Прощай, Олег! Нас ветер поджимал
Сумбурной, неустроенной эпохи.
Ты сохранял наш судовой журнал
Как времени оброненные крохи.
В нем повесть безыскусная о том,
Как шли мы за Канары, за Мадейру,
А помнишь Ринка? Мы в полупустом
Кафе с ним пили сладкую мадеру.
Он был тогда доверчив и хвастлив,
Он был, конечно, признанным поэтом.
А где тот Ринк? Унес его отлив,
Язвительно съехидничав: «С приветом!».
На мостиках неистовых широт
Свои мы честно отстояли вахты.
А годы шли, и жизнь была не мед,
Но мы по счету оплатили фрахты.
И я теперь, у жизни на краю,
С тобой прощаюсь вовсе не навеки:
До встречи не в придуманном раю –
На пыльных стеллажах библиотеки
И в Интернете, где, как по канве,
Компьютерные выстроились файлы,
Я буду там по-прежнему на «Вэ»,
А ты – на «Эм», поскольку ты – Михайлов.
А, впрочем, нет, ведь ты теперь на «Тэ»,
Ведь ты писал под именем Тверцова.
Нет, все мы не исчезнем в темноте:
Прочнее камня и металла – слово.
Я посвятил тебе свои стихи.
Как только их опубликую, сразу
Тебе простятся поздние грехи
И юности невинные проказы.
А Лифшицу – ему туда, на «Эл»,
Пусть и его хранит мой стих нетленный.
Вот так я, братья, вас запечатлел
А сам остался – незапечатленный.
Ну что ж с того? Еще недолог путь.
Придет пора и мне – на мертвый якорь.
Пусть и меня оплачет кто-нибудь,
Как я тебя, мой друг и брат, оплакал.