Борис Петрович Горбунов, высокий, чуть сутуловатый, прекрасный рассказчик, писатель и журналист, фронтовик… Для меня он был – дядей Борей, приезжавшим к своей старшей сестре – моей бабушки – в родное Кольчугино. Она жила на Октябрьской улице в частном доме, к стенам которого подступал большой вишневый сад.
Внутри дома, где неустанно тикали ходики, и располагалась нехитрая мебель, стояла этажерка, все книги которой я знал наперечет. На обложке одной из них с изображением двух веселых солдатиков стояла надпись: Б. Горбунов «О друзьях-товарищах», а на титульном листе синими чернилами: «Дорогой сестре Тане от брата Бориса. 26.VIII.53.»
Книга была о войне, а ее герои – простые люди: сапожник, ткач, повар, которые успевали на передовой и своим ремеслом заниматься, и «фашиста бить». Один из рассказов назывался «Земляки». Я любил его перечитывать: «Приятно на фронте земляка встретить. Правда, это редко бывает, но зато тем радостнее свидание. И пусть ты его до войны никогда и в глаза не видел, и район его от твоего за сотню километров – всё равно. Смотришь ты на него как на брата, спрашиваешь о том, о сем. И все-то тебе интересно в его словах, всё душе близко и дорого. И даже кажется тебе, земляк красивее других бойцов, хотя на нем и гимнастерка такая же белая от солнышка и обмотки пыльные, и пилотка от пота неопределенного цвета…» Проза Бориса Горбунова излучала радостный свет и добрую энергию. Рядом с ее автором мне всегда было интересно и весело. Позже он перешел на мирные темы – но по-прежнему – остроумного характера.
«Никому так не написать, как пишешь ты новеллы. Прямо-таки Мопассан или Бунин!» – признался в поздравительной открытке один из его литературных товарищей.
Свое первое стихотворение я написал, учась в третьем классе Кольчугинской школы № 7. Дело было осенью, поэтому выглядело оно так:
По полям я хожу
И картошку посажу.
Вырасти картошенька
Славна да хорошенька.
Я тебя соберу,
На базар отвезу.
Буду продавать там,
Буду торговать там.
Наторгую рублей пять
И поеду покупать
Водочки чуточек
И носовой платочек.
Весть о моем первом литературном опыте мигом облетела родню. Дошла и до дяди Бори. «А ну, прочти!» - сказал он мне строго. В конце стихотворения его лицо просветлело: ишь, как повернул – про водочку!.. Так я получил благословение от профессионала.
Хорошо запомнился такой случай. Наш вишневый сад. Деревянный столик, вкопанный в землю, скамеечки. Мы – расселись и слушаем дядю Борю, как он читает в рукописи новый рассказ под названием «Альбатрос», про заядлого рыболова Николая Николаевича. Рассказ собравшимся нравится. Правда, кто-то высказывает сомнения по поводу момента, когда главный герой, зачерпнув алюминиевой кружкой речную воду, залпом выпивает. «Уж больно вода в наших реках грязная…» Но Бориса Петровича эти замечания не смущают. Наоборот, он добавляет в рассказ уточняющую фразу: «По реке плыли опилки, пряжа с соседней фабрики. Вода была бледно-желтая, словно плохое пиво».
1960-й год. Я впервые приезжаю во Владимир. Мои родители еще только-только обживают этот город перед тем, как прописаться в нем на многие годы. И первое куда я попадаю – квартира Бориса Петровича на улице Ленина, 8. Этот дом и сейчас стоит. Только улица уже носит имя не вождя пролетариата, а первого космонавта. У дяди Бори – два кота: Густя и Барсик: сидят на шкафах, где-то под потолком, наблюдают. Я разглядываю книги на этажерке: собрания сочинений Гюго, Джека Лондона… Вдруг грохот, это Густя спрыгнув на спинку кресла, опрокинул его на пол.
И вот мы получаем квартиру на Производственной улице. Борис Петрович бывает у нас в гостях, тем более, что по соседству с нами живет его старинный приятель поэт Святослав Павлов. Однажды Борис Петрович приходит в наш дом со своим ярославским другом Михаилом Марковым. В свое время тот написал письмо Максиму Горькому в Соренто со своими стихами. Жил он в московской общаге. «Мишка! – кричат ему. – Тебе письмо! От Горького!» Что говорить, великий пролетарский писатель был доступен широким литературным массам. Такие времена. Единственное, о чем жалел Михаил Марков, что как-то не то пропил, не то потерял свою бесценную реликвию. Родителей дома не оказалось, и я в ту пору молодой студент, сам угощал литературных гостей. Марков читал стихи, опубликованные в годы войны в одной из центральных газет. Я тоже не ударил в грязь лицом и продекламировал свой свежий опус про самолет, который и не хочет, а вынужден бомбить. Под водочку мой опус пришелся ветеранам пера по вкусу.
Однажды Борис Петрович решил мне помочь. «Давай, – сказал он, – пошлем твои стихи Мише Дудину». С этим известным поэтом его связывала литературная молодость. Я принес «Метеорит» и всё, что у меня было на тот день. Отослали. Приходит ответ. Борис Петрович, как-то нехотя мне его показывает. «Боря! – пишет Дудин. – Что тут скажешь. Да, стихи. Но судьбы-то нет!»
Зато я могу похвастаться, что хорошо знал одного из персонажей Бориса Петровича. Правда, он (персонаж) меня почему-то недолюбливал. Рассказ назывался «Тузик». Тузик это пес моей бабушки Тани (см. начало). Почему у нас возникла взаимная неприязнь – сейчас трудно сказать. Но Тузик просто с цепи срывался, увидев меня. А рассказ грустный, там ломают бабушкин дом, и пса отводят к новым хозяевам. Но он каждый день прибегает на то место, где была его конура. «Отсюда ему хорошо видны два рябиновых толстых пенька, одинокая яблонька со сломанными ветками, на которой когда-то давно так хорошо пела знакомая серая птаха с длинным тонким клювом, удивленно приподнятым вверх…»
Теперь я ухаживаю за могилой Бориса Петровича. Его дочь Галина Петровна умерла, так и не оставив ему внуков. Особого наследства писатель не нажил. Но, порой перелистывая альбомы с фотографиями, думаю: «Ну, почему я не расспросил дядю Борю об этом, почему не узнал о том?..» И слышу его горбуновский голос: «Вадим, а вот скажи…».
2006