вазоне...

Оригинал

---------------------------------------------------------



       5. АНИНСКИЕ НОЧИ

Кораллы свои перестань низать,
лишь ветру я рад сейчас;
он, словно сюита Альбениса,
в постель опрокинет нас.

Под лунным алмазом стекло дрожит,
и птицы несутся вдаль,
паук над постелью у нас висит -
взамен балдахина (жаль...).

Да, день был ненужен и смысла лишен;
но он позади, мой друг.
И вот серебристая, как саксофон,
звучит уже ночь вокруг.

Нас черный малыш с опахалом в руках
овеет со всех сторон;
полно изумрудов в его ушах;
ночь - вот как зовется он.

Оригинал

---------------------------------------------------------



       6. ДОЖДЬ

(I)
Тебе сказала я раз сто, а может, двести,
что время уходить: льет дождь, уже темно.
Стоять вот так, лицом к лицу, на том же месте, -
действительно смешно, неслыханно смешно.

Где видано, чтоб так глядеть в глаза друг другу,
как будто под дождем фильм крутится немой?
Где слыхано, чтоб так в руке держали руку?
Ведь завтра мы опять увидимся с тобой.

И так расстаться трудно,
и так расстаться трудно,
и если даже дождь идет слегка - ну ладно;

и так расстаться трудно,
и так расстаться трудно,
нас здесь, наверно, этот дождь зачаровал.

(II)

Три года в Лодзи я работала сначала,
теперь в Варшаве... Это словно чудный сон!
Была одна, потом его я повстречала,
как музыкален, как похож на песню он!

И с ним я песенки порою напеваю,
берет он скрипку и играет мне подчас,
и каждый вечер на Жолибож приезжаю,
туда, где тополь, как всегда, встречает нас.

И так расстаться трудно,
и так расстаться трудно,
и если даже дождь идет слегка- ну ладно;

и так расстаться трудно,
и так расстаться трудно,
нас здесь, наверно, этот дождь зачаровал.

(III)

На Жолибоже знаю улочку такую,
где каждый вечер зажигают свет,
где тополя, и в кронах ветер дует,
и хорошо, как было в восемь лет.

Ты скажешь: "Милая!". Скажу тебе:
"Желанный!".
И так мы ходим взад-вперед вдоль этих стен,
а в этой улочке, идущей на Беляны,
светло, как будто напевает там Шопен.

И так расстаться трудно,
и так расстаться трудно,
и если даже дождь идет слегка - ну ладно;

и так расстаться трудно,
и так расстаться трудно,
нас здесь, наверно, этот дождь зачаровал.

Оригинал

---------------------------------------------------------



       7. МЕЛОДИЯ

Указала на грудь себе пальцем,
что кольцом, как короной, увенчан.
Дать бессмертье просила ей - вальсом
иль стихами, звучащими вечно.

И до клавиш дотронулись руки,
чтоб воспеть и уста, и ресницы;
упорхнули мелодии звуки
за окно, словно певчие птицы.

Записав эти звуки стихами,
стал я словно властителем света.
Её руки так пахли цветами,
и звучала мелодия эта...

Оригинал

---------------------------------------------------------



       8. ПИСЬМО

Тебе я, моя родная,
желаю спокойной ночи.
Я всюду твой след замечаю,
а ночь - весенняя очень!

Ты мне лишь одна - отрада,
и имя твое так сладко,
ты мне - и летом прохлада,
ты мне - и зимой перчатка.

Ты - счастье мое зимою,
осенью, летом, весною,
шепни мне: "Спокойной ночи!",
поговори со мною.

За что же мне радость эта,
рай тихий вдвоем с тобою?
Ты - свет моего света,
мелодия рядом с судьбою.

Оригинал

---------------------------------------------------------

       

       9. В ТОМ ВИНОВЕН

В том виновен, что долго бродил я без сна,
что так поздно вернулся, мой друг,
что сейчас только понял, что ты - и луна,
и деревья, и листья, и луг.

Что сейчас только понял: веселый ручей -
это ты; и ракушка на дне;
и звезда, что сияет над ширью полей;
и порыв ветерка по весне.

Оригинал

---------------------------------------------------------



       10. ВЕНЕРА

Моей жене

(1)
Для тебя - все оркестры на свете,
и тебя, словно с небу звезду,
о Венера, принес сюда ветер,
я к тебе днем и ночью иду.

(2)
Сновидений любых объясненье,
всех свиданий и свадеб секрет,
ты повсюду - в огнях и в растеньях,
ты кивнешь - и танцует весь свет.

(3)
Ты по рынкам задымленным бродишь,
и улыбка, как прежде, с тобой.
Ты уходишь и снова приходишь,
и платочек в руке голубой.

(4)
И незрячий увидит; недужный
встанет с койки; услышит глухой
то, как ветер несет тебя южный,
как идешь ты порою ночной.

(5)
Ты все раны излечишь рукою,
сможешь дело любое решить;
все мужчины бегут за тобою,
чтоб тебе свою душу излить.

(6)
Ты во сне поведешь их из дому
в тихий садик на берег реки,
и потом, наяву, все подъемы
им покажутся снова легки.

(7)
Все изменится, преобразится,
когда ночью твой перстень блеснет:
дрогнут листья, пробудятся птицы
и звезда над землею взойдет.

(8)
Что ж, тебе - и венец, и порфира,
книг, пластинок, картин миллион,
звук гитар на мостах всего мира -
он от тех, кто сегодня влюблен.

(9)
Чтоб тебя лишь прославить, природа
чередует свои времена:
горы летние, вешние воды,
трубы осени, зим белизна.

(10)
Ты живешь в нас и делаешь краше,
нас, как песня, ведешь на простор,
ты - тропинка певучая наша,
вздох последний и вечный восторг!

Оригинал

---------------------------------------------------------



       11. ПОСЛАНИЕ ВЛЮБЛЕННЫМ

Вы сегодня - главные на свете,
в этом я трёх лун клянусь сияньем.
Вам поют кузнечики, а ветер
слил ваш вздох с полуночи дыханьем.

В небе звездопада танец ярок -
это август ради вас колдует.
Ну так бросьте же цветок в подарок
этой ночи, что для вас танцует.

Оригинал

---------------------------------------------------------



       12. ПРИВЕТ, МАДОННА!

Тем, кто умеет книги умные писать,
звучит пусть слава громче башенного звона.
Книг не пишу я, и на славу мне плевать, -
привет, мадонна!

Постичь покой блестящих книг мне не дано,
не мне - весна, деревьев солнечная крона...
Мне только - ночь, и дождь, и ветер, и вино, -
привет, мадонна!

Явились многие на землю до меня,
придут другие... Смерть - слаба, а жизнь - бездонна.
Всё - сон безумца, тот, что снится среди дня. -
Привет, мадонна!

Ты здесь, одета в золотистые цветы,
и я венок тебе одной несу влюблённо,
росой умытая, цветами пахнешь ты -
привет, мадонна!

Прими венок мой! Я - гуляка, но поэт, -
знаком редакторам, блюстителям закона,
а ты мне - муза, и любовница, и свет, -
привет, мадонна!

Оригинал

---------------------------------------------------------



       13. НОЧНОЕ ЗАВЕЩАНИЕ
       (из цикла Noctes aninenses)

Я, Константин, сын Константина
(в Испании - маэстро Ильдефонс),
не находясь в рассудке здравом,
пишу при свечке завещанье.

Я вижу - мотылек летит на свечку, храбр;
как тень его, дрожит моя рука...
И, значит, мастеру, что сделал канделябр,
июньского оставлю мотылька.

Когда однажды мастер этот, одинок,
пройдет по улице, - а день уже угас, -
пусть прилетит на чью-то свечку мотылек;
цветы закроются на клумбах в этот час.
И он увидит мотылька в чужом окне
и остановится. И вспомнит обо мне.

А всем поэтам - и в грядущем, и сейчас -
я завещаю эту кафельную печь,
где мысли сгинули; где, в пепел обратясь,
исчезли игры, что совсем не стоят свеч;
и им же - месяц, что чернильницей служил:
его когда-то я по случаю купил.

И вот тогда, когда придут иные дни,
когда настанет ночь совсем иная,
и над тетрадью будут мучиться они,
как эту ночь запечатлеть, не зная, -
я буду в тучах, в шелесте деревьев,
в листах тетрадей буду, в скрипе перьев,
поскольку ночью я и начал, и затих,
и партитуру ночи полностью постиг.

А вот седьмое небо оставляю
я дочери своей, чья жизнь - балет;
оставлю ей и херувимов рая,
и вышний шум, и иллюзорный свет,
природу - как копилку всех секретов
и как учебник для ее балетов.

Для Теофила - когда вечер настаёт -
пусть будет улочка для шепота одна;
еще оставлю створку кованых ворот -
на них когда-то был Нептун из чугуна,
потом из города сбежавший навсегда.
Теперь на небе он - спокойная звезда.

Очарование оставлю, что собрал
я на земле, для всех людей хороших,
все дни из золота, все дни из серебра,
и даже дятлов, даже этих мошек,
что близ акации роятся в час заката...
Вдали встает заря, откуда нет возврата.

Блеск феерический - стихам; они сильней
сквозь тьму и злобу пусть осветят даль.
А стройной, смуглой что оставлю я моей?
Печаль.

Оригинал

---------------------------------------------------------



       14. ЛЮБЛЮ Я ТЕБЯ СТОЛЬКО ЛЕТ...

Люблю я тебя столько лет -
То в мраке люблю, то в напеве;
Быть может, уже восемь лет...
А может (не знаю) - все девять...

Все спуталось, смерклось; где ты, а где я,
не знаю - и часто мне снится,
что ты - это мгла, мои годы в боях,
а сам я - твой стан и ресницы.

Оригинал

---------------------------------------------------------



       15. ЛИШЬ МОЯ ТЫ - И ПЕРВАЯ - В СНАХ...

Лишь моя ты - и первая - в снах,
я твой первый - конечно, во сне;
я во сне расскажу о стихах,
ты о птицах поведаешь мне.

Там, во сне, на поляне лесной -
золотой, небывалый покой,
поцелуи, что пахнут травою.
Ты - царица Египта из снов,
всех прекрасней, мудрей мудрецов;
я, как свет, всюду рядом с тобою.

Оригинал

---------------------------------------------------------



       16. РОМАНС

Месяц - точь в точь балалайка над нами...
Ах! Вот его бы коснуться руками!
Было бы чудно -

вышла б небесная песня, наверно,
песня о людях, влюбленных безмерно
и безрассудно.

Будут в ней дальняя речка, закаты,
тень от ладони, цветов ароматы,
в небе звезда,

сад, и стена, и скамья под стеною,
ну, и дорога, что манит с собою -
и в никуда.

Оригинал

---------------------------------------------------------



       17. НЕКРАСИВЫЕ ГЛАЗА

Я увидел и задрожал,
я таких еще не видал:
некрасивые;
взгляд какой-то у них отрешенный;
невзирая на цвет их зеленый -
некрасивые.

Почему же с утра и до ночи,
целый день твои вижу я очи
некрасивые;
нет, они ни на что не похожи,
до того некрасивы - о боже! -
некрасивые...

В твоих глазах, любимая, родная,
должно быть что-то; есть там что-то, да.
Хочу забыть - никак не забываю,
лицо и очи вижу я всегда.

Жизнь проведу я в поисках напрасных,
пусть даже свет я целый обойду -
но не найду я глаз таких прекрасных,
я глаз нежнее и вернее не найду.

Я сменил свое мненье про очи;
вижу я, что глаза твои очень
красивые;
твои очи - точь в точь две свечи,
как две звездочки в темной ночи,
красивые.

Не сокрыто от них ничего,
льют свой свет на меня одного,
красивые.
О глаза! До скончания дней
вы над жизнью склонились моей,
красивые.

В твоих глазах, любимая, родная,
должно быть что-то; есть там что-то, да.
Хочу забыть - никак не забываю,
лицо и очи вижу я всегда.

Жизнь проведу я в поисках напрасных,
пусть даже свет я целый обойду -
но не найду я глаз таких прекрасных,
я глаз нежнее и вернее не найду.

Оригинал

---------------------------------------------------------



       18. ПОЧЕМУ ОГУРЕЦ НЕ ПОЁТ

Поставлен безрассудно
вопрос и очень смело.
Его решенье трудно -
но нам по силам дело.

Нет песен огуречных
зимой и летом тоже;
и ясно всем, конечно:
бедняга петь не может.

А если очень хочет -
как молодой скворчонок?
И он средь темной ночи
лежит в слезах зеленых?

Но, как всегда, прошли мы -
средь хмурых дней и ясных,
зимой и летом - мимо
огурчиков несчастных.

Оригинал

---------------------------------------------------------



       19. ОДИН ЛИШЬ ПОКОЙНИК

Один лишь покойник воспитан на диво -
в беседе еще никого не прервал;
а если бы мог говорить, то учтиво
и строго научно бы речь он держал.

Совсем любопытства покойник лишен.
Газет не читает. Не ходит в кино.
Спокоен. И ложку не выронит он.
Со всеми любезен - ему все равно...

Имеет позиции твердые он.
И членом не станет сомнительных групп.
Он - легкий - плывет в отдаленный район.
Такой стопроцентный труп.

Оригинал

---------------------------------------------------------



       20. СТРАННЫЙ СЛУЧАЙ НА УГЛУ НОВОВЕЙСКОЙ УЛИЦЫ

Их там почти что сорок шло.
Нормально. В воскресенье.
Вздохнул тут кто-то тяжело -
и кончилось движенье.

Весь строй восторгом обуян:
вот месяц... звезд без счета...
И смотрят в небо - как баран
на новые ворота.

Есть труд такой - всходить, светить
у спутника планеты.
Но как поэтам объяснить?

Поэты есть поэты.

Оригинал

---------------------------------------------------------



       21. КОНЬ В КИНО

Надоело коню его сено давно,
он сбежал из конюшни - и прямо в кино.

Взял билет он, зашел в темноту кинозала
и конфету жевал в ожиданьи начала.

А в кино этом шел супер-фильм романтичный,
музыкальный, цветной, и к тому ж эротичный.

В кадре - ванная. Толстая дурочка воет,
сообщая дискантом, что руки умоет.

Мчался кто-то в машине, стрелял на ходу.
Кто-то пел толстой дуре: "Тебя украду".

А потом, как обычно, салуна огни;
двое черных рыдали, что негры они.

А потом - когда все так счастливо кончается -
пела надпись в вагоне: "курить
воспрещается".

Конь не выдержал, крикнул: "Злодеи! Позор!",
возвратился в конюшню и ржет до сих пор.

Оригинал

---------------------------------------------------------



       22. БАЙДАРКА И КРЕТИН

В поход понесло на байдарке кретина -
спускался по речке, довольный, как слон;
кретином он был, и вот в этом причина
того, что глупел с каждой милею он.

На небе ни тучки, река голубая,
один поворот и другой поворот;
и люди кричали, к реке подбегая:
- Глядите, кретин на байдарке плывет.

Жена его вышла на берег (видали?),
Тесть вышел - и всех домочадцев позвал,
они и рыдали, и руки ломали -
кретин уплывал, уплывал, уплывал.

Хотите мораль? Одинаково ярко
всем солнышко светит; и вывод один -
не только профессору служит байдарка;
на ней может плыть и обычный кретин.

Оригинал

---------------------------------------------------------



       23. БАЛЛАДА О ДРОЖАЩИХ ШТАНАХ

Послушайте, детишки,
балладу про штанишки.

Жил как-то очень скучный пан
(знакомый вам едва ли),
имел штанов пятнадцать пар
(а может, и шестнадцать...),
и все они дрожали.

Наденет серые - дрожат,
и в черных - тряска сплошь,
в полоску - тот же результат,
в маренго - та же дрожь.

Итак, какие бы ни стал
штаны он надевать -
листом осины начинал,
наряд его дрожать.

И жизнь страдальца потому
Была весьма плоха;
Сперва дивились все ему,
Потом - "хи-хи", "ха-ха"...

И бабка (тетка, может быть? -
припомнить я не смог)
ему решила подсобить:
"Загнешься ты, милок...

Ты пролил из-за брюк, поди,
потоки слез, балбес?
Сейчас не холодно - гляди!
Ходить попробуй без.

Замены разной для порток
есть много - так и знай:
купи халатик ты, милок,
в халатике гуляй,

Купи ты юбок штуки три
(их не охватит дрожь),
а к ним, бедняжка, подбери,
ты зонтик или брошь.

Есть много всякого добра,
мы купим все с тобой с утра;
помада, пудра и нейлон -
и будет твой вопрос решен.

Усы побреешь - и хорош!
(Ох! На епископа похож...)"

Пан приобрел халат - и вот
ходил в халате целый год,
но только ночью надевал -
халатик тоже весь дрожал...

А брюки, что в шкафу лежали,
сильнее прежнего дрожали;

трясло квартиру банным листом
дрожали стены, окна - тоже,
поскольку дом был пессимистом,
и очень поддавался дрожи.

Что ж, завершать балладу надо
о брюках, что всегда дрожали;
еще нужна мораль баллады -
ну как же можно без морали?

КОГДА ПРИХОДЯТ ПЕРЕМЕНЫ -
У СМЕЛЫХ ВЫРАСТАТЬ ДОЛЖНЫ
БОЛЬШИЕ КРЫЛЬЯ НЕПРЕМЕННО.
У ТРУСОВ - ПУСТЬ ДРОЖАТ ШТАНЫ.

Оригинал

---------------------------------------------------------



       24. ПЛАЧ ПО ИЗОЛЬДЕ

Жаль - что вышло не то,
и что пусто, и что...
Нет, слова - как туман.
Норвид смог бы писать,
а Рембрандт - рисовать,
и еще - Тициан.

Руки - мягкий атлас;
нет сравнений для глаз,
ибо это глаза.
Ангел дал мне ответ -
но на "да" молвил: "нет".
В час недобрый сказал.

Слёзы есть, тебя нет.
Жаль мне персика цвет,
птицу белую ту.
Вместо этого так:
черный мак, темный знак -
вкус похмелья во рту.

Что ж теперь? Все прошло;
хрупок мир, как стекло,
маской скрыты глаза.
И зачем мне нужны
звук гитарной струны,
розы и паруса?

Оригинал

---------------------------------------------------------



       25. ВОРОБЫШЕК

Воробышек - меньше всех пташек,
воробышек - тварь небольшая.
Он ест нехороших букашек,
ни сна, ни поддержки не зная.

Взываю я: "Вспомните все вы -
воробышек дружит с людьми!
Любите воробышка, девы,
любите его, черт возьми!"

Оригинал

---------------------------------------------------------



       26. ДИРЕКТОР И ПАМЯТНИК

Думал дурак о себе очень много,
бог знает кем он себя полагал.
Выйдя однажды с утра на дорогу,
сразу же скульптора там повстречал.

Молвит: "Бывает удача на свете!
Вас мне судьба потрудилась послать.
Как хорошо, что я нынче вас встретил:
вам доверяю мой бюст изваять;

чтоб на лице моем - том, что из камня, -
юмор светился и ум,
хочется, в общем, пройти сквозь века мне
с мордой, исполненной дум.

В мраморе - прочно, красиво к тому же!
Нет, будет лучше гранит,
ибо гранит - он подольше прослужит!
Точно! Гранит - это хит!

Или из бронзы? Так принято в мире;
бронза, наверно, к бессмертию ближе.
Видел я что-то такое четыре
года назад в этом самом ...Париже.

Вижу я: в зелени пригород сонный
и отблески солнца на морде
бюста, что будет стоять над колонной
(хочу ионический ордер!)

А рядом - вода и малиновый куст...
Взгляните, маэстро, на план-то!
А может быть, сделать из золота бюст?
Глаза - из больших бриллиантов?

И сколько б ни стоило - всё я готов
оплачивать без промедленья.
А может - с гитарой, среди облаков?
Маэстро, ну как ваше мненье?"

И слышит: "Я всё бы для вас изваял,
уж очень насущная тема,
но нынче отсутствует материал,
и в этом, директор, проблема.

Такой матерьял я хочу применить,
что редок, директор, весьма;
ваш бюст - он обязан изысканным быть;
нельзя же ваять из дерьма.

Не купишь на рынке такой матерьял,
а я его очень люблю...",
- "А что это?" - "Я бы зимы подождал -
тогда вас из снега слеплю".

Оригинал

---------------------------------------------------------



       27. УСТА И ПОЛНОЛУНИЕ

А вот и ночь, и танцы снов,
и в небе - полумесяц вновь,
как половинка от секрета;
- так говорил я в давний час,
когда такой же месяц гас,
гас над тобою в час рассвета.

Взглянув на небо, на огни,
ты попросила: "Измени
сей месяц; ждет он исполненья".
И - полнолуние! И вдруг
отсёк луны зеркальный круг
уста от уст без сожаленья.

Оригинал

---------------------------------------------------------



       28. ВЕСНА ВЕРНЕТСЯ, БАРОНЕССА

Говоришь: "Любовь постыла" ,
что не хочешь та греха,
говоришь, что ты остыла,
что фигурою плоха.

Я на это:
       
       
- Баронесса,
снова греется земля
опадет зимы завеса,
вновь мы будем ТРУ-ЛЯ-ЛЯ.

Буду вновь твой Дон Диего,
снова месяц и цветы,
снова чувства, снова нега,
снова только Я и Ты.

И барон не скажет старый,
чтобы я валил к чертям,
не прогонит прочь с гитарой -
так как он не ЗДЕСЬ, а ТАМ.

Он за мной в пижаме гнался,
обессилел и простыл,
слег - и больше не поднялся
(кто-то форточку открыл...).

Он любовь хотел порушить -
вот ему и надо так!
Разлучить хотел он души,
сексуальный наш контакт.

И весна, назло барону,
ласки новые суля,
даст команду Купидону -
и начнется ТРУ-ЛЯ-ЛЯ.

Но пока - зима (о горе,
как же мы не любим зим!)
держит чувства на запоре
и цвести мешает им.

В холод каждый безутешен,
все - от малых до больших.
как сосулька, я подвешен;
жду весны у ног твоих.

Потерпи и ты со мною,
и немного опосля
потеплеет. И с весною
вновь начнется ТРУ-ЛЯ-ЛЯ.

Хуже драмы не бывало -
нет, трагедия всерьез! -
нынче такса замерзала,
кашлял, плакал бедный пес:

Взял я пса (уж эти зимы!),
в одеяльце замотал.
О мой песик, мой любимый,
за двоих ты замерзал!

Приходи, коль ты страдаешь,
таксик, - ночью, среди дня...
(Ты, родная, называешь
часто таксиком - меня).

Нет в глазах веселья беса,
слезы - будто из ведра...
Потерпи же, баронесса,
только месяц-полтора.

И тогда весна ворвется
(эх, скорей бы этот день!),
и безумство чувств вернется,
арфа звякнет: "трень да брень",

и опять сольемся, знаю,
чувства нежные хваля,
не горюй, моя родная,
ТРУ-ЛЯ, ТРУ-ЛЯ, ТРУ-ЛЯ-ЛЯ!

Оригинал

---------------------------------------------------------



       29. ИЗ ИНФЕРНАЛЬНОЙ АНТОЛОГИИ

Некий пан, начитавшись Платона,
усомнился в реальности ада.
И супруга сказала резонно:
"К психиатру зайти тебе надо!

Всю семью этот бзик оскорбляет:
я же верю, и мамочка - тоже.
Кто не верит - всегда вызывает
отвращение у молодежи".

Но упрямым супруг оказался;
хоть супруга швыряла посуду,
он и топал ногой, и плевался,
и кричал: "В пекло верить не буду!"

А жена - раз уж ересь такая -
применила суровые меры:
"Я тебя допеку, негодяя,
за отсутствие правильной веры!"

И она перебила со звоном
всю посуду об голову гада...
И бедняга простился с Платоном -
убедившись в реальности ада.

Оригинал

---------------------------------------------------------



       30. А ПОЛЮБИЛ ТЕБЯ...

А полюбил тебя я ночью голубою,
бескрайней ночью, средь волшебной темноты;
в ночи светили лишь сердца у нас с тобою -
когда вздохнул я и когда вздохнула ты...

Тебя люблю в короне и босою,
и на рассвете, и порой ночною.

И если скажешь мне: "Хочу, чтоб ты ответил -
за что же так в меня влюбился без ума?",
отвечу так: "Когда в лесу услышишь ветер,
зачем он в лес забрел - спроси его сама;

спроси - зачем разыскивает всюду
он ягоды шиповника, как чудо?"

Оригинал

---------------------------------------------------------



       31. КОЛЬ РАЗЛЮБИТЬ МЕНЯ...

Коль разлюбить меня потом
тебе когда-то доведется,
прошу, не говори о том -
как бог о том не говорит;
наслать задумав мор и глад,
он с неба ласково смеется,
хоть знает, что цветущий град
в пустыню скоро превратит.


Оригинал

---------------------------------------------------------





       32. НО ЕСТЬ ЕЩЕ ВСЯКИЕ МЕЛОЧИ...

Но есть еще всякие мелочи - в дальние страны
летящие птицы, свет звезд и тростник над водой,
садов разноцветье, что утром увижу я рано,
и ветер, который и басом поёт, и сопрано,
настольная лампа и письменный стол мой простой.
Мне стол этот скромный дороже картин Тициана,
поскольку он друг мой надежный и самый большой,
за ним я в работе с утра дотемна, неустанно,
а ночью...

Оригинал

---------------------------------------------------------



       33. ПЕСНИ

(I)

Ты только в домик наш войди -
и словно ночь вошла с тобою,
она шумит, шумит листвою,
а ты шагаешь впереди.

И тени птичьи за тобой -
щегол, снегирь, другие птицы.
И свет, что от тебя струится,
ясней луны ночной порой.

Ты - словно месяц в облаках,
небесных блесток вереница;
и звезды ты несешь в руках,
как зерна теплые пшеницы.

Ты, как щебечущим плащом,
укрыта птицами лесными;
плащ длинный тянется сквозь дом,
сквозь двор - к звезде, которой имя -

Венера. А в тебе сейчас -
высь облаков, воды свеченье...
Я красоту печальных глаз
спасти хотел бы от забвенья.

(II)

Луна восходит в облаках...
Мне этой ночью нет покоя:
об этом сердце и руках
пишу и сердцем, и рукою.

Уста, что сладки и горьки,
и сладость в голосе печали,
и уши - словно островки,
что Одиссей видал из дали.

Твое лицо - как облака,
как горизонт, деревья, поле.
Мое перо скрипит слегка:
я буквы вывожу - на волю.

Птиц золотых и синих свет
пусть в этих буквах вспыхнет сразу,
чтоб из правдивого рассказа
возник правдивейший портрет.

Небесный повернулся круг,
быстрей, быстрей летят мгновенья...
Я красоту любимых рук
спасти хотел бы от забвенья.

(III)

Как много пройдено путей,
вдвоем протоптано тропинок?
А сколько видели дождей
и в свете фонарей - снежинок?

А сколько писем и разлук,
дней, что горьки были на деле?
И вновь упорство - чтобы вдруг
встать, и идти, и выйти к цели.

А сколько позади трудов?
Надежд, и горя, и сомнений?
А книг? Разрезанных хлебов?
А поцелуев? А ступеней?

Все годы подсчитай труда,
всю страсть, что вложена в тетради,
и те мгновения, когда
звучал Бетховен... и Скарлатти...

Глаза твои - два огонька,
а сердце - вот исток свеченья.
Я это сердце на века
спасти хотел бы от забвенья.

(IV)

Вот это скромное строенье,
где наши дни с тобой текут -
упорный, неизменный труд
и неустанное творенье.

Восход, закат приходят в срок,
то дождь, то солнце над садами;
мы жизни истинной поток
своими здесь творим руками.

Мы лишь песчинки на земле,
и от людей вся наша сила -
чтоб хлеб водился на столе,
чтоб лампа вечером светила,

чтоб время - днем или в ночи -
сияло, как огонь, пылая.
Как у станков стоят ткачи,
стоим у жизни мы, родная.

Мы каждый день в узорах ткем
ткань для другого поколенья.
Я нашу лампу над столом
спасти хотел бы от забвенья.

(V)

Мы не могли б прожить, о нет,
без звуков музыки с тобою.
Мы любим трубы и кларнет,
и звуки скрипки, и гобоя.

Есть скромный канделябр у нас,
в нем свечка алая большая;
когда концерт - горит она,
свет яркий к звукам добавляя.

Приходит музыкальный час,
когда при этом теплом свете
концерт по радио для нас
играют бранденбургский третий...

И тень за музыкой спешит,
на стенах пляшет неустанно.
И со стены на нас глядит
лик Иоганна Себастьяна.

Нам улыбается старик,
свое услышав сочиненье.
Я этот час и этот миг
спасти хотел бы от забвенья.

(VI)

Мы на земле - не для того,
чтоб наблюдать очарованье,
а чтоб творить, хранить его,
как золотое изваянье.

Идем - пусть даже сотни раз
придут к нам снова дни лишений -
и видим отраженье глаз
в красе машин, в красе растений.

И, ожидая свой сеанс,
сидим не раз в уютном зале,
и видим рядом, возле нас,
людей, что, как и мы, устали.

И время с нами вдаль несется,
и мы со временем спешим,
работой красоту творим,
что вновь работой обернется.

Снег серебристый в небесах,
и на лице твоем - свеченье...
Я снег на этих волосах
спасти хотел бы от забвенья.

(VII)

Труда большого день за днем
Частица малая творится.
И ночь. И утро. И потом -
Еще, еще, еще частица.

И солнца свет - у нас в сердцах,
сердец биенье - от сиянья.
Свои труды несем в руках -
от беспорядка к очертаньям.

Несете очертанья в свет,
Вы, руки, что трудом богаты.
Так возникают с древних лет
Дома, поэмы и сонаты.

Вот ели - прямо предо мной
Стоят, как люди, ночью темной.
Вот звезды - в глубине ночной,
Как в скрипке светятся огромной.

А вот мерцанье в вышине -
Венеры дальнее свеченье.
Я этот отблеск на окне
спасти хотел бы от забвенья.

(VIII)

Мост Понятовского. Пурга
нам ставит снежную преграду.
Мост Понятовского. Снега
уже заносят баллюстраду.

Фонарь. Лучи нещадно бьют
в глаза. Заснежена дорога.
Автобус ожидают тут,
и ожидающих немного:

лишь только двое. Это мы
на этой улице прибрежной -
два человека средь зимы,
как будто в чаще леса снежной.

Сюда позвать бы трех ворон;
пускай они во мгле морозной
сюда слетятся с трех сторон -
на этот снег слетятся звездный

и будут на снегу видны;
пусть ветер туч вершит круженье...
Я и ворон средь белизны
спасти хотел бы от забвенья.

(IX)

Пишу вечернею порой
в избушке, что укрыта в чаще,
при свете лампы нефтяной,
на ящике пустом стоящей.

Стучат тихонько на стене
часы. За окнами стемнело.
Дверь приокрылась, и ко мне
мать лесника зашла несмело,

тревогой смутною полна,
вся словно в тенях от заботы.
"Я снова, - говорит она, -
слыхала в тучах самолеты.

Война закончилась давно,
но этот шум страшит... Я знаю,
что нет причин бояться. Но -
былое время вспоминаю".

Нас люди, мать, спасут с тобой
от дней тяжелых повторенья.
Я этот взгляд тревожный твой
спасти хотел бы от забвенья.

(X)

Меня прошу я извинить,
что в песнях этих дал так мало
и что пою я, может быть,
не то, что петь бы надлежало.

В них о красотах столько слов,
слов золотистых, серебристых,
и лун, и птиц, и облаков,
и Бахов, и огней лучистых...

Мне яркий свет и вправду мил,
в стихах ищу я место свету.
Когда бы мог - то превратил
я в канделябр планету эту.

И у меня сомненья нет:
стихов лишь в том предзначенье,
чтоб ярче стал от них рассвет
во всех краях без исключенья,

чтоб светлой улица была,
и во дворцах светлее стало,
чтоб розоперстая пришла
к нам Эос - гордо и устало.

Смогли мы полпути пройти,
и продолжается движенье...
И я свой след на том пути
спасти хотел бы от забвенья.

Оригинал

---------------------------------------------------------



       34. ПРОСЬБА О СЧАСТЛИВЫХ ОСТРОВАХ

А меня на счастливые ты острова отвези,
ветром ласковым волосы, словно цветы, растрепай, зацелуй,
убаюкай меня, тихой музыкой в сон погрузи, отумань
и от сна на счастливых меня островах не буди.

Воды шумные, тихие воды ты мне покажи,
звезд беседы на ветвях зеленых услышать, прошу я, позволь,
покажи мотыльков разноцветных, согрей их и к сердцу прижми
и спокойные мысли с любовью склони над водой.


Оригинал

---------------------------------------------------------



       35. ПЫЛЬЮ ЛУННОГО СИЯНЬЯ

Пылью лунного сиянья на твоих ногах мне быть,
ветром в ленточке твоей, молоком в стакане,
сигаретою в устах и узкой тропкой в васильках,
и скамейкой, где сидишь, книгой, что читаешь.
Как шитьем, тебю украсить, как простор, тебя обнять,
временами года быть мне для глаз любимых
и огнем в камине ярким или крышей, что хранит
от дождя.

Оригинал

---------------------------------------------------------



       36. ПОМОГИ

Помоги мне, мокрая долина,
исцели погодою нежданной,
жизнь настрой мне, как орган старинный, -
пусть она звучит трубой органной.

Жизни суть запрячь в трубу любую -
как собаки, трубы чтоб скулили.
Пальцам дай страданье - пусть тоскуют,
чтоб не только очи слезы лили.

Беды нас какие бы ни ждали -
пусть погибель мира впереди -
никогда не будешь ты в печали,
если крик найдешь в своей груди.

Вытащит, как раненого с поля,
даст твой крик спасение тебе.
В зове помощь слышится и воля,
и вершина милости - в мольбе.

Оригинал

---------------------------------------------------------



       37. БАЛЛАДА О ТРЕХ ВЕСЕЛЫХ АНГЕЛАХ

- О сестры дорогие,
послушайте аббата. -
(Дул за окошком ветер;
был месяц листопада).

- Три ангелочка были,
и каждый Бога славил,
их звали - ut sequuntur *) -
Петр, Зефирин и Павел.
       *) по порядку, по очереди. Читается: "ут
секвунтур"

Один милей другого,
красивы - то, что надо!
На них бросал обычно
Бог ласковые взгляды.

А рай - как рай: там место
веселому досугу:
обеды, тары-бары
и ужины - по кругу.

Но были эти трое
не слишком образцовы,
и стал Господь частенько
глядеть на них сурово.

Их часто там лупили
за нарушенье правил,
но нет - не исправлялись
Петр, Зефирин и Павел.

Страданья ангелицам
чинили три нахала;
хоть их и было трое,
грехов-то семь - немало!

Был Петр - как Петр: любитель
бутылки и стакана,
и крылья оставлял он
в ломбардах постоянно.

Когда кончались деньги,
негодник - furis more *) -
в Господний погреб винный
лез за бутылкой вскоре.
       *) по воровской привычке

А Павел - был как Павел:
он обожал сраженья;
и всех он на лопатки
клал ровно за мгновенье.

И сам святой Георгий
о нем промолвил: "Сила!
Наш ангел Павел в драке
не хуже Радзивилла!

Бог тоже похвалил бы,
но что-то разоспался..." -
Сказал вот так Георгий
и вновь за змия взялся...

Был Зефирин - веселый,
до музыки охочий,
любитель струн, сиринги: -
Ну, Зефирин, короче.

Знал греческие мифы -
Ахиллы и химеры...
Любил луну на небе,
любил стихи Бодлера

и тайные утехи;
он, принимая позу,
бродил со странным видом -
andante maestoso *) .
       *) медленно и величественно

И был такой стыдливый -
ну... на Руссо похожий;
он проповеди "К птицам"
любил; и "К рыбам" - тоже.

Но дядя (старый ангел)
заметил у нахала
подборку анекдотов -
племяннику попало...

Вот так они и жили;
но был наказан каждый...
Бог вызвал очень срочно
архангела однажды:

"Изгнать велю я Павла,
Петра и Зефирина.
В раю таким не место!
Налей-ка из графина!"

Вино довольно быстро
закончилось в графине...
Господь ходил сердитый,
ругаясь на латыни.

Был Зефирин печален -
он, с влажными глазами,
как сам Жан-Жак, стыдился,
закрыв лицо крылами.

А Петр - как Петр: опалой
был удручен едва ли;
он вскрыл замок отмычкой
и пил вино в подвале.

И Павел - был как Павел:
не очень огорчился;
с Георгием на поле
он на кулачках бился.

Но вскоре стало ясно,
что их делишки плохи...
Архангел Зефирину
сказал: "Напрасны вздохи.

Приятелей зови-ка,
вот вам решенье Бога:
идите прочь отсюда -
вам в ад теперь дорога!"

Пинками прочь из рая
он в пекло их отправил;
испортили карьеру
Петр, Зефирин и Павел.

Вам - ergo *) - надо, сестры,
на Бога полагаться,
и с ангелами лучше
под вечер не встречаться.
       *) следовательно

Оригинал

---------------------------------------------------------



       38. ДЕСЯТЬ ЛИМЕРИКОВ

(I)

Житель Гоби по имени Чон
в злых проделках не раз уличен.
Видя жителей в злобе,
Чон уехал из Гоби -
но не очень-то был огорчен.

(II)

Жил-был ангел в просторах небес;
всех замучил его энурез.
Все орали: "Уйди!" -
и, с обидой в груди,
чтоб поспать, он на дерево лез.

(III)

У одной поэтессы из Готы
быстрый рост сексуальной заботы
некий пастор лечил;
но однажды в ночи
в голове ее стукнуло что-то.

(IV)

Жил однажды водитель трамвая,
все клеймили его как лентяя:
он играл в домино
и ходил в казино,
пассажиров возить не желая.

(V)

Жил-был парень вблизи Воломина,
не терпевший и запаха тмина;
как-то, съев витамин,
закричал: "Снова тмин!" -
и упал неживой у камина.

(VI)

Жил писатель, и грустен он был,
ибо премий пером не добыл.
Огорчен несказанно,
как-то спер он две ванны...
И читатель его позабыл.

(VII)

Трубочист по фамилии Индра
раз из шкафа не вынул цилиндра.
Был он, видно, неправ:
он таскал с собой шкаф,
на башку не надевши цилиндра.

(VIII)

Жил-был странный монах из Карарры,
он любил до безумья доллары;
так как был кривоног -
то из долларов мог
делать пиво монах из Карарры.

(IX)

У поэта из города Смела
на бровях часто двигалось тело.
Просят все его с плачем,
чтоб ходил он иначе,
он в ответ: да какое вам, черт побери, дело?

(X)

Издавала мадам из Проскурова
звук совиного уханья хмурого
и пугала супруга;
тот, дрожа от испуга,
отравил ее жидкостью Бурова.

Оригинал

---------------------------------------------------------



       39. СТАРОНЕМЕЦКАЯ БАЛЛАДА

Некогда в земле Шляраффенлянд
жил барон - вожак разбойных банд,
рыжий раубриттер Демолинус;
были с ним три сотни молодцов,
рыжих и неистовых бойцов,
ну а богом был для них Гамбринус

(сей Гамбринус залу украшал:
пива бог в углу на бочке спал
с кружкою; на ней - изображенье
сцен, где свиты шумные Диан
с луками неслись, как ураган,
в лунном свете, в бешеном круженье).

Заповеди Божьи позабыты -
чтили лишь Гамбринуса бандиты.
Подымая кружки над столами,
до утра могли они кутить;
слугам тоже разрешали пить
рыжие безбожники с усами.

Дочь растил прекрасную барон,
ей не раз играл на роге он
(взятом в замке господина Миле).
Но развеселить ее не мог,
хоть звучал стократным эхом рог,
разносился этот звук на мили.

Инга целый день погружена
в серебро запутанного сна,
что сияет зимней белизною.
Сны снуют за нею - сон за сном,
в шлейфе сны сливаются одном;
этот шлейф не удержать рукою.

Инга плачет, глупая, все дни,
ибо рядом с нею лишь они -
рыжие усы, тупые лица;
только топоры, собачий вой,
и никто не пригласит с собой
погулять иль в роще порезвиться.

А когда поднимется луна -
ходит в одиночества она,
четки на ходу перебирает,
любит перед сном клубнику есть,
а потом всю ночь страничек шесть
"Дон-Кихота", бедная, читает.

Чтоб хоть малость Инге счастья дать,
мудрецов барон велел позвать;
жулики, устроив совещанье,
ей поехать в Рим совет дают,
в келью шлют, рекомендуют труд;
а один орет: "Кровопусканье!"

Этот шарлатанский медосмотр
наблюдал оруженосец Петр -
и вскричал: "Пусть кто умеет - учит!"
Поступил красавчик очень верно:
с Ингою, испуганной, как серна,
в дальней спальне заперся на ключик.

Через час пришли они назад,
и глаза у дочери горят!
Обнялись слуга и Демолинус.
Мудрецы убрались со стыдом,
что забыли о рецепте том,
старом, как пивной божок Гамбринус;

сей Гамбринус залу украшал:
пива бог в углу на бочке спал
с кружкою; на ней - изображенье
сцен, где свиты шумные Диан
с луками неслись, как ураган,
в лунном свете, в бешеном круженье.

Оригинал

---------------------------------------------------------



       40. ХМЕЛЬ НА ОЛЕНЬИХ РОГАХ

Хмель на оленьих рогах,
гроздья рябины в вазоне,
дикие лозы в окне,
А на окне - пеларгонии,
в озере - блеск серебра.
Осень. Настала пора
цвет тростнику потерять;
лето уходит за дверь;
вечером надо теперь
лампы пораньше включать.

Но сейчас еще утро, и вечер не скоро,
Предо мною мой стол, старый стол, за которым
Я пишу, быть стараясь правдивым.
Но звучать, как струна, не всегда удается,
Человек иногда и скрипит, и трясется,
Словно сосны под ветра порывом.

*

Этот домик стоит на пригорке,
В этом доме - и я на пригорке,
А вокруг увядает листва.
Хмель с оленьих рогов свисает,
Месяц строки мои читает
И в стихах изменяет слова.

*

Как мог знать я, что здесь эта осень меня повстречает,
что здесь меня сможет застать.
Я в окно погляжу - виноград за ним дикий опять,
да и аиста там же гнездо - на сарае,
ну а вечером слышу все ту же сову,
будто велено в книге читать мне все ту же главу.

Пол здесь самый простой - доски сбиты гвоздями,
с досок краска давно уже стерта годами,
но тепло от печи - хоть на улице все холодней.
Хмель висит на оленьих рогах над кроватью моей.

Пусть придется мне пробовать тысячу раз, миллион, -
буду самую чистую форму искать,
это время, в котором живу, словно зеркало, я отражу.
Лишь слова мне нужны, что свободны от всех наслоений,
что очищены, найдены вновь,
да и силы на это нужны.

*

На пригорке, над озером Нидзким,
где живу я, - лесничество Пране,
виноград вьется дикий на стенах,
и как много на окнах герани!
На гнездо аистиное с неба
солнца льется сиянье.

Оригинал

---------------------------------------------------------



       41. СЕДЬМОЕ НЕБО

(I)
       
Я зимой из автобуса вышел -
И в твоих объятиях снова,
Я волос вечерних услышал
Аромат - и не ждал иного.

А луна так ярко светила -
К нам спустилась, застряла в хвое...
Ночь кольцом своим окружила -
И пришло к нам небо седьмое.

(II)

Свет и поздними часами
из твоих струится окон;
ты, что зелена глазами,
без тебя нам одиноко -

не желаем спать на крыше,
нас впусти к себе под вечер,
в дом, где птичий гомон слышен,
в дом, где яркий отблеск свечек.

Мы войдем - и с танцем нашим
этот дом запляшет старый,
каждый локон твой украшен
будет звуками гитары.

(III)

Вечером это случилось, в Европе,
в Утрехте или в Брюсселе.
Звезды сияли, как свечки на гробе,
листья под ветром шумели -

осень все громче на аккордеоне
на золотистом играла,
скрипки, и листья, и звуки симфоний
в хмурое небо швыряла.

Час, когда ливень заполнит бульвары,
временем был для влюбленных -
в кинотеатрике маленьком, старом
в кассе трудилась Симона.

И ежедневно, когда опускался
черный, как реквием, вечер, -
с красным тюльпаном в руке отправлялся
К ней по бульварам на встречу.

Было в кино этом славно на диво,
словно под солнышком ясно!
"Этот красивый цветок - для красивой
красный тюльпан - для прекрасной,

выпил бы яд, если б ты пожелала,
век бы с тобой не расстался..."
Часто меня выгоняли из зала -
громко в любви объяснялся.

Но как-то раз настоящее чудо
ночью волшебной такою
там приключилось, и вышла оттуда
ты - не Симона - со мною.

Сжал твою руку своею рукою,
взгляд твой был нежен и светел;
и через мир, что измучен войною,
шли мы, как малые дети.

(IV)

Твои волосы - бурное море,
по утрам у них цвет голубой,
высока ты, как флаг на линкоре,
я молюсь на твой вдох - на любой.

Скрипки, флейты тебе подарю я,
все плоды принесу и цветы,
сквозь миры за тобою иду я,
и в пространствах ищу - где же ты.

(V)

Зазвонили сережки из меди
как Византия колокола,
снежный вихрь за окошком забредил
над Греноблем, где гор купола.

В волосах твоих - яркость агата,
перья солнечной птицы крыла.
Вдруг стемнело: из темного злата,
словно туча, любовь подплыла.

Оригинал

---------------------------------------------------------



       42. ДОЛГО НАПРАСНО ИСКАЛ Я

Долго напрасно искал я; мир захлестнул, как водою,
мир, в котором так много и водяных, и русалок,
но под вечер однажды время находки настало:
та, что взором печальна, кобольд мой сладкий, со мною.

Когда дождливо и мрачно, мучит тоска и тревога,
когда псалмы я читаю и страхи глотаю, как вина,
тогда я строчку за строчкой, как будто цветы розмарина,
сплетаю в венок для кобольда, милого малого бога.

Оригинал

---------------------------------------------------------



       43. НЕВЕРОЯТНАЯ ЭКЗОТИКА

l. Караван

Надо идти годами,
надо долго брести;
солнце горит над нами,
нас спалило почти;

в сердце от солнца - боли,
боль от жары - в висках,
вкус раскаленной соли
чувствуем на губах.

Встретим пальму в пути мы -
думаем, это - чары;
встретим оазис - и мимо,
ибо всё это - мары.

Днем - лишь мара одна,
а среди ночи синей
платиновая луна -
черный лев над пустыней.

2. Базар

Красок ярчайших ораву
можешь увидеть тут.
Близкому вечеру славу
звезды поют.

Словно фигурка резная,
стоит торговец халвой,
к небу глаза воздевая,
барыш вычисляет свой.

Вечернее время настало,
цвет неба - синий и чистый;
смотрят на небо устало
кинематографисты.

3. Фата-моргана

Все проходят печали,
изгоняем их вдаль мы:
там, в серебряной дАли,
есть зеленые пальмы.

Спят на них попугаи,
каждый схож со звездою,
их деревья качают
в такт морскому прибою.

Негры в тени отдыхают,
утомлены жарою,
в небе солнце пылает
маленькое, больное.

Огни на ночном небосводе -
как партия шахмат там,
и тени верблюдов бродят,
ушедших давно по пескам.

Оригинал

---------------------------------------------------------



       44. ОТЧИЗНА

Дочери

Много песен на свете -
из столетья в столетье,

но один есть, единый
тон - глубокий, глубинный;

до последней минуты
внемлешь только ему ты;

только отзвук поймаешь -
"это он" - понимаешь,

в этом солнечном тоне -
красный цвет пеларгоний,

защебечут знакомо
птицы - значит, ты дома;

лист, что в речку слетает,
сердце сразу узнает,

вмиг он сердцем замечен;
а что в сердце - то в речи,

в речи древней, как доля,
и шумливой, как поле,

в той, что шепчет травою,
зеленеет листвою,

что бывает и тучей,
и горою могучей,

снегом, птицей и летом,
музыкантом, поэтом.

Струны струнам ответят,
время путь наш отметит.

Главной правды частица
в тигле сердца искрится;

льется свет с небосклона
на труды и знамена,

а людские деянья
добавляют сиянья.

Снова искры далече,
как Шопеновы свечи,

скрипок пенье ночное
и цветы под луною,

ель звезду задевает...
Снова утро. Светает.

Край красы и симфоний,
и в окне - пеларгоний,

край и угля, и стали,
сосен, нежных азалий,

ты всегда мне сияешь,
путь во тьме озаряешь,

я делю с тобой беды;
спят отцы тут и деды,

спят в тиши и покое
под зеленой травою.

Над идущими нами
развевается знамя,

чтобы сильными были,
чтобы молоты били,

чтоб уменья и силы
для работы хватило -

и на суше, и в море,
в шахте и на просторе,

чтоб сияли все краше
дни нелегкие наши,

чтоб жила, побеждая,
Польша - нота святая.

Оригинал

---------------------------------------------------------



       45. ОТЧИЗНА МОЯ - ЭТО МУЗЫКА

Отчизна моя - это музыка. А ты - словно главная нота,
с которой вернусь сквозь годы я к музыке, словно к дому.
И ты не волнуйся, Саския. Нужна мне, нужна до того ты,
что я не отдам тебя смерти - и никому другому.

И если у всех небес я, у всех в небесах серафимов
криком отчаянным вымолю, чтоб пели тебе они "славься",
если скажу тебе больше: что ты прекрасней рубинов,
тебя попрошу об одном лишь - не очень-то зазнавайся.

Пять лет я молчал, как будто с горы скатившийся камень,
пять лет я молчал, как льдина, и ждал ледохода начала;
но вот к любви прикоснулся запекшимися губами,
и, словно вино, язык мой любовь развязала.

Слушай, Саския: что б ни случилось, я знаю,
что легендою станет судьба твоя,
ибо буквы огнем со стены возвещают:
"Так тебя не полюбит никто, как я".

Словно за лентой, Саския, протяни за бессмертьем руки,
как тянутся за гитарой, как яблоко с ветки срывают.
Гитара и яблоко - бренны; постылы гитары звуки.
Но книгу на этом закрою. Прошу, улыбнись, родная.

Оригинал

---------------------------------------------------------



       46. ХОЖУ ПО БРЮССЕЛЮ ПЬЯНЫЙ

Хожу по Брюсселю пьяный -
от девушки, не от водки,
и все подряд покупаю
цветы - мимозы, тюльпаны;

на этих улицах длинных,
на бесконечных бульварах
я дом отыскать пытаюсь,
где есть окно и гитара;

окошко - узкое очень,
его под крышей найду я,
в нем вижу свет и гитару,
которой струны - как струи,

и девушка - в этих струях,
и я к ней так приникаю,
как будто к снегу; и с нею
так далеко улетаю...

Дни очень снежные ныне,
а ночи - теплы как в мае,
лежит на ее коленях
моя голова больная.

И хоть ее обнимаю,
и хоть целУю влюбленно,
и хоть звенят поцелуи
пчелиного улья звоном, -

чего-то мне жаль все время,
чего-то мне не хватает,
поскольку она сквозь пальцы
мои, как вода, стекает.

И что же теперь? Остались
одни лишь следы на пальцах,
остался запах аира,
лаванды запах остался.

И что из того, что жарко
и запах цветов - зимою?
Она - как ручей, который
нельзя удержать рукою.

Оригинал

---------------------------------------------------------



       47. ВНИМАНИЕ! НОВЫЙ ЖУРНАЛ!

- Что? Негде вам стихи печатать?
Мне - есть.
- И где ж вам это удается?
- Не здесь.
- А где - сказать бы не могли?
- Гм... там - вдали, вдали, вдали...
Вон там, в высоких небесах,
на крыльях ангельских, на тучах,
еще на змеях на летучих.
- А где же касса?
- В облаках.
- И платят?
- Золотым дождем,
но только птицам (ну, орлам),
а вот, простите, фраерам -
облом.
- У... жаль...
- Что сделаешь, увы,
не доросли до неба вы,
и жить у вас тут всё труднее:
шпики, печальные евреи,
газеты,
клозеты,
фашисты,
коммунисты,
бараны,
"Курьер Поранны";
Как мышь - так с гонором слона...
Еще раз сплюну я в волну,
блесну, и в небо упорхну;
у нас в редакции на небе -
тишина...

Оригинал

---------------------------------------------------------



       48. КАК РИНАЛЬДО РИНАЛЬДИНИ ТАНЦЕВАЛ С КАРДИНАЛОМ

Лейтесь, кьянти и мартини,
чтобы песня рассказала
про Ринальдо Ринальдини
и кузину кардинала.

Семь Ринальдо шпаг имел,
и любая - золотая;
ловко шпагою играя
на гитаре, громко пел,

серенаду пел: - Кузинка,
сердце ты мое возьми!
ты, блондинка, - как картинка,
белла стелла до ре ми!

Но кузина отвечала:
- Нет, не нужен мне бандит;
коль любовь в тебе кипит -
кайся! Живо к кардиналу!

Что поделать... Задрожал,
но пустился в путь недальний.
Вот покой исповедальный,
в нем сердитый кардинал.

На стене - витраж высокий,
миг священный наступает;
органист розовощекий
фуги разные играет.

Наш герой от веры млеет,
от восторга чуть не плачет,
и под курткою своею
он гитару скромно прячет.

Стал он каяться в смущеньи;
кардинал же - как кремень:
- Нету грешнику прощенья!
Вдруг гитара - трень да брень!

И Ринальдо стало тошно:
"Совершил я новый грех!
Но, по правде, не нарочно".
Тут раздался громкий смех;

подбородки кардинала
затряслись - их было три:
- У тебя грехов немало -
живо дальше говори!

Стал рассказ еще похлеще -
про убийства, про разврат;
у Ринальдо шпага блещет,
у попа глаза горят.

"Бес в попа вселился прямо;
мне, пожалуй, можно встать" -
и разбойник среди храма
на гитаре стал играть!
       
Оба лихо танцевали,
пели, громко веселились,
и, танцуя, в сад вкатились,
где цветочки расцветали.

Кардинал остановиться
попытался - ни в какую!
А бандит: - Давай девицу,
или насмерть затанцую!

Что поделать... Надо дать,
коль не хочешь умирать.

И женился Ринальдини
на кузине кардинала;
поздравлял их Муссолини,
вся Италия плясала.

Оба рады несказанно,
и любовь - тому причина...
В секретарши взял кузину
энергетик Ватикана.

Оригинал

---------------------------------------------------------



       49. НОЧЬ

(I)

Прислушиваюсь чутко
я к шуму в кронах парка;
как этой ночью жутко,
как этой ночью жарко;
любовь с небес струится
и сквозь кору сочится,
теряют перья птицы,
а я - свои страницы.
Поскольку ночь - как вальс...

(II)

На мост прибеги, на мост, - букет покрепче держи,
чтоб ветер его не унес.
А имя твое - изумрудное.
В твоих волосах ветер; я знаю их азбуку тайную,
изгибы кудрей и локонов. Еще далеко до рассвета.
Ты слышишь течение ночи? как будто куранты на башнях
затопленных городов.
А имя твое - из ветра.

(III)

Когда же ночь для нас раскроется, как дверь,
и сна узоры явятся на двери, -
тебя увижу я такою, как теперь,
и вновь словам твоим поверю.

Листва деревьев к волосам прильнет твоим,
и ночь к руке притронется украдкой.
Давай с тобою эту ночь благословим -
вдвоем упасть в нее так сладко.

Подобны пьяным будем мы с тобой к утру,
а ночь - разбита, как фортепиано;
слегка покачивать нас будет на ветру,
а ночь, а ночь - болеть, как рана.

Оригинал

---------------------------------------------------------



       50. Я УМРУ - И ЗАРАСТЕТ ТРАВОЮ...

Я умру - и зарастет травою
малый холмик над моей могилой,

но в обличьи месяца с тобою
встречусь, освещая окна милой,

дом твой краской выкрашу чудесной,
белой, серебристою, небесной.

В серебро одену сумрак ночи,
улицу и даже эти тени,

и прохожий скажет: "Нынче очень
яркое у месяца свеченье,

словно белый день - пора ночная!" -
то, что это я свечусь - не зная.

Оригинал

---------------------------------------------------------

       

       51. К ПОЛЬСКОЙ РЕЧИ


С ударным тем же предпоследним слогом
(за что пеняю предкам нашим),
и "дж", и "гж" различных много,
еще и "вшистко" и "пшепрашам",

еще и путь, что скрыт туманом,
(где бродит пани вместе с паном -
о, как мне надоело это...);
о, речь родная, изменись!
Ты не орган, а фортепьяно,
ты каша, а не страсть политического памфлета;

дурацким этим удареньем
ты с недоделкой вечной схожа;
не делом стала - повтореньем:
всё - Цицерон, одно и тоже;

то, как младенец, безутешна,
то, словно скрипка, вдохновенна,
ты все предметы гладишь нежно,
а их бы надо - об колено!

Привыкла ты дружить со всеми,
семь раз отмерить - раз за разом;
а нынче - слов коротких время
и ясных, что звучат приказом.

Нужны мужские рифмы срочно -
пусть ими Муза укрепится,
чтоб строки сильно били, точно,
чтоб слово не было водицей.

Ты ковыляешь, запинаясь
на каждом том же предпоследнем слоге;
спишь на ходу, не просыпаясь,
едва передвигаешь ноги.

Ты лишь на улице - не в шорах,
и только там - твое спасенье;
в простых житейских разговорах
звучат другие ударенья;

но остаешься ты старинной,
в канонах - как в одеждах узких;
как утомлен я мешаниной
славянских слов, манер французских!

Варшавы кровь бессмертна, знаю,
она в стихах моих алела -
но речь родную обвиняю:
ТЫ - ОБЛЕНИЛАСЬ, УСТАРЕЛА.

Оригинал



( http://www.ipiran.ru/~shorgin/galczyn.htm#01 )






00000000000000000000000
Михаил Кузмин
Стихотворения

Н.А.Богомолов. "Любовь - всегдашняя моя вера"

Занавешенные картинки
Эхо
Нездешние вечера
Двум
Параболы
Новый Гуль
Форель разбивает лед
Стихотворения, не вошедшие в прижизненные сборники
Сети
Осенние озера
Глиняные голубки
Вожатый



       Михаил Кузмин
       Занавешенные картинки



       Новая библиотека поэта
       M. Кузмин. Стихотворения.
       Санкт-Петербург, 2000
       Издание второе, исправленное
       Вступительная статья, составление, подготовка текста и примечания
       Н. А. Богомолова
       OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru






       Настоящее издание отпечатано в
       Количестве трехсот семи экзем-
       пляров нумерованных I-VII и 1-300

       Экз. I


АТЕНАИС.

       Зовут красотку Атен_а_ис,
       И так бровей залом высок
       над глазом, что посажен наис-
       косок.

       Задев за пуговицу пальчик,
       недооткрыв любви магнит,
       пред ней зарозмаринил мальчик
       и спит.

       Острятся перламутром ушки,
       плывут полого плечи вниз,
       и волоски вокруг игрушки
       взвились.

       Покров румяно-перепончат,
       подернут влагою слегка,
       чего не кончил сон, - докончит
       рука.

       Его игрушку тронь-ка, тронька, -
       и наливаться и дрожать,
       ее рукой сожми тихонько
       и гладь.

       Ах, наяву игра и взвизги,
       соперницы и взрослый "он", -
       здесь - теплоты молочной брызги
       и сон.

       Но будь искусным пчеловодом
       (забота ведь одна и та ж)
       и губы - хочешь, свежим медом
       помажь.

       Мы неясности откроем школу,
       широкий заведем диван,
       где все-полу любовь и полу-
       обман.

1918

КУПАНЬЕ.



       Ах, прелестны вы, малютки,
       Как невинные зверьки
       Эти смехи, эти шутки
       У проснувшейся реки!
       Тут Адамы без штанишек,
       Дальше Евы без кальсон,
       И глядя на шалунишек,
       Погружаюсь в детский сон.
       Розовеются, круглеют
       Загорелые тела
       И в беспечности алеют,
       Словно роза их зажгла.
       Спины, брызги, руки, ноги,
       Пена, пятка, ухо, бровь...
       Без желанья, без тревоги
       Караулит, вас любовь.
       Надоумит, иль отравит,
       А отрава так стара! -
       Но без промаха направит
       Руку, глаз et coetera.

       Улетает вся забота
       И легко, как никогда,
       Занывает где то, что то
       И милее чехарда.
       Чью то шею, чью то спину...
       Что? лизать, царапать, бить?
       В середину, в середину
       Все ловчишься угодить.
       Подвернулся вниз Егорка,
       В грудь уперся крепкий лоб,
       И расправя, смотришь зорко
       В чей то зад, как в телескоп.
       Любопытно и ужасно
       И сладело - озорно,
       И желанно, и бесстрастно
       И грешно и не грешно.
       Вот команда: враз мочиться;
       Все товарищи в кружок!
       У кого сильней струится
       И упруже хоботок.
       Кувыркаться, плавать, драться,
       Тискать, шлепаться, нырять,
       Снова плавать, кувыркаться,
       И опять, опять, опять!
       Кто-то крикнет, кто то ахнет,
       Кто то плещется рукой...
       Небывало, странно пахнет,
       Но не потом, не рекой.

       Вейтесь, птички! Клейтесь, почки!
       Синева, синей, синей!
       Розовые ангелочки.
       Будьте проще голубей!
       Да, пока mon cher с mon cher'ом
       И с ma cher'ою ma chere
       Но не служит ли примером
       Нам пленительный пример?
       Вам, папаши, и мамаши,
       Надо быть на стороже:
       Ведь опасней игры наши
       Всех куплетов Беранже.

1918.


МИМИ-СОБАЧКА.



       Печаль, помедли, не томи,
       Прошу я о простой подачке:
       Готов завидовать Мими,
       Пушистой, маленькой собачке
       Пустее нету пустолайки,
       Что лает, только подойдем,
       Но не отходит от хозяйки,
       Она ни вечером, ни днем.
       Порой ее зовут, голубка,
       Слкровище, "ma chere, ma btche."
       Из под хозяйской из под юбки
       Ее ничем не соблазнишь.
       И я б, поверьте мне, не вышел,
       Урчал бы, дулся, словно уж,
       Когда б подняв глаза повыше
       Я видел розоватый душ.
       Когда б голубоватым газом
       Был занавешен свет в глазах,
       И чувствовал себя я разом
       Как пленник и как падишах;

       И я, поверь, привстав на лапах,
       Разширив ноздри, уши, рот,
       Небесный обонял бы запах
       И озирал чудесный грот.
       А ночью, взяв чепец небрежно.
       Поправив в папильотках лоб.
       Меня погладили бы нежно,
       Произнеся чуть слышно "гоп!"
       Поверьте, я б не промахнулся.
       Нашел бы место, где лежать,
       Где лег, уж там бы и проснулся,
       Не обегал бы всю кровать.
       Как тыкался бы, как крутился,
       Ворочался, ворчал, визжал,
       А вам бы в это время снился
       В мундире молодой нахал.
       В испарине устали б оба.
       Собачке слава прогреми:
       Она до самого до гроба
       Была вернейшей из Мими!

1918.


КЛАРНЕТИСТ
       (Романс.)

       Я возьму почтовый лист,
       Напишу письмо с ответом:
       "Кларнетист мой, Кларнетист,
       Приходи ко мне с кларнетом.
       Чернобров ты и румян,
       С поволокой томной око,
       И когда не очень пьян,
       Разговорчив, как сорока,
       Никого я не впущу.
       Мой веселый, милый кролик.
       Занавесочку спущу.
       Передвину к печке столик.

       Упоительный момент!
       Не обмолвлюсь словом грубым
       Мил мне очень инструмент
       С замечательным раструбом!
       За кларнетом я слежу,
       Чтобы слиться в каватине
       И рукою провожу
       По открытой окарине.

1918.




АЛИ.




       Не так ложишься, мой Али,
       Какие женские привычки!
       Люблю лопаток миндали
       Чрез бисерныя перемычки,
       Чтоб расширялася спина
       В два полушария округлых
       Где дверь запретная видна
       Пленительно в долинах смуглых.
       Коралловый дрожит бугор,
       Как ноздри скакуна степного
       И мой неутомимый взор
       Не ищет зрелища другого,
       О, свет зари! О, розы дух!
       Звезда вечерних вожделений!
       Как нежен юношеский пух
       Там, на истоке разделений!

       Когда-б я смел, когда-б я мог,
       О, враг, о, шах мой, свиться в схватке,
       И сладко погрузить клинок
       До самой, самой рукоятки!
       Вонзить и долго так держать,
       Сгорая страстью и отвагой,
       Не вынимая, вновь вонзать
       И истекать любовной влагой!
       Разлился соловей вдали,
       Порхают золотые птички!
       Ложись спиною вверх, Али,
       Отбросив женские привычки!

1918

РАЗМЫШЛЕНИЯ ЛУКИ.

       Сосед Лука сидел преважно,
       А член его дыбился до стола
       И думалось ему отважно:
       "Чем хуже я Петра Апостола?
       Ему вручен был ключ от рая
       (Поглажу, ну-ка, против шерсти я)
       А разве я не проникаю
       В любое дамское отверстие?
       И распахну легко калитку
       Из самых даже нерасшатанных:
       Монахиню, израелитку,
       В роскошных платьях, иль заплатанных.
       Раз! опрокину на скамейку,
       Под юбкою рукой пощупаю,
       И рай открыть легко злодейку
       Я научу (пусть даже глупую).

       Не спорю: член мой крепколобый
       Покуда все мое имущество,
       Но пусть грозит апостол злобой,
       Пред ним имею преимущество.
       Ведь мокрый рай, признаться надо,
       Пленяет только первой целостью,
       А я, Лука, в теснины ада
       Готов пуститься с той же смелостью.
       От двух дверей мой ключ железный
       (Прилично-ль пояснять примерами?)
       И в путь второй, равно любезный,
       Отправлюсь даже с кавалерами."

1918




НАЧАЛО ПОВЕСТИ.

       Я не знаю: ****ь-ли, сваха-ль
       Тут насупротив живет.
       Каждый вечер ходит хахаль:
       В пять придет, а в семь уйдет.
       Летом в городе так скучно
       И не спится до зари,
       Смотришь в окна равнодушно,
       Как ползут золотари.
       Прогремит вдали пролетка,
       Просвистит городовой -
       Снова тихо... рядом тетка
       Дрыхнет тушей неживой.
       В головах коптит лампадка
       И в окно несется вонь...
       Молодой вдовой не сладко
       Жить, уж как ты ни резонь.

       Тетка прежде посылала
       Мне и Мить, и Вань, и Вась,
       Но вдовство я соблюдала.
       Ни с которым не еблась.
       Так жестоко и сурово
       Целых восемь лет жила,
       До того была здорова.
       Что из носа кровь пошла.
       Раздобрела, ела сытно,
       Но, толкни меня пострел,
       Страсть, как стала любопытна
       До чужих любовных дел.
       Где по-вдовьи промолчать-бЫ,
       Тут и разберет меня:
       Где метрески, или свадьбы,
       Или просто так ебня.
       Что уж там ни говорите,
       А огонь в крови кипит!
       Поп твердит: "могий вместити,
       Тот, мол, девство да вместит."
       Но такого уложенья
       Не возьму ни как я в толк
       При моем телосложеньи
       Я вмещу хоть целый полк!"

1914




ПРИМЕЧАНИЯ

       Поэтическое наследие М.А. Кузмина велико, и данный сборник представляет
его не полно. Оно состоит из 11 стихотворных книг, обладающих внутренней
целостностью, и значительного количества стихотворений, в них не включенных.
Нередко в составе поэтического наследия Кузмина числят еще три его книги:
вокально-инструментальный цикл "Куранты любви" (опубликован с нотами - М.,
1910), пьесу "Вторник Мэри" (Пг., 1921) и вокально-инструментальный цикл
"Лесок" (поэтический текст опубликован отдельно - Пг., 1922; планировавшееся
издание нот не состоялось), а также целый ряд текстов к музыке, отчасти
опубликованных с нотами. В настоящий сборник они не включены, прежде всего
из соображений экономии места, как и довольно многочисленные переводы
Кузмина, в том числе цельная книга А. де Ренье "Семь любовных портретов"
(Пг., 1921).
       В нашем издании полностью воспроизводятся все отдельно опубликованные
сборники стихотворений Кузмина, а также некоторое количество стихотворений,
в эти сборники не входивших. Такой подход к составлению тома представляется
наиболее оправданным, т. к. попытка составить книгу избранных стихотворений
привела бы к разрушению целостных циклов и стихотворных книг. Известно
несколько попыток Кузмина составить книгу избранных стихотворений, однако ни
одна из них не является собственно авторским замыслом: единственный сборник,
доведенный до рукописи (Изборник {Список условных сокращений, принятых в
примечаниях, см. на с. 686-688}), отчетливо показывает, что на его составе и
композиции сказались как требования издательства М. и С. Сабашниковых,
планировавшего его опубликовать, так и русского книжного рынка того времени,
а потому не может служить образцом. В еще большей степени сказались эти
обстоятельства на нескольких планах различных книг "избранного", следуя
которым попытался построить сборник стихов Кузмина "Арена" (СПб., 1994) А.Г.
Тимофеев (см. рец. Г.А.Морева // НЛО. 1995. Э 11).
       Следует иметь в виду, что для самого Кузмина сборники не выглядели
однородными по качеству. 10 октября 1931 г. он записал в Дневнике:
"Перечитывал свои стихи. Откровенно говоря, как в период 1908-1916 года
много каких попало, вялых и небрежных стихов. Теперь - другое дело. М
б, самообман. По-моему, оценивая по пятибальной системе все сборники,
получится: "Сети" (все-таки 5), "Ос Озера" - 3. "Глиняные голубки" -
2, "Эхо" - 2, "Нездешние Вечера" - 4. "Вожатый" - 4, "Нов Гуль" - 3,
"Параболы" - 4, "Форель" - 5. Баллы не абсолютны и в сфере моих
возможностей, конечно" (НЛО. 1994. Э 7. С. 177).
       Довольно значительное количество стихотворных произведений Кузмина
осталось в рукописях, хранящихся в различных государственных и частных
архивах. Наиболее значительная часть их сосредоточена в РГАЛИ, важные
дополнения имеются в различных фондах ИРЛИ (описаны в двух статьях
А.Г.Тимофеева: Материалы М.А.Кузмина в Рукописном отделе Пушкинского Дома //
Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1990 год. СПб., 1993;
Материалы М.А.Кузмина в Рукописном отделе Пушкинского Дома (Некоторые
дополнения) // Ежегодник... на 1991 год. СПб., 1994), ИМЛИ, РНБ, ГАМ, РГБ,
ГРМ, Музея А.А.Ахматовой в Фонтанном Доме (С.-Петербург), а также в ряде
личных собраний, доступных нам лишь частично. Полное выявление автографов
Кузмина является делом будущего, и настоящий сборник не может претендовать
на исчерпывающую полноту как подбора текстов (по условиям издания тексты, не
включенные в авторские сборники, представлены весьма выборочно), так и учета
их вариантов. В соответствии с принципами "Библиотеки поэта" ссылки на
архивные материалы даются сокращенно: в случаях, если автограф хранится в
личном фонде Кузмина (РГАЛИ, Ф. 232; РНБ, Ф. 400; ИМЛИ, Ф. 192; ГЛМ, Ф.
111), указывается лишь название архива; в остальных случаях указывается
название архива и фамилия фондообразователя или название фонда.
       На протяжении многих лет, с 1929 и до середины 1970-х годов, ни поэзия,
ни проза Кузмина не издавались ни в СССР, ни на Западе, если не считать
появившихся в начале 1970-х годов репринтных воспроизведений прижизненных
книг (ныне они довольно многочисленны и нами не учитываются), .а также
небольших подборок в разного рода хрестоматиях или антологиях и отдельных
публикаций единичных стихотворений, ранее не печатавшихся.
       В 1977 г. в Мюнхене было издано "Собрание стихов" Кузмина под редакцией
Дж.Малмстада и В.Маркова, где первые два тома представляют собою
фотомеханическое воспроизведение прижизненных поэтических сборников (в том
числе "Курантов любви", "Вторника Мэри" и "Леска"; "Занавешенные картинки"
воспроизведены без эротических иллюстраций В.А.Милашевского), а третий (ССт)
состоит из чрезвычайно содержательных статей редакторов, большой подборки
стихотворений, не входивших в прижизненные книги (в том числе текстов к
музыке, стихов из прозаических произведений, переводов и коллективного),
пьесы "Смерть Нерона" и театрально-музыкальной сюиты "Прогулки Гуля" (с
музыкой А.И.Канкаровича под названием "Че-пу-ха (Прогулки Гуля)" была
исполнена в 1929 г. в Ленинградской Академической капелле. См.: "Рабочий и
театр". 1929. Э 14/15), а также примечаний ко всем трем томам (дополнения и
исправления замеченных ошибок были изданы отдельным приложением подзагл.
"Addenda et errata", перечень необходимых исправлений вошел также в Венский
сборник).
       Названное издание является, бесспорно, наиболее ценным из
осуществленных в мире до настоящего времени как по количеству включенных в
него произведении, так и по качеству комментариев, раскрывающих многие
подтексты стихов Кузмина. Однако оно не лишено и отдельных недостатков,
вызванных обстоятельствами, в которых оно готовилось: составители не имели
возможности обращаться к материалам советских государственных архивов,
бывшие в их распоряжении копии ряда неизданных стихотворений являлись
дефектными, по техническим причинам оказалось невозможным внести необходимую
правку непосредственно в текст стихотворений и т.п. Ряд стихотворений
остался составителям недоступным.
       Из изданий, вышедших на родине Кузмина до 1994 г. включительно,
серьезный научный интерес имеют прежде всего "Избранные произведения" (Л.,
1990) под редакцией А.В.Лаврова и Р.Д.Тименчика, представляющие творчество
Кузмина далеко не полно, но оснащенные в высшей степени ценным комментарием;
в частности, особый интерес вызывают обзоры критических откликов на
появление книг поэта, которые из соображении экономии места в предлагаемом
томе не могут быть представлены. Добросовестно откомментирован уже упоминав-
шийся нами сборник "Арена" под редакцией А.Г.Тимофеева, хотя его композиция
не может быть, с нашей точки зрения, принята в качестве удовлетворительной.
Книги, вышедшие под редакцией С.С.Куняева (Ярославль, 1989; иной вариант -
М., 1990) и Е.В.Ермиловой (М., 1989), научной ценностью не обладают (см.
рецензию Л.Селезнева // "Вопросы литературы". 1990. Э 6).
       Настоящее издание состоит из двух больших частей. В первую, условно
называемую "Основным собранием", вошли прижизненные поэтические сборники
Кузмина, с полным сохранением их состава и композиции, графического
оформления текстов, датировок и прочих особенностей, о чем подробно сказано
в преамбулах к соответствующим разделам. Во вторую часть включены избранные
стихотворения, не входившие в авторские сборники. При составлении этого
раздела отдавалось предпочтение стихотворениям завершенным и представляющим
определенные этапы творчества Кузмина. Более полно представлено
послеоктябрьское творчество поэта.
       Обращение к рукописям Кузмина показывает, что для его творческой
практики была характерна минимальная работа над рукописями: в черновых
автографах правка незначительна, а последний ее слой практически совпадает с
печатными редакциями. Это дает возможность отказаться от традиционного для
"Библиотеки поэта" раздела "Другие редакции и варианты" и учесть их
непосредственно в примечаниях. При этом варианты фиксируются лишь в тех
случаях, когда они представляют значительный объем текста (как правило, 4
строки и более), или намечают возможность решительного изменения хода
поэтической мысли, или могут свидетельствовать о возможных дефектах
основного текста. Следует отметить, что далеко не всегда функция автографа -
беловой или черновой - очевидна. В тех случаях, которые невозможно разрешить
однозначно, мы пользуемся просто словом "автограф".
       В тексте основного собрания сохранена датировка стихотворений,
принадлежащая самому Кузмину, со всеми ее особенностями, прежде всего -
часто применяемыми поэтом общими датировками для целого ряда стихотворений,
а также заведомо неверными датами, которые могут обладать каким-либо особым
смыслом (как правило, в списках своих стихотворений Кузмин обозначает даты
весьма точно, что говорит о его внимании к этому элементу текста).
Исправления и дополнения к авторским датировкам вынесены в примечания. Лишь
в нескольких случаях в текст внесены датировки, намеренно опущенные самим
автором (чаще всего - при включении в книгу стихотворений, написанных
задолго до ее издания); такие даты заключаются в квадратные скобки. В
разделе "Стихотворения, не вошедшие в прижизненные сборники", произведения
датировались на основании: 1) дат, проставленных самим автором в печатных
изданиях или автографах; 2) различных авторских списков произведений; 3)
археографических признаков или разного рода косвенных свидетельств; 4)
первых публикаций. В двух последних случаях даты заключаются в ломаные
скобки; во всех случаях, кроме первого, обоснование датировки приводится в
примечаниях. Даты, между которыми стоит тире, означают время, не раньше и не
позже которого писалось стихотворение или цикл.
       Орфография текстов безоговорочно приведена к современной, за
исключением тех немногих случаев, когда исправление могло войти в
противоречие со звучанием или смыслом стиха. Кузмин постоянно писал названия
месяцев с прописных букв - нами они заменены на строчные. В то же время в
текстах поздних книг Кузмина слова "Бог", "Господь" и др., печатавшиеся по
цензурным (а нередко и автоцензурным, т. к. такое написание встречается и в
рукописях) соображениям со строчной буквы, печатаются с прописной, как во
всех прочих текстах. Пунктуация Кузмина не была устоявшейся, она сбивчива и
противоречива. Поэтому мы сочли необходимым в основном привести ее к
современным нормам, оставив без изменения в тех местах, где можно было
подозревать определенно выраженную авторскую волю, или там, где однозначно
толковать тот или иной знак препинания невозможно.
       Примечания содержат следующие сведения: указывается первая публикация
(в единичных случаях, когда стихотворение практически одновременно
печаталось в нескольких изданиях, - через двойной дефис указываются эти
публикации; если впервые стихотворение было опубликовано в книге,
воспроизводимой в данном разделе, ее название не повторяется). В тех
случаях, когда стихотворение печатается не по источнику, указанному в
преамбуле к сборнику, или не по опубликованному тексту, употребляется
формула: "Печ. по ...". Далее приводятся существенные варианты печатных
изданий и автографов, дается реальный комментарий (ввиду очень большого
количества реалий разного рода, встречающихся в текстах, не комментируются
слова и имена, которые могут быть отысканы читателем в "Большом (Советском)
энциклопедическом словаре" и в "Мифологическом словаре", М., 1990), а также
излагаются сведения, позволяющие полнее понять творческую историю
стихотворения и его смысловую структуру. При этом особое внимание уделено
информации, восходящей к до сих пор не опубликованным дневникам Кузмина и
его переписке с Г.В.Чичериным, тоже лишь в незначительной степени введенной
в научный оборот. При этом даже опубликованные в различных изданиях отрывки
из этих материалов цитируются по автографам или по текстам, подготовленным к
печати, дабы не загромождать комментарий излишними отсылками. Для
библиографической полноты следует указать, что отрывки из дневника Кузмина
печатались Ж.Шероном (WSA. Bd. 17), К.Н.Суворовой (ЛН. Т. 92. Кн. 2) и
С.В.Шумихиным (Кузмин и русская культура. С. 146-155). Текст дневника 1921
года опубликован Н.А.Богомоловым и С.В.Шумихиным (Минувшее: Исторический
альманах. [Paris, 1991]. Вып. 12; М., 1993. Вып. 13), текст дневника 1931
года - С.В.Шумихиным (НЛО. 1994. Э 7), дневник 1934 года - Г.А.Моревым
(М.Кузмин. Дневник 1934 года. СПб., 1998). Обширные извлечения из писем
Кузмина к Чичерину приводятся в биографии Кузмина (Богомолов Н.А., Малмстад
Дж.Э. Михаил Кузмин: Искусство, жизнь, эпоха. М., 1996). Две подборки писем
опубликованы А.Г.Тимофеевым ("Итальянское путешествие" Михаила Кузмина //
Памятники культуры. Новые открытия. Ежегодник 1992. М., 1993; "Совсем
другое, новое солнце...": Михаил Кузмин в Ревеле // "Звезда". 1997. Э 2),
фрагменты двусторонней переписки опубликованы С.Чимишкян ("Cahiers du Monde
Russe et sovietique". 1974. T. XV. Э 1/2).
       Особую сложность представляло выявление историко-культурных и
литературных подтекстов стихотворений Кузмина. Как показывает
исследовательская практика, в ряде случаев они не могут быть трактованы
однозначно и оказываются возможными различные вполне убедительные
интерпретации одного и того же текста, основанные на обращении к реальным и
потенциальным его источникам. Большая работа, проделанная
составителями-редакторами ССт и Избр. произв., не может быть признана
исчерпывающей. В данном издании, в связи с ограниченностью общего объема
книги и, соответственно/комментария, указаны лишь те трактовки ассоциативных
ходов Кузмина, которые представлялись безусловно убедительными; тем самым
неминуемо оставлен без прояснения ряд "темных" мест. По мнению комментатора,
дальнейшая интерпретация различных текстов Кузмина, особенно относящихся к
1920-м годам, может быть осуществлена только коллективными, усилиями ученых.
       При составлении примечаний нами учтены опубликованные комментарии
А.В.Лаврова, Дж.Малмстада, В.Ф.Маркова, Р.Д.Тименчика и А.Г.Тимофеева. В тех
случаях, когда использовались комментарии других авторов или же
опубликованные в других изданиях разыскания уже названных комментаторов, это
оговаривается особо.
       Редакция серии приносит благодарность А.М.Луценко за предоставление им
ряда уникальных материалов (автографов и надписей Кузмина на книгах),
использованных в данном издании. Редакция благодарит также Музей Анны
Ахматовой в Фонтанном Доме за помощь, оказанную при иллюстрировании
настоящего издания впервые публикуемыми материалами из фонда Музея и его
библиотеки.
       Составитель приносит свою глубокую благодарность людям,
способствовавшим ему в поиске и предоставившим возможность получить
материалы для издания: С.И.Богатыревой, Г.М.Гавриловой, Н.В.Котрелеву,
А.В.Лаврову, Е.Ю.Литвин, Г.А.Мореву, М.М.Павловой, А.Е.Парнису, В.Н.Сажину,
М.В.Толмачеву, Л.М.Турчинскому. Особая благодарность - АТ.Тимофееву,
рецензировавшему рукопись книги и высказавшему ряд важных замечаний.


       Список условных сокращений

       А - журн. "Аполлон" (С.-Петерб.-Петроград).
       Абр. - альм. "Абраксас". Вып. 1 и 2 - 1922. Вып. 3 - 1923 (Петроград).
       АЛ - собр. А.М.Луценко (С. - Петерб.).
       Арена - Кузмин М. Арена: Избранные стихотворения / Вст. ст., сост.,
подг. текста и комм. А.Г.Тимофеева. СПб.: "СевероЗапад", 1994.
       Ахматова и Кузмин - Тименчик Р.Д., Топоров В.Н., Цивьян Т.В. Ахматова и
Кузмин // "Russian Literature". 1978. Vol. VI. Э 3.
       Бессонов - Бессонов П.А. Калеки перехожие: Сборник стихов и
исследование. М., 1861. Вып. 1-3 (с общей нумерацией страниц).
       В - журн. "Весы" (Москва).
       Венский сборник - Studies in the Life and Works of Mixail Kuzmin / Ed.
by John E.Malmstad. Wien, 1989 (WSA. Sonderband 24).
       ГГ-1 - Кузмин М. Глиняные голубки: Третья книга стихов / Обл. работы
А.Божерянова. СПб.: Изд. М.И.Семенова, 1914.
       ГГ-2 - Кузмин М. Глиняные голубки: Третья книга стихов. Изд. 2-е / Обл.
работы Н.И.Альтмана. [Берлин]: "Петрополис", 1923.
       ГЛМ - Рукописный отдел Гос. Литературного музея (Москва).
       ГРМ - Сектор рукописей Гос. Русского музея (С. - Петерб.).
       Дневник - Дневник М.А.Кузмина // РГАЛИ. Ф. 232. Оп. 1. Ед. хр. 51-67а.
Дневники 1921 и 1931 гг. цитируются по названным в преамбуле публикациям, за
остальные годы - по тексту, подготовленному Н.А.Богомоловым и С.В.Шумихиным
к изданию с указанием дат записи.
       ЖИ - газ. (впоследствии еженедельный журн.) "Жизнь искусства"
(Петроград - Ленинград).
       Журнал ТЛХО - "Журнал театра Литературно-художественного общества" (С.
- Петерб.).
       ЗР - журн. "Золотое руно" (Москва).
       Изборник - Кузмин М. Стихи (1907-1917), избранные из сборников "Сети",
"Осенние озера", "Глиняные голубки" и из готовящейся к печати книги "Гонцы"
// ИМЛИ. Ф. 192. Оп. 1. Ед. хр. 4.
       Избр. произв. - Кузмин М. Избранные произведения / Сост., подг. текста,
вст. ст. и комм. А.В.Лаврова и Р.Д.Тименчика. Л.: "Худож. лит.", 1990.
       ИМЛИ - Рукописный отдел Института мировой литературы РАН.
       ИРЛИ - Рукописный отдел Института русской литературы (Пушкинского Дома)
РАН.
       Кузмин и русская культура - Михаил Кузмин и русская культура XX века:
Тезисы и материалы конференции 157 мая 1990 г. Л., 1990.
       Лесман - Книги и рукописи в собрании М.С.Лесмана: Аннотированный
каталог. Публикации. М.: "Книга", 1989.
       Лит. прил. - "Русская мысль" (Париж): Лит. прил. Э 11 к Э 3852 от 2
ноября 1990.
       ЛН - Лит. наследство (с указанием тома).
       Лук. - журн. "Лукоморье" (С.-Петерб. - Петроград).
       Майринк - Густав Майринк. Ангел западного окна: Роман. СПб., 1992.
       НЛО - журн. "Новое литературное обозрение" (Москва).
       П - Кузмин М. Параболы: Стихотворения 1921 -1922. Пб.; Берлин:
"Петрополис", 1923.
       Пример - Кузмин М., Князев Всеволод. Пример влюбленным: Стихи для
немногих / Украшения С.Судейкина // РГБ. Ф. 622. Карт. 3. Ед. хр. 15 (часть
рукописи, содержащая стихотворения Кузмина [без украшений, которые,
очевидно, и не были выполнены], предназначавшейся для изд-ва "Альциона";
часть рукописи со стихами Князева - РГАЛИ, арх. Г.И.Чулкова).
       Ратгауз - Ратгауз М.Г. Кузмин - кинозритель // Киноведческие записки.
1992. Э 13.
       РГАЛИ - Российский гос. архив литературы и искусства.
       РГБ - Отдел рукописей Российской гос. библиотеки (бывш. Гос. Библиотеки
СССР им. В.И.Ленина).
       РНБ - Отдел рукописей и редких книг Российской Национальной библиотеки
(бывш. Гос. Публичной библиотеки им. М.Е.Салтыкова-Щедрина).
       РМ - журн. "Русская мысль" (Москва).
       РТ-1 - Рабочая тетрадь М.Кузмина 1907-1910 гг. // ИРЛИ. Ф. 172. Оп. 1.
Ед. хр. 321.
       РТ-2 - Рабочая тетрадь М.Кузмина 1920-1928 гг. // ИРЛИ. Ф. 172. Оп. 1.
Ед. хр. 319.
       Рук. 1911 - Кузмин М. Осенние озера, вторая книга стихов. 1911 // ИМЛИ.
Ф. 192. Оп. 1. Ед. хр. 5-7 (рукопись).
       С-1 - Кузмин М. Сети: Первая книга стихов / Обл. работы Н.феофилактова.
М.: "Скорпион", 1908.
       С-2 - Кузмин М. Сети: Первая книга стихов. Изд. 2-е / Обл. работы
А.Божерянова. Пг.: Изд. М.И.Семенова, 1915 (Кузмин М. Собр. соч. Т. 1).
       С-3 - Кузмин М. Сети: Первая книга стихов. Изд. 3-е / Обл. работы
Н.И.Альтмана. Пб.; Берлин: "Петрополис", 1923.
       СевЗ - журн. "Северные записки" (С.-Петерб.-Петроград).
       СиМ - Богомолов Н.А. Михаил Кузмин: Статьи и материалы. М., 1995.
       Списки РГАЛИ - несколько вариантов списков произведений Кузмина за
1896-1924 гг. // РГАЛИ. Ф. 232. Оп. 1. Ед. хр. 43.
       Список РТ - Список произведений Кузмина за 1920 - 1928 гг.//РТ-2
       ССт - Кузмин Михаил. Собрание стихов / Вст. статьи, сост., подг. текста
и комм. Дж.Малмстада и В.Маркова. Munchen: W.Fink Verlag, 1977. Bd. III.
       ст. - стих.
       ст-ние - стихотворение.
       Стихи-19 - Рукописная книжка "Стихотворения Михаила Кузмина, им же
переписанные в 1919 году" // РГАЛИ. Ф. 232. Оп. 1. Ед. хр. 6.
       Театр - М. Кузмин. Театр: В 4 т. (в 2-х книгах) / Сост. А.Г. Тимофеев.
Под ред. В. Маткова и Ж. Шерона. Berkly Slavic Specialties, [1994].
       ЦГАЛИ С.-Петербурга - Центральный гос. архив литературы и искусства
С.-Петербурга (бывш. ЛГАЛИ).
       WSA - Wiener slawistischer Almanach (Wien; с указанием тома).


ЗАНАВЕШЕННЫЕ КАРТИНКИ

       Книга вышла тиражом в 307 экземпляров с пометой: Амстердам: 1920, очень
изящно изданная, с эротическими иллюстрациями В.А.Милашевского. В наст. изд.
воспроизводится в виде "книги в книге". На самом деле ее выпустило
издательство "Петрополис" в Петрограде в декабре 1920 г. Первые известия о
книге в дневнике появляются 9 ноября 1920: "Только что вернулись, как пришел
Милашевский. Картиночки его мне не понравились, но отправились в
"Петрополь""; 18 ноября: "Картинки уже набраны"; 6 декабря: "Пошли в Дом
, потом в "Петрополь". "Картинки" уже готовы". 19 декабря:
"Получили 3 экземпляра "Картинок" и один продали тотчас же". Книга получила
скандальную известность (см.: Ст.Э. [Волынский А.Л.]. Амстердамская
порнография // ЖИ. 1924, Э 5; ср. письмо Кузмина к Волынскому, частично
опубликованное // ССт. С. 251-252). Кузмин и Юркун сами распространяли
сборник, забирая по нескольку экземпляров из издательства.
       Первоначально Кузмин хотел продавать рукописи этой книги. Одна,
предлагавшаяся им букинисту Л.Ф.Мелину (см. письмо Кузмина ему от 6 июля
1919 - РГАЛИ), сохранилась в РГАЛИ. На ней помета: "Запретный сад: Стихи не
для печати. Рукописей собственноручных существует три, считая эту; одна у
автора, другая - у С.А.Мухина. Никаких других, ни своеручных, ни
переписанных, нет и не будет. М.Кузмин". Другая рукопись, о которой собрали
сведения комментаторы ССт, через М.Горького била передана для продажи
С.Н.Андрониковой-Гальперн, однако продана не была и вернулась в Россию
(называлась "Кузмин М. Стихи не подлежащие печати. 1919 г."), В черновике
(РГАЛИ) сохранилось недоработанное "Вступление", (с неточностями опубл.:
Гаспаров М.Л. Русские стихи 1890-х - 1925-го в комментариях. М., 1993. С.
155-156 как пример ронсаровских шестистиший):

       Пусть слова как будто узки,
       И по-русски
       Выйдет лишь острей любовь.
       Не пристрастны мы к фигурам,
       И Амуром,
       Как и встарь, ведемся вновь.

       Быстрый, розовый, крылатый
       Тот вожатый,
       Кем наш стих и путь храним.
       Он проворнее пилота -
       С ним болото
       На крылах перелетим.

       Что хотели, то посмели.
       В милом теле
       Жизни плещет водоем.
       Справа ль, слева ль, дальше ль, ближе ль,
       Выше ль, ниже ль -
       Все зовем и назовем.

       Доведет перечисленье
       Восхищенья
       До сладчайшей до межи.
       Пусть косятся на примеры
       Лицемеры
       И печальные ханжи.

       Словно трепетная птица,
       Что стремится
       Шелковых лететь сетей,
       Взвейтесь звонче, песни эти:
       Мы не дети
       И поем не для детей.

       Вам, кто смелы и не строги,
       Все дороги,
       Все тропинки хороши,
       Что венком крутят лужайку,
       Как хозяйку
       Пробудившейся души.

       В статье Л.Ф.Кациса "...Я точно всю жизнь прожил за занавескою"
(Русская альтернативная поэтика. М., 1990, С. 38-51) устанавливается связь
сборника с произведениями А.М.Ремизова и В.В.Розанова. См. также: Богомолов
Н.А. "Мы - два грозой зажженные ствола..." // Антимир русской культуры. М.,
1996. С. 311-318.

       . В автографе РГАЛИ названо "Атенаис или полулюбовь (d'apres
Boucher)". В копии Гальперн - под тем же загл., но без подзаг. Черновой
автограф с датой: 13 сентября - РГАЛИ. Список рукой Ю.И.Юркуна - в
рукописной книжке "Лизанькин часовник, или Сборник эротический" с фиктивным
обозначением места и года "издания": Тула: 1908 (РГАЛИ, Собрание ст-ний).
Буше Франсуа (1703-1770) - французский художник и гравер, прославившийся
картинами на фривольные сюжеты.

       . В автографе РГАЛИ с подзаг.: "d'apres Beranger". В копии
Гальперн изменен порядок стихов: 9, 12, 11, 10. Черновой автограф - РГАЛИ.
По наблюдению Л.Ф.Кациса, ст. 5-6 восходят к "Дон Жуану" Байрона в пер.
П.А.Козлова:

       Штудируя классических поэтов,
       Как скрыть богов амурные дела?
       Резвясь без панталон и без корсетов,
       Наделали они немало зла...

       Пьер-Жан Беранже имел репутацию не только остросатирического поэта, но
и автора эротических стихов.

       . В автографе РГАЛИ и копии Гальперн под загл. "Собачка Мими".
Черновой автограф с датой: 1 июня - РГАЛИ.

       . В автографе РГАЛИ под загл. "Романс (d'apres Deveria)" (Девериа
Жак Жан-Мари Ашиль (1800-1857) - французский художник и гравер, известный
эротическими гравюрами). Черновой автограф (под тем же загл., но без
подзаг.), с датой: 21 сентября - РГАЛИ.

       . В автографе РГАЛИ дата - май 1918. 2 черновых автографа (один -
до ст. 8) - РГАЛИ.

       . Черновой автограф с датой: 18 мая 1918 - РГАЛИ. Имя героя
стихотворения восходит к известной анонимной порнографической поэме "Лука
Мудищев", приписывавшейся И.С.Баркову, во что Кузмин, возможно, верил. Текст
"Луки Мудищева" и ряд статей об истории позмы и ее бытования в России см.:
Под именем Баркова: Эротическая поэзия XVIII - начала XIX [следует читать:
XX] века / Изд. подготовил Н.Сапов. М., 1994.

       . В автографе - с подзаг. "(d'apres Барков)". Творчество
И.С.Баркова интересовало Кузмина. См. в Дневнике 18 августа 1906: "Я купил



       Михаил Кузмин
       Эхо


       Стихи


       Новая библиотека поэта
       M. Кузмин. Стихотворения.
       Санкт-Петербург, 2000
       Издание второе, исправленное
       Вступительная статья, составление, подготовка текста и примечания
       Н. А. Богомолова
       OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru


I. ПРЕДЧУВСТВИЯ

361

       Предчувствию, душа моя, внемли!
       Не изменяй испытанным приметам.
       Который снег сбежит с моей земли?
       Которая весна замкнется летом?
       Завеет март... лети, лети за ним!
       Все облака - что голуби Венеры,
       Весенний трепет неискореним,
       Неизъяснимый трепет нежной веры.
       И грезится необычайный путь,
       Где нет случайных и ненужных бедствий.
       Набегавшись, щекой к земле прильнуть,
       Как в позабытом и прелестном детстве.
       Души с землею неразрывна связь,
       Но не влюбленная поет затея.
       Узнает всякий, сладко удивясь,
       Что сердце, обновляясь, - все святее.
       Пускай не покидает снег виски,
       Пускай, как ящерица, не линяю, -
       Расслабленно-живительной тоски
       Весенней ни на что не променяю.

1917


362

       Несовершенство мира - милость Божья!
       Паси стада своих свободных воль,
       Пускай стоишь у нижнего подножья.

       Желанье вольное утолено ль?
       Автоматичность - вряд ли добродетель,
       Без тела тупы и восторг и боль.

       Во мгле ли дремлем мы, в зенитном свете ль
       Крылим, острее стрел, свои лучи -
       Отображение небесных петель, -

       Чужой чертеж прилежнее учи,
       Желаний ветошь с воли совлекая,
       И слушай голос в набожной ночи.

       Воскликнешь, удивясь: "Так вот какая
       Нам сила суждена! ее берем!"
       Не борозди, кометою мелькая,

       Случайный небосвод, плыви путем
       Тебе удобнейшим. Желанье Бога!
       Едина цель и волен твой ярем,

       Покорная, свободная дорога!

1919


363. СТРАННИЧИЙ ВЕЧЕР

       О, этот странничий вечер!
       Черный ветер речной
       Сутулит попутные плечи
       Упорной, тугой волной.
       Мелкий дождя стеклярус
       Сорвался, держаться не смог.
       Бьется пальто, как парус,
       Меж худыми ходульками ног.
       Неужели только похожа
       На правду бывалая печь?
       Что случилось, что случилось, Боже,
       Что даже некуда лечь?
       Чуть вижу в какой-то истоме:
       Ветер и струи - злы, -
       Как грустны в покидаемом доме
       Связанные узлы.
       Скаредно лампы потухли,
       Паутина по всем углам,
       Вещи - жалкая рухлядь,
       Когда-то любимый хлам.
       Закрыл бы глаза на все это,
       Не смотрел бы больше кругом.
       Неужели не будет света?
       Не найдется приютный дом?
       Взгляните ж, мой друг, взгляните ж,
       На время печаль отложив.
       В глазах ваших - тихий Китеж
       Стеклянно и странно жив.
       И мозглый пар - целебен,
       И вновь я идти готов,
       Когда дребезжит молебен
       Невидных колоколов.

1917


364. ИОСИФ

       Ю. Юркуну

       Сомненья отбросив,
       На колыбель
       Смотрит Иосиф.

       Ангел свирель:
       "Понял ли, старче,
       Божию цель?"

       Молись жарче:
       Взойдет день
       Зари ярче.

       Гони тень,
       Что знал вначале,
       И с ней лень.

       Кого ждали,
       Тот спит
       Без печали,

       Пеленами повит.
       Возле - Мария
       Мирно стоит.

       О, Мессия!

       Конечно, я не святой,
       Но и на меня находит удивленье,
       И мне трудно сдержать волненье
       При мысли о вас.

       Конечно, я не святой,
       Но и я не избежал скуки
       И ныл от ревнивой муки
       В былой час.

       Конечно, я не святой,
       Но и мне ангел открыл,
       Каким я глупым был,
       Не оберегая вас.

       Я вижу настоящее и будущее
       (Еще более головокружительное)
       Сокровище,
       Чей я небрежный хранитель
       (Так часто теперь сам
       Делающийся хранимым).

       Я вижу еще никем не выраженную,
       Может быть, невыразимую
       Нежность,
       На которую так недостаточно, неумело
       (Не знаю, более любящий или любимый)
       Отвечаю.

       Я вижу исполненными
       Самые смелые желанья,
       Лелеемые мною с давних пор
       В скромном родительском доме
       Или в рассеяньи веселой и насмешливой жизни.

       Я вижу, немея, все,
       И еще больше,
       Чего вы и сами можете не видеть,
       И, как Иосиф Младенцу,
       Кланяюсь,
       И как голодный,
       Получивший краюху горячего белого хлеба,
       Благодарю в этот день небо
       За вас.

1918


II. ЛИКИ

365. ДВА СТАРЦА

       Жили два старца
       Во святой пустыне,
       Бога молили,
       Душу спасали.
       Один был постник,
       Другой домовитый,
       Один все плакал,
       Другой веселился.
       Спросят у постника:
       "Чего, отче, плачешь?"
       Отвечает старец:
       "О грехах горюю".
       Спросят веселого:
       "О чем ты ликуешь?"
       Отвечает старец:
       - Беса труждаю.
       У постника печка
       Мхом поросла вся,
       У другого - гости
       С утра до полночи:
       Странники, убогие,
       Божий люди,
       Нищая братия,
       Христовы братцы.
       Всех он встречает,
       Всех привечает,
       Стол накрывает,
       За стол сажает.
       Заспорили старцы
       О своих молитвах,
       Чья Богу доходчивей,
       Господу святее.
       Открыл Вседержитель
       Им знаменье явно:
       Две сухих березки
       На глухой поляне.
       "Вместе ходите,
       Вровень поливайте;
       Чья скорее встанет,
       Чья зазеленеет,
       Того молитва
       Господу святее".
       Трудятся старцы
       Во святой пустыне,
       Ко деревьям ходят,
       Вровень поливают,
       Темною ночью
       Ко Господу взывают.
       За днями недели
       Идут да проходят,
       Приблизились сроки
       Знаменья Господня.
       Встали спозаранок
       Святые старцы.
       Начал положили,
       Пошли на поляну.
       Господь сердцеведец,
       Помилуй нас грешных!
       Пришли на поляну:
       "Слава Тебе, Боже!"
       Гл_а_зы протерли,
       Н_а_земь повалились!
       У постного брата
       Береза-березой.
       У другого старца
       Райски распушилась.
       Вся-то зелена,
       Вся-то кудрява,
       Ветки качает,
       Дух испущает,
       Малые птички
       Свиристят легонько.
       Заплакали старцы
       Знаменью Господню.
       - Старцы, вы старцы,
       Душу спасайте,
       Кто как возможет,
       Кто как восхочет.
       Господь Милосердный
       Всех вас приимет.
       Сп_а_сенью с любовью, -
       Спасу милее.
       Слава Тебе, Боже наш,
       Слава Тебе,
       И ныне, и присно,
       И в_о_ веки веком,
       Аминь.

1915


366. ЕЛКА

       С детства помните сочельник,
       Этот детский день из дней?
       Пахнет смолкой свежий ельник
       Из незапертых сеней.
       Все звонят из лавок люди,
       Нянька ходит часто вниз,
       А на кухне в плоском блюде
       Разварной миндальный рис.
       Солнце яблоком сгорает
       За узором льдистых лап.
       Мама вещи прибирает
       Да скрипит заветный шкап.
       В зале все необычайно,
       Не пускают никого,
       Ах, условленная тайна!
       Все - известно, все ново!
       Тянет новая матроска,
       Морщит в плечиках она.
       В двери светлая полоска
       Так заманчиво видна!
       В парафиновом сияньи
       Скоро ль распахнется дверь?
       Это сладость ожиданья
       Не прошла еще теперь.
       Позабыты все заботы,
       Ссоры, крики, слезы, лень.
       Завтра, может, снова счеты,
       А сейчас - прощеный день.
       Свечи с треском светят, ярки,
       От орехов желтый свет.
       Загадаешь все подарки,
       А загаданных и нет.
       Ждал я пестрой карусели,
       А достался мне гусар,
       Ждал я пушки две недели -
       Вышел дедка, мил и стар.
       Только Оля угадала
       (Подглядела ли, во сне ль
       Увидала), но желала
       И достала колыбель.
       Все довольны, старый, малый,
       Поцелуи, радость, смех.
       И дрожит на ленте алой
       Позолоченный орех.
       Не ушли минуты эти,
       Только спрятаны в комод.
       Люди все бывают дети
       Хоть однажды в долгий год.
       Незаслуженного дара
       Ждем у запертых дверей:
       Неизвестного гусара
       И зеленых егерей.
       Иглы мелкой ели колки,
       Сумрак голубой глубок,
       Прилетит ли к нашей елке
       Белокрылый голубок?
       Не видна еще ребенку
       Разукрашенная ель,
       Только луч желто и тонко
       Пробивается сквозь щель.
       Боже, Боже, на дороге
       Был смиренный Твой вертеп,
       Знал Ты скорбные тревоги
       И узнал слезовый хлеб.
       Но ведет святая дрема
       Ворожейных королей.
       Кто лишен семьи и дома,
       Божья Мама, пожалей!

1917


367. ПАСХА

       На полях черно и плоско,
       Вновь я Божий и ничей!
       Завтра Пасха, запах воска,
       Запах теплый куличей.
       Прежде жизнь моя текла так
       Светлой сменой точных дней,
       А теперь один остаток
       Как-то радостно больней.
       Ведь зима, весна и лето,
       Пасха, пост и Рождество,
       Если сможешь вникнуть в это,
       В капле малой - Божество.
       Пусть и мелко, пусть и глупо,
       Пусть мы волею горды,
       Но в глотке грибного супа -
       Радость той же череды.
       Что запомнил сердцем милым,
       То забвеньем не позорь.
       Слаще нам постом унылым
       Сладкий яд весенних зорь.
       Будут, трепетны и зорки,
       Бегать пары по росе,
       И на Красной, Красной горке
       Обвенчаются, как все.
       Пироги на именины,
       Дети, солнце... мирно жить,
       Чтобы в доски домовины
       Тело милое сложить.
       В этой жизни Божья ласка,
       Словно вышивка, видна,
       А теперь ты, Пасха, Пасха,
       Нам осталася одна.
       Уж ее не позабудешь,
       Как умом ты ни мудри.
       Сердце теплое остудишь? -
       Разогреют звонари.
       И поют, светлы, не строги:
       Дили-бом, дили-бом-бом!
       Ты запутался в дороге?
       Так вернись в родимый дом.

       [1916]


368. УСПЕНЬЕ

       Богородицыно Успенье
       Нам нетленье открыло встарь.
       Возликуйте во песнопеньи,
       Заводите красно тропарь.
       Во саду Богоматерь дремлет,
       Словно спит Она и не спит,
       В тонком сне Она пенью внемлет, -
       Божий вестник пред Ней стоит.
       Тот же ангел благовествует,
       Но посуплен и смутен он,
       Ветвью темною указует,
       Что приходит последний сон.
       Наклонилась раба Господня:
       - Вот готова я умереть,
       Но позволь мне, Господь, сегодня
       Всех апостолов вновь узреть. -
       Во свечах, во святых тимьянах
       Богородицы чтут конец,
       Лишь замедлил во Индинианах
       Во далеких Фома близнец.
       Он спешит из-за рек глубоких,
       Из-за сизых высоких гор,
       Но апостолов одиноких
       Неутешный обрел собор.
       Говорит Фома милым братьям:
       "Неужели я хуже всех?
       Богородицыным объятьям
       За какой непричастен грех?
       Жажду, братия, поклониться,
       Лобызать тот святой порог,
       Где Небесная спит Царица
       На распутий всех дорог".
       Клонит голову он тоскливо,
       Греет камни пожаром уст...
       Гроб открыли... Святое диво!
       Гроб Марии обрящен пуст.
       Где Пречистой лежало тело,
       Рвался роз заревой поток.
       Что ручьем парчевым блестело?
       То Владычицы поясок.
       О, цветы! о, ручьи! о, люди!
       О, небес голубая сень!
       О златом, о нетленном чуде
       Говорится в Успеньев день.
       Ты и Дева, и Мать Святая,
       Ты и родина в пору гроз:
       Встанет, скорбная, расцветая
       Буйным проливнем новых роз!

1916


369. СТРАСТНОЙ ПЯТОК

       Плачует Дева, Распента зря...
       Крвава заря
       Чует:
       Земнотряси гробы зияют зимны.
       Лепечут лепетно гимны
       В сияньи могильных лысин.
       Возвысил
       Глас, рая отвыкший, адов Адам:
       - Адонаи! Адонаи! -
       Гуляют,
       Трясясь могильно, старцы,
       Отцы и деды;
       Вселяют
       Ужас и радость ходильцы прохожим.
       Зрите, пророки:
       Оки
       Девы без бури -
       Синее кобольта и берлинской лазури!
       Сине сползло на щеки,
       Синеет пречистый рот!..
       Народ
       Любимый,
       Разве в разбега зигзаг
       Не чтется могиле могила?
       Хлестко
       Рванулась завесь святая...
       Молила,
       Распента зря, жестко
       Жестоковыйных железных...
       Адонаи!
       В безднах
       Остановился вир синий.
       Павлиний
       Луч рассекают кометы,
       С петель сорвные!
       Деве сердце вонзло пронзило
       Копье, и меч, и трость.
       Моли, да подаст Тебе силы
       Тлени тенной Гость.
       О, как бьется
       Голубь сердный,
       Страж усердный
       Божьей Мати!
       Вот склонилась,
       Вот скорбнилась,
       К бледну палу
       Вот упала.
       А над Девьей млстивной главой,
       Как плаканный у мытаря золотой,
       Звезда восстала!

1917


370. ЛЕЙНЫЙ ЛЕМУР

       В покойце лейном летавит Лемур.
       Алеет Лейла, а Лей понур.
       "О, лейный сад!
       О, лейный сад!"
       Девий з_а_клик далече рад.

       Зовешь ты, Лейла, все алей:
       "Обручь меня, о милый Лей.
       Возьми, летун!
       Пронзи, летун
       Могильник тлинный, живой ползун!"

       Все близит, близит груди грудь,
       Зубий чешуи на грустную чудь,
       Змеей зверит,
       Горей горит
       В зрачке перлиный Маргарит...

       Кровей пятнит кабаний клык...
       О, отрочий, буявый зык!
       - О, бледний птич!
       О, падь опличь! -
       Плачует доле девий клич!

1917


III. ЧУЖАЯ ПОЭМА

371. ЧУЖАЯ ПОЭМА

       Посвящается
       В. А. Ш
       и
       С. Ю. С

1

       В осеннем сне то слово прозвучало:
       "Луна взошла, а донны Анны нет!"
       Сулишь ты мне конец или начало,
       Далекий и таинственный привет?
       Я долго ждал, я ждал так много лет,
       Чтоб предо мной мелькнула беглой тенью,
       Как на воде, меж веток бледный свет,
       Как отзвук заблудившемуся пенью, -
       И предан вновь любви и странному волненью.

2

       Заплаканна, прекрасна и желанна,
       Я думал, сквозь трепещущий туман,
       Что встретится со мною донна Анна,
       Которой уж не снится дон Жуан.
       Разрушен небом дерзостный обман,
       Рассеян дым, пронзительный и серный,
       И командору мир навеки дан...
       Лишь вы поводите глазами серны,
       А я у ваших ног, изменчивый и верный.

3

       Как призрачно те сны осуществились!
       И осень русская, почти зима,
       И небо белое... Вы появились
       Верхом (стоят по-прежнему дома).
       О, донна Анна, ты бледна сама,
       Не только я от этой встречи бледен.
       На длинном платье странно бахрома
       Запомнилась... Как наш рассудок беден!
       А в сердце голос пел, так ярок и победен.

4

       О, сердце, может, лучше не мечтать бы!
       Испания и Моцарт - "Фигаро"!
       Безумный день великолепной свадьбы,
       Огни горят, зажженные пестро.
       Мне арлекина острое перо
       Судьба, смеясь, сама в тот день вручила
       И наново раскинула Таро.
       Какая-то таинственная сила
       Меня тогда вела, любила и учила.

5

       Ведь сам я создал негров и испанцев,
       Для вас разлил волшебство звездных сфер,
       Для ваших огненных и быстрых танцев
       Сияет роскошь гроздьевых шпалер.
       Моих... моих! напрасно кавалер
       Вам руку жмет, но вы глядите странно.
       Я узнаю по томности манер:
       Я - Фигаро, а вы... вы - донна Анна.
       Нет, дон Жуана нет, и не придет Сузанна!

6

       Скорей, скорей! какой румяный холод!
       Как звонко купола в Кремле горят!
       Кто так любил, как я, и кто был молод,
       Тот может вспомнить и Охотный ряд.
       Какой-то русский, тепло-сонный яд
       Роднит меня с душою старовера.
       Вот коридор, лампадка... где-то спят...
       Целуют... вздох... угар клубится серо...
       За занавеской там... она - моя Венера.

7

       Вы беглая... наутро вы бежали
       (Господь, Господь, Тебе ее не жаль?),
       Так жалостно лицо свое прижали
       К решетке итальянской, глядя вдаль.
       Одна слеза, как тяжкая печаль,
       Тяжелая, свинцово с век скатилась.
       Была ль заря на небе, не была ль,
       Не знала ты и не оборотилась...
       Душой и взором ты в Успенский храм стремилась.

8

       И черный плат так плотно сжал те плечи,
       Так неподвижно взор свой возвела
       На Благовещенья святые свечи,
       Как будто двинуться ты не могла.
       И золотая, кованая мгла
       Тебя взяла, благая, в обрамленье.
       Твоих ресниц тяжелая игла
       Легла туда в умильном удивленьи.
       И трое скованы в мерцающем томленьи.

9

       Еще обрызгана златистой пылью
       (О солнце зимнее, играй, играй!),
       Пришла ко мне, и сказка стала былью,
       И растворил врата мне русский рай.
       Благословен родимый, снежный край
       И розаны на чайнике пузатом!
       Дыши во сне и сладко умирай!
       Пусть млеет в теле милом каждый атом!
       И ты в тот русский рай была моим вожатым.

10

       А помнишь час? мы оба замолчали.
       Твой взор смеялся, темен и широк:
       "Не надо, друг, не вспоминай печали!"
       Рукой меня толкнула нежно в бок.
       Над нами реял нежный голубок,
       Два сердца нес, сердца те - две лампадки.
       И свет из них так тепел и глубок,
       И дни под ними - медленны и сладки, -
       И понял я намек пленительной загадки.

11

       В моем краю вы все-таки чужая,
       И все ж нельзя России быть родней,
       Я думаю, что, даже уезжая
       На родину, вы вспомните о ней.
       В страну грядущих непочатых дней
       Несете вы культуру, что от века
       Божественна, и слаще, и вольней
       Я вижу будущего человека.

12

       О донна Анна, о моя Венера,
       Запечатлею ли твой странный лик?
       Какой закон ему, какая мера?
       Он пламенен, таинствен и велик.
       Изобразить ли лебединый клик?
       Стою перед тобой, сложивши руки,
       Как руки нищих набожных калик.
       Я - не певец, - твои я слышу звуки.
       В них все: и ад, и рай, и снег, и страсть, и муки.

1916


IV. КУКОЛЬНАЯ ЭСТРАДА

372. ПРОЛОГ К СКАЗКЕ АНДЕРСЕНА "ПАСТУШКА И ТРУБОЧИСТ"

       Вот, молодые господа,
       Сегодня я пришел сюда,
       Чтоб показать и рассказать
       И всячески собой занять.
       Я стар, конечно, вам не пара,
       Но все-таки доверьтесь мне:
       Ведь часто то, что слишком старо,
       Играет с детством наравне.
       Что близко, то позабываю,
       Что далеко, то вспоминаю,
       И каждый день, и каждый час
       Приводит новый мне рассказ.
       Я помню детское окошко
       И ласку материнских рук,
       Клубком играющую кошку
       И нянькин расписной сундук.
       Как спать тепло, светло и сладко,
       Когда в углу горит лампадка
       И звонко так издалека
       Несется пенье петуха.
       И все яснее с каждым годом
       Я вспоминаю старый дом,
       И в доме комнату с комодом,
       И спинки стульев под окном.
       На подзеркальнике пастушка,
       Голубоглазая вострушка.
       И рядом, глянцевит и чист,
       Стоит влюбленный трубочист.
       Им строго (рожа-то не наша)
       Китайский кланялся папаша.
       Со шкапа же глядела гордо
       Урода сморщенная морда.

       Верьте, куклы могут жить,
       Двигаться и говорить,
       Могут плакать и смеяться,
       Но на все есть свой же час,
       И живут они без нас,
       А при нас всего боятся.

       Как полягут все в постель,
       Таракан покинет щель.
       Заскребутся тихо мыши, -
       Вдруг зардеет краска щек,
       Разовьется волосок, -
       Куклы вздрогнут... тише, тише!

       От игрушек шкапик "крак",
       Деревянный мягче фрак,
       Из фарфора легче юбки,
       Все коровы враз мычат,
       Егеря в рога трубят,
       К потолку порхнут голубки...

       Смехи, писки, треск бичей,
       Ярче елочных свечей
       Генералов эполеты -
       Гусар, саблей не греми:
       За рояль бежит Мими,
       Вертят спицами кареты...

       Теперь смотрите лучше, дети,
       Как плутоваты куклы эти!
       При нас как мертвые сидят,
       Не ходят и не говорят,
       Но мы назло, поверьте, им
       Всех хитрецов перехитрим,
       Перехитрим да и накажем,
       Все шалости их вам покажем.

       Давно уж солнце закатилось,
       Сквозь шторы светится луна,
       Вот няня на ночь помолилась,
       Спокойного желает сна,
       Погасла лампа уж у папы,
       Ушла и горничная спать,
       Скребутся тоненькие лапы
       Мышат о нянькину кровать.
       Трещит в столовой половица,
       И мне, и вам, друзья, не спится.
       Чу, музыка! иль это сон?
       Какой-то он? Какой-то он?

1918


373. ЭПИЛОГ

       Уж скоро солнце заиграет,
       Стирать придет служанка пыль
       И ни за что не угадает,
       Все это сказка или быль.
       Все на местах: китаец, рожа,
       И поза все одна и та ж,
       Но у пастушки, ах, похоже,
       Помят фарфоровый корсаж.
       Чур, господа, не выдавайте,
       Ни слова про ее беду,
       А то сюда вас, так и знайте,
       В другой раз я не приведу.

1918


       374. НОКТЮРН {*}

       На небо выезжает
       На черных конях ночь,
       Кто счастье обещает,
       Та может мне помочь.
       Уста навеки клейки,
       Где спал твой поцелуй,
       Пугливей кенарейки,
       О сердце, не тоскуй!
       Луна за облак скрылась,
       Не вижу я ни зги.
       Калитка... чу!.. открылась,
       В аллее... чу!.. шаги!
       Все спит в очарованьи,
       Курится мокрый лен...
       Кто ждал, как я, свиданья,
       Поймет, как я влюблен.

       {* Из пьесы "Все довольны".}

1917


       375. СИМОНЕТТА {*}

       О Симонетта,
       Спеши в леса!
       Продлися, лето,
       Златись, коса!

       Как дни погожи,
       Пестры цветы!
       На них похожи
       Мои мечты.
       Промчится лето,
       Близка зима.
       Как грустно это,
       Пойми сама,
       О Симонетта!

       Зачем тоскуем
       В лесной тиши?
       О, к поцелуям
       Спеши, спеши!
       Ведь день удачный
       Иль праздный день -
       Все к смерти мрачной
       Мелькнут, как тень.
       О, Симонетта!

1917

       {* Из пьесы "Волшебная груша".}


       376. РОМАНС {*}

       Оно самой мне непонятно,
       Но как же спрашивать его?
       Оно лепечет еле внятно,
       И мне ужасно неприятно
       Не знать, люблю ли я кого.

       (К Арженору)

       Покуда я резва, невинна,
       Покуда бегать я люблю,
       Я не привыкла к юбке длинной,
       Мне скучно от прогулки чинной,
       Но ради вас я все стерплю.

       (К Тьерри)

       День целый с вами б я играла
       (Кто хочет, сердце разбери!)
       Как куклу, вас бы одевала,
       И раздевала, целовала
       И тискала бы вас, Тьерри.

       (К обоим)

       "Спросите сердце", - говорите,
       Мой ожидая приговор.
       Я спрашивала уж, простите:
       Оно молчит, дрожа на нити,
       Иль шепчет непонятный вздор.

1917

       {* Из пьесы "Муж, вор и любовник, каких не бывает".}


       377. ЛОРД ГРЕГОРИ {*}

       Лорд Грегори был очень горд,
       Недаром Грегори был лорд.
       Немногих в жизни он любил,
       Кого любил, того губил.
       Белинда юная цвела,
       Как розмарин, была мила.
       Лорд Грегори встречался с ней -
       И стала буквицы бледней.
       Кто может ветер удержать?
       Кто может молнию догнать?
       Кто страсть в душе своей носил,
       Тот навсегда лишился сил.
       Лорд едет гордо на коне,
       Стоит Белинда в стороне
       И молит бросить взгляд один,
       Но ей не внемлет господин.
       Проехал всадник, не глядит:
       Он обручен вчера с Эдит.
       Эдит, Эдит, молись судьбе:
       Назначен Грегори тебе.
       Лорд Грегори был очень горд,
       Недаром Грегори был лорд.
       Немногих в жизни он любил,
       Кого любил, того губил.

1917

       {* Из пьесы "Самое ветреное место в Англии".}


378-380. КИТАЙСКИЕ ПЕСЕНЬКИ

1
       КОЛЫБЕЛЬНАЯ

       Спросили меня: "Что лучше:
       Солнце, луна или звезды?" -
       Не знал я, что ответить.

       Солнце меня греет,
       Луна освещает дорогу,
       Звезды меня веселят.


2
       ПОСЛЕ СВИДАНЬЯ

       Утром подруга скажет:
       "Верно, ты жасмин целовала,
       Парным молоком умывалась,
       Всю ночь безмятежно почивала,
       Что, как заря, ты прекрасна".
       - Нет, - отвечу, -
       Милый был вчера со мною.


3
       СОВЕРШЕННОЛЕТИЕ

       Сегодня счастливый день,
       Белый жасмин снегом
       Опадает на желтый песок,
       Ветру лень надувать паруса,
       Утки крякают в молочном пруду,
       Мельница бормочет спросонок.
       Идет ученый, вежливый человек,
       Делает учтивый поклон.
       У него в доме лучший чай,
       А в голове изящные мысли.
       Сегодня счастливый день,
       Когда отрок делается юношей.

1918


ПРИМЕЧАНИЯ

       Поэтическое наследие М.А. Кузмина велико, и данный сборник представляет
его не полно. Оно состоит из 11 стихотворных книг, обладающих внутренней
целостностью, и значительного количества стихотворений, в них не включенных.
Нередко в составе поэтического наследия Кузмина числят еще три его книги:
вокально-инструментальный цикл "Куранты любви" (опубликован с нотами - М.,
1910), пьесу "Вторник Мэри" (Пг., 1921) и вокально-инструментальный цикл
"Лесок" (поэтический текст опубликован отдельно - Пг., 1922; планировавшееся
издание нот не состоялось), а также целый ряд текстов к музыке, отчасти
опубликованных с нотами. В настоящий сборник они не включены, прежде всего
из соображений экономии места, как и довольно многочисленные переводы
Кузмина, в том числе цельная книга А. де Ренье "Семь любовных портретов"
(Пг., 1921).
       В нашем издании полностью воспроизводятся все отдельно опубликованные
сборники стихотворений Кузмина, а также некоторое количество стихотворений,
в эти сборники не входивших. Такой подход к составлению тома представляется
наиболее оправданным, т. к. попытка составить книгу избранных стихотворений
привела бы к разрушению целостных циклов и стихотворных книг. Известно
несколько попыток Кузмина составить книгу избранных стихотворений, однако ни
одна из них не является собственно авторским замыслом: единственный сборник,
доведенный до рукописи (Изборник {Список условных сокращений, принятых в
примечаниях, см. на с. 686-688}), отчетливо показывает, что на его составе и
композиции сказались как требования издательства М. и С. Сабашниковых,
планировавшего его опубликовать, так и русского книжного рынка того времени,
а потому не может служить образцом. В еще большей степени сказались эти
обстоятельства на нескольких планах различных книг "избранного", следуя
которым попытался построить сборник стихов Кузмина "Арена" (СПб., 1994) А.Г.
Тимофеев (см. рец. Г.А.Морева // НЛО. 1995. Э 11).
       Следует иметь в виду, что для самого Кузмина сборники не выглядели
однородными по качеству. 10 октября 1931 г. он записал в Дневнике:
"Перечитывал свои стихи. Откровенно говоря, как в период 1908-1916 года
много каких попало, вялых и небрежных стихов. Теперь - другое дело. М
б, самообман. По-моему, оценивая по пятибальной системе все сборники,
получится: "Сети" (все-таки 5), "Ос Озера" - 3. "Глиняные голубки" -
2, "Эхо" - 2, "Нездешние Вечера" - 4. "Вожатый" - 4, "Нов Гуль" - 3,
"Параболы" - 4, "Форель" - 5. Баллы не абсолютны и в сфере моих
возможностей, конечно" (НЛО. 1994. Э 7. С. 177).
       Довольно значительное количество стихотворных произведений Кузмина
осталось в рукописях, хранящихся в различных государственных и частных
архивах. Наиболее значительная часть их сосредоточена в РГАЛИ, важные
дополнения имеются в различных фондах ИРЛИ (описаны в двух статьях
А.Г.Тимофеева: Материалы М.А.Кузмина в Рукописном отделе Пушкинского Дома //
Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1990 год. СПб., 1993;
Материалы М.А.Кузмина в Рукописном отделе Пушкинского Дома (Некоторые
дополнения) // Ежегодник... на 1991 год. СПб., 1994), ИМЛИ, РНБ, ГАМ, РГБ,
ГРМ, Музея А.А.Ахматовой в Фонтанном Доме (С.-Петербург), а также в ряде
личных собраний, доступных нам лишь частично. Полное выявление автографов
Кузмина является делом будущего, и настоящий сборник не может претендовать
на исчерпывающую полноту как подбора текстов (по условиям издания тексты, не
включенные в авторские сборники, представлены весьма выборочно), так и учета
их вариантов. В соответствии с принципами "Библиотеки поэта" ссылки на
архивные материалы даются сокращенно: в случаях, если автограф хранится в
личном фонде Кузмина (РГАЛИ, Ф. 232; РНБ, Ф. 400; ИМЛИ, Ф. 192; ГЛМ, Ф.
111), указывается лишь название архива; в остальных случаях указывается
название архива и фамилия фондообразователя или название фонда.
       На протяжении многих лет, с 1929 и до середины 1970-х годов, ни поэзия,
ни проза Кузмина не издавались ни в СССР, ни на Западе, если не считать
появившихся в начале 1970-х годов репринтных воспроизведений прижизненных
книг (ныне они довольно многочисленны и нами не учитываются), .а также
небольших подборок в разного рода хрестоматиях или антологиях и отдельных
публикаций единичных стихотворений, ранее не печатавшихся.
       В 1977 г. в Мюнхене было издано "Собрание стихов" Кузмина под редакцией
Дж.Малмстада и В.Маркова, где первые два тома представляют собою
фотомеханическое воспроизведение прижизненных поэтических сборников (в том
числе "Курантов любви", "Вторника Мэри" и "Леска"; "Занавешенные картинки"
воспроизведены без эротических иллюстраций В.А.Милашевского), а третий (ССт)
состоит из чрезвычайно содержательных статей редакторов, большой подборки
стихотворений, не входивших в прижизненные книги (в том числе текстов к
музыке, стихов из прозаических произведений, переводов и коллективного),
пьесы "Смерть Нерона" и театрально-музыкальной сюиты "Прогулки Гуля" (с
музыкой А.И.Канкаровича под названием "Че-пу-ха (Прогулки Гуля)" была
исполнена в 1929 г. в Ленинградской Академической капелле. См.: "Рабочий и
театр". 1929. Э 14/15), а также примечаний ко всем трем томам (дополнения и
исправления замеченных ошибок были изданы отдельным приложением подзагл.
"Addenda et errata", перечень необходимых исправлений вошел также в Венский
сборник).
       Названное издание является, бесспорно, наиболее ценным из
осуществленных в мире до настоящего времени как по количеству включенных в
него произведении, так и по качеству комментариев, раскрывающих многие
подтексты стихов Кузмина. Однако оно не лишено и отдельных недостатков,
вызванных обстоятельствами, в которых оно готовилось: составители не имели
возможности обращаться к материалам советских государственных архивов,
бывшие в их распоряжении копии ряда неизданных стихотворений являлись
дефектными, по техническим причинам оказалось невозможным внести необходимую
правку непосредственно в текст стихотворений и т.п. Ряд стихотворений
остался составителям недоступным.
       Из изданий, вышедших на родине Кузмина до 1994 г. включительно,
серьезный научный интерес имеют прежде всего "Избранные произведения" (Л.,
1990) под редакцией А.В.Лаврова и Р.Д.Тименчика, представляющие творчество
Кузмина далеко не полно, но оснащенные в высшей степени ценным комментарием;
в частности, особый интерес вызывают обзоры критических откликов на
появление книг поэта, которые из соображении экономии места в предлагаемом
томе не могут быть представлены. Добросовестно откомментирован уже упоминав-
шийся нами сборник "Арена" под редакцией А.Г.Тимофеева, хотя его композиция
не может быть, с нашей точки зрения, принята в качестве удовлетворительной.
Книги, вышедшие под редакцией С.С.Куняева (Ярославль, 1989; иной вариант -
М., 1990) и Е.В.Ермиловой (М., 1989), научной ценностью не обладают (см.
рецензию Л.Селезнева // "Вопросы литературы". 1990. Э 6).
       Настоящее издание состоит из двух больших частей. В первую, условно
называемую "Основным собранием", вошли прижизненные поэтические сборники
Кузмина, с полным сохранением их состава и композиции, графического
оформления текстов, датировок и прочих особенностей, о чем подробно сказано
в преамбулах к соответствующим разделам. Во вторую часть включены избранные
стихотворения, не входившие в авторские сборники. При составлении этого
раздела отдавалось предпочтение стихотворениям завершенным и представляющим
определенные этапы творчества Кузмина. Более полно представлено
послеоктябрьское творчество поэта.
       Обращение к рукописям Кузмина показывает, что для его творческой
практики была характерна минимальная работа над рукописями: в черновых
автографах правка незначительна, а последний ее слой практически совпадает с
печатными редакциями. Это дает возможность отказаться от традиционного для
"Библиотеки поэта" раздела "Другие редакции и варианты" и учесть их
непосредственно в примечаниях. При этом варианты фиксируются лишь в тех
случаях, когда они представляют значительный объем текста (как правило, 4
строки и более), или намечают возможность решительного изменения хода
поэтической мысли, или могут свидетельствовать о возможных дефектах
основного текста. Следует отметить, что далеко не всегда функция автографа -
беловой или черновой - очевидна. В тех случаях, которые невозможно разрешить
однозначно, мы пользуемся просто словом "автограф".
       В тексте основного собрания сохранена датировка стихотворений,
принадлежащая самому Кузмину, со всеми ее особенностями, прежде всего -
часто применяемыми поэтом общими датировками для целого ряда стихотворений,
а также заведомо неверными датами, которые могут обладать каким-либо особым
смыслом (как правило, в списках своих стихотворений Кузмин обозначает даты
весьма точно, что говорит о его внимании к этому элементу текста).
Исправления и дополнения к авторским датировкам вынесены в примечания. Лишь
в нескольких случаях в текст внесены датировки, намеренно опущенные самим
автором (чаще всего - при включении в книгу стихотворений, написанных
задолго до ее издания); такие даты заключаются в квадратные скобки. В
разделе "Стихотворения, не вошедшие в прижизненные сборники", произведения
датировались на основании: 1) дат, проставленных самим автором в печатных
изданиях или автографах; 2) различных авторских списков произведений; 3)
археографических признаков или разного рода косвенных свидетельств; 4)
первых публикаций. В двух последних случаях даты заключаются в ломаные
скобки; во всех случаях, кроме первого, обоснование датировки приводится в
примечаниях. Даты, между которыми стоит тире, означают время, не раньше и не
позже которого писалось стихотворение или цикл.
       Орфография текстов безоговорочно приведена к современной, за
исключением тех немногих случаев, когда исправление могло войти в
противоречие со звучанием или смыслом стиха. Кузмин постоянно писал названия
месяцев с прописных букв - нами они заменены на строчные. В то же время в
текстах поздних книг Кузмина слова "Бог", "Господь" и др., печатавшиеся по
цензурным (а нередко и автоцензурным, т. к. такое написание встречается и в
рукописях) соображениям со строчной буквы, печатаются с прописной, как во
всех прочих текстах. Пунктуация Кузмина не была устоявшейся, она сбивчива и
противоречива. Поэтому мы сочли необходимым в основном привести ее к
современным нормам, оставив без изменения в тех местах, где можно было
подозревать определенно выраженную авторскую волю, или там, где однозначно
толковать тот или иной знак препинания невозможно.
       Примечания содержат следующие сведения: указывается первая публикация
(в единичных случаях, когда стихотворение практически одновременно
печаталось в нескольких изданиях, - через двойной дефис указываются эти
публикации; если впервые стихотворение было опубликовано в книге,
воспроизводимой в данном разделе, ее название не повторяется). В тех
случаях, когда стихотворение печатается не по источнику, указанному в
преамбуле к сборнику, или не по опубликованному тексту, употребляется
формула: "Печ. по ...". Далее приводятся существенные варианты печатных
изданий и автографов, дается реальный комментарий (ввиду очень большого
количества реалий разного рода, встречающихся в текстах, не комментируются
слова и имена, которые могут быть отысканы читателем в "Большом (Советском)
энциклопедическом словаре" и в "Мифологическом словаре", М., 1990), а также
излагаются сведения, позволяющие полнее понять творческую историю
стихотворения и его смысловую структуру. При этом особое внимание уделено
информации, восходящей к до сих пор не опубликованным дневникам Кузмина и
его переписке с Г.В.Чичериным, тоже лишь в незначительной степени введенной
в научный оборот. При этом даже опубликованные в различных изданиях отрывки
из этих материалов цитируются по автографам или по текстам, подготовленным к
печати, дабы не загромождать комментарий излишними отсылками. Для
библиографической полноты следует указать, что отрывки из дневника Кузмина
печатались Ж.Шероном (WSA. Bd. 17), К.Н.Суворовой (ЛН. Т. 92. Кн. 2) и
С.В.Шумихиным (Кузмин и русская культура. С. 146-155). Текст дневника 1921
года опубликован Н.А.Богомоловым и С.В.Шумихиным (Минувшее: Исторический
альманах. [Paris, 1991]. Вып. 12; М., 1993. Вып. 13), текст дневника 1931
года - С.В.Шумихиным (НЛО. 1994. Э 7), дневник 1934 года - Г.А.Моревым
(М.Кузмин. Дневник 1934 года. СПб., 1998). Обширные извлечения из писем
Кузмина к Чичерину приводятся в биографии Кузмина (Богомолов Н.А., Малмстад
Дж.Э. Михаил Кузмин: Искусство, жизнь, эпоха. М., 1996). Две подборки писем
опубликованы А.Г.Тимофеевым ("Итальянское путешествие" Михаила Кузмина //
Памятники культуры. Новые открытия. Ежегодник 1992. М., 1993; "Совсем
другое, новое солнце...": Михаил Кузмин в Ревеле // "Звезда". 1997. Э 2),
фрагменты двусторонней переписки опубликованы С.Чимишкян ("Cahiers du Monde
Russe et sovietique". 1974. T. XV. Э 1/2).
       Особую сложность представляло выявление историко-культурных и
литературных подтекстов стихотворений Кузмина. Как показывает
исследовательская практика, в ряде случаев они не могут быть трактованы
однозначно и оказываются возможными различные вполне убедительные
интерпретации одного и того же текста, основанные на обращении к реальным и
потенциальным его источникам. Большая работа, проделанная
составителями-редакторами ССт и Избр. произв., не может быть признана
исчерпывающей. В данном издании, в связи с ограниченностью общего объема
книги и, соответственно/комментария, указаны лишь те трактовки ассоциативных
ходов Кузмина, которые представлялись безусловно убедительными; тем самым
неминуемо оставлен без прояснения ряд "темных" мест. По мнению комментатора,
дальнейшая интерпретация различных текстов Кузмина, особенно относящихся к
1920-м годам, может быть осуществлена только коллективными, усилиями ученых.
       При составлении примечаний нами учтены опубликованные комментарии
А.В.Лаврова, Дж.Малмстада, В.Ф.Маркова, Р.Д.Тименчика и А.Г.Тимофеева. В тех
случаях, когда использовались комментарии других авторов или же
опубликованные в других изданиях разыскания уже названных комментаторов, это
оговаривается особо.
       Редакция серии приносит благодарность А.М.Луценко за предоставление им
ряда уникальных материалов (автографов и надписей Кузмина на книгах),
использованных в данном издании. Редакция благодарит также Музей Анны
Ахматовой в Фонтанном Доме за помощь, оказанную при иллюстрировании
настоящего издания впервые публикуемыми материалами из фонда Музея и его
библиотеки.
       Составитель приносит свою глубокую благодарность людям,
способствовавшим ему в поиске и предоставившим возможность получить
материалы для издания: С.И.Богатыревой, Г.М.Гавриловой, Н.В.Котрелеву,
А.В.Лаврову, Е.Ю.Литвин, Г.А.Мореву, М.М.Павловой, А.Е.Парнису, В.Н.Сажину,
М.В.Толмачеву, Л.М.Турчинскому. Особая благодарность - АТ.Тимофееву,
рецензировавшему рукопись книги и высказавшему ряд важных замечаний.


       Список условных сокращений

       А - журн. "Аполлон" (С.-Петерб.-Петроград).
       Абр. - альм. "Абраксас". Вып. 1 и 2 - 1922. Вып. 3 - 1923 (Петроград).
       АЛ - собр. А.М.Луценко (С. - Петерб.).
       Арена - Кузмин М. Арена: Избранные стихотворения / Вст. ст., сост.,
подг. текста и комм. А.Г.Тимофеева. СПб.: "СевероЗапад", 1994.
       Ахматова и Кузмин - Тименчик Р.Д., Топоров В.Н., Цивьян Т.В. Ахматова и
Кузмин // "Russian Literature". 1978. Vol. VI. Э 3.
       Бессонов - Бессонов П.А. Калеки перехожие: Сборник стихов и
исследование. М., 1861. Вып. 1-3 (с общей нумерацией страниц).
       В - журн. "Весы" (Москва).
       Венский сборник - Studies in the Life and Works of Mixail Kuzmin / Ed.
by John E.Malmstad. Wien, 1989 (WSA. Sonderband 24).
       ГГ-1 - Кузмин М. Глиняные голубки: Третья книга стихов / Обл. работы
А.Божерянова. СПб.: Изд. М.И.Семенова, 1914.
       ГГ-2 - Кузмин М. Глиняные голубки: Третья книга стихов. Изд. 2-е / Обл.
работы Н.И.Альтмана. [Берлин]: "Петрополис", 1923.
       ГЛМ - Рукописный отдел Гос. Литературного музея (Москва).
       ГРМ - Сектор рукописей Гос. Русского музея (С. - Петерб.).
       Дневник - Дневник М.А.Кузмина // РГАЛИ. Ф. 232. Оп. 1. Ед. хр. 51-67а.
Дневники 1921 и 1931 гг. цитируются по названным в преамбуле публикациям, за
остальные годы - по тексту, подготовленному Н.А.Богомоловым и С.В.Шумихиным
к изданию с указанием дат записи.
       ЖИ - газ. (впоследствии еженедельный журн.) "Жизнь искусства"
(Петроград - Ленинград).
       Журнал ТЛХО - "Журнал театра Литературно-художественного общества" (С.
- Петерб.).
       ЗР - журн. "Золотое руно" (Москва).
       Изборник - Кузмин М. Стихи (1907-1917), избранные из сборников "Сети",
"Осенние озера", "Глиняные голубки" и из готовящейся к печати книги "Гонцы"
// ИМЛИ. Ф. 192. Оп. 1. Ед. хр. 4.
       Избр. произв. - Кузмин М. Избранные произведения / Сост., подг. текста,
вст. ст. и комм. А.В.Лаврова и Р.Д.Тименчика. Л.: "Худож. лит.", 1990.
       ИМЛИ - Рукописный отдел Института мировой литературы РАН.
       ИРЛИ - Рукописный отдел Института русской литературы (Пушкинского Дома)
РАН.
       Кузмин и русская культура - Михаил Кузмин и русская культура XX века:
Тезисы и материалы конференции 157 мая 1990 г. Л., 1990.
       Лесман - Книги и рукописи в собрании М.С.Лесмана: Аннотированный
каталог. Публикации. М.: "Книга", 1989.
       Лит. прил. - "Русская мысль" (Париж): Лит. прил. Э 11 к Э 3852 от 2
ноября 1990.
       ЛН - Лит. наследство (с указанием тома).
       Лук. - журн. "Лукоморье" (С.-Петерб. - Петроград).
       Майринк - Густав Майринк. Ангел западного окна: Роман. СПб., 1992.
       НЛО - журн. "Новое литературное обозрение" (Москва).
       П - Кузмин М. Параболы: Стихотворения 1921 -1922. Пб.; Берлин:
"Петрополис", 1923.
       Пример - Кузмин М., Князев Всеволод. Пример влюбленным: Стихи для
немногих / Украшения С.Судейкина // РГБ. Ф. 622. Карт. 3. Ед. хр. 15 (часть
рукописи, содержащая стихотворения Кузмина [без украшений, которые,
очевидно, и не были выполнены], предназначавшейся для изд-ва "Альциона";
часть рукописи со стихами Князева - РГАЛИ, арх. Г.И.Чулкова).
       Ратгауз - Ратгауз М.Г. Кузмин - кинозритель // Киноведческие записки.
1992. Э 13.
       РГАЛИ - Российский гос. архив литературы и искусства.
       РГБ - Отдел рукописей Российской гос. библиотеки (бывш. Гос. Библиотеки
СССР им. В.И.Ленина).
       РНБ - Отдел рукописей и редких книг Российской Национальной библиотеки
(бывш. Гос. Публичной библиотеки им. М.Е.Салтыкова-Щедрина).
       РМ - журн. "Русская мысль" (Москва).
       РТ-1 - Рабочая тетрадь М.Кузмина 1907-1910 гг. // ИРЛИ. Ф. 172. Оп. 1.
Ед. хр. 321.
       РТ-2 - Рабочая тетрадь М.Кузмина 1920-1928 гг. // ИРЛИ. Ф. 172. Оп. 1.
Ед. хр. 319.
       Рук. 1911 - Кузмин М. Осенние озера, вторая книга стихов. 1911 // ИМЛИ.
Ф. 192. Оп. 1. Ед. хр. 5-7 (рукопись).
       С-1 - Кузмин М. Сети: Первая книга стихов / Обл. работы Н.феофилактова.
М.: "Скорпион", 1908.
       С-2 - Кузмин М. Сети: Первая книга стихов. Изд. 2-е / Обл. работы
А.Божерянова. Пг.: Изд. М.И.Семенова, 1915 (Кузмин М. Собр. соч. Т. 1).
       С-3 - Кузмин М. Сети: Первая книга стихов. Изд. 3-е / Обл. работы
Н.И.Альтмана. Пб.; Берлин: "Петрополис", 1923.
       СевЗ - журн. "Северные записки" (С.-Петерб.-Петроград).
       СиМ - Богомолов Н.А. Михаил Кузмин: Статьи и материалы. М., 1995.
       Списки РГАЛИ - несколько вариантов списков произведений Кузмина за
1896-1924 гг. // РГАЛИ. Ф. 232. Оп. 1. Ед. хр. 43.
       Список РТ - Список произведений Кузмина за 1920 - 1928 гг.//РТ-2
       ССт - Кузмин Михаил. Собрание стихов / Вст. статьи, сост., подг. текста
и комм. Дж.Малмстада и В.Маркова. Munchen: W.Fink Verlag, 1977. Bd. III.
       ст. - стих.
       ст-ние - стихотворение.
       Стихи-19 - Рукописная книжка "Стихотворения Михаила Кузмина, им же
переписанные в 1919 году" // РГАЛИ. Ф. 232. Оп. 1. Ед. хр. 6.
       Театр - М. Кузмин. Театр: В 4 т. (в 2-х книгах) / Сост. А.Г. Тимофеев.
Под ред. В. Маткова и Ж. Шерона. Berkly Slavic Specialties, [1994].
       ЦГАЛИ С.-Петербурга - Центральный гос. архив литературы и искусства
С.-Петербурга (бывш. ЛГАЛИ).
       WSA - Wiener slawistischer Almanach (Wien; с указанием тома).


ЭХО

       Печатается по единственному прижизненному изданию с исправлением
опечаток по наборному рукописному оригиналу (архив А.Ивича; за
предоставление возможности воспользоваться рукописью приносим сердечную
благодарность С.И.Богатыревой). Принципиальные исправления отмечены в
примечаниях к соответствующим ст-ниям. Следует отметить, что первоначально
состав книги должен был быть несколько другим: как следует из оглавления,
отсутствовали ст-ния 368 и 370, но в отделе "Кукольная эстрада" под ЭЭ 7 и 8
были еще два - "Ловля раков" и "Любовь к танцмейстеру". Ст-ние 362 в
рукописи отсутствует, однако в оглавлении числится.
       Книга вышла в свет в середине сентября 1921 г. с обл. и маркой
А.Я.Головина. История ее печатания прослеживается достаточно отчетливо: 30
марта 1921 г. она была сдана в издательство "Картонный домик" (штамп на
титульном листе наборной рукописи), 18 апреля Кузмин записал в Дневнике:
""Эхо" разрешили", 14 сентября: "Книжка моя вышла", 3 октября: ""Эхо"
собираются ругать за хлебниковщину. Вообще положение мое далеко не упрочено,
мой "футуризм" многим будет не по зубам".

I. ПРЕДЧУВСТВИЯ

       361. Черновой автограф с датой: 12 февраля 1917 - РГАЛИ.

       362. "Москва". 1920. Э 5. Беловой автограф - РГБ, арх. С.А.Абрамова.
Черновой автограф с датой: 6 декабря - РГАЛИ.

       363. "Огонек". 1917. Э 35, под загл. "Дождливый вечер", без ст. 21-24,
с разночтениями в ст. 1: "Этот странничий вечер!" и 13-14: "Вижу в тупой
истоме: Ветер и струи зла". Возможно, писалось к вечеру в "Привале
комедиантов" 2 1 июня 1917 г. (см.: Памятники культуры: Новые открытия.
Ежегодник 1988. М., 1989. С. 139).

       364. Черновой автограф с датой: 19 марта 1918 - РГАЛИ. Юркун Ю.И. - см.
примеч. 145-157. Иосиф - не только имя мужа Богоматери, но и подлинное имя
Юркуна. См.: "Юрочку ведь действительно звали Иосиф. А "Юрия" ему
придумал Михаил Алексеевич, просто для гармонии с фамилией Юркун"
(Милашевский В.А. Вчера, позавчера: Воспоминания художника / Изд. 2-е. М.,
1989. С. 205). Ср. ст-ние 3 в цикле 286-289.

II. ЛИКИ

       365. Восходит к легенде из древнего "Патерика", известной нам по
пересказу С.Н.Дурылина (Дурылин С. Св. Франциск Ассизский и "Цветочки" //
Цветочки святого Франциска Ассизского. М., 1913. С. III; факсимильное
воспроизведение - М., 1990). Кузмин мог знать этот рассказ как по варианту
Дурылина, так и по оригиналу, т.к. был начитан в житийной литературе, а св.
Франциском специально интересовался.

       366. Лук. 1916. Э 52, под загл. "Рождество". Ст. 12 исправлен по первой
публикации (в книге и в наборном оригинале: "Да скрипит заветный шкаф", что
разрушает рифму). В книге ст. 23: "Эта сладость ожиданья", ст. 29: "Свечи с
треском светят ярко". Черновой автограф без загл. - РГАЛИ. Ворожейных
королей. См. примеч. 290-304 (6).

       367. Лук. 1916. Э 15/16, под загл. "Пасхе". Вырезка из журнала -
Изборник. Черновой автограф с датой: март 1916 - РГАЛИ. В книге ст. 4:
"Запах теплых куличей". Красная горка - воскресенье Фоминой недели (второй
по Пасхе).

       368. Лук. 1915. Э 33, где между ст. 16 и 17:

       И сошлись они на пороге
       С четырех со вселенских стран.
       Всех апостолов по дороге
       Покрывал золотой туман.

       Черновой автограф от ст. 21 с датой: 28 июля - РГАЛИ. Во
Индинианах - в Индии. Легенда об Успении Богородицы была уже воспроизведена
Кузминым в ст-нии "Успение" (ср. примеч. 237-243, 5).

       369. В книге ст. 23: "Разве в разбеге зигзаг"; ст. 36: "Девье сердце
вонзло пронзило". Страстной пяток - пятница Страстной недели. Распента -
распятого (в старославянском произношении с носовым "е"). Адов Адам. По
апокрифическому преданию, Христос был распят на кресте, сделанном из дерева,
выросшего на могиле Адама (см.: Сказание [св.] Григория Богослова о кресте
честном и дву кресту разбойничю // Памятники старинной русской литературы,
издаваемые графом Григорием Кушелевым-Безбородко. СПб., 1862. Вып. 3. Ложные