Эта печаль, эта скрипка, такая женственная и нежная... Голос сдавлен, и руки не чувствуют опоры, и если я здесь, сейчас разгораюсь, и гасну, и плачу, то это не сон только потому, что за окном бодрствование акаций так светло и непреложно, как лучезарный вальс звонкого августовского блаженства, знойного ослепительного счастья... Я не попадаю с ним в такт: чувствуя всем телом вибрацию его ритма, пытаюсь двигаться в обратном, ином, противоположном направлении. И устойчивая, как запах лаванды, музыка, доносящаяся из чужого окна, и весь этот солнечный, бестелесный и неоспоримо реальный день проходят сквозь меня, не задевая, не раня и даже не тревожа, словно мы – существующие в едином пространстве представители разных миров, наделённые абсолютной и полной независимостью и проницаемостью друг для друга. И всё потому, что сердце слишком своевольно и ритм его слишком безудержен и безрассуден и был бы разрушителен, если бы не был так отрешён и далёк от всего, что может быть разрушено. Он не слушается моего голоса, он горяч и певуч, но его песня – это лавина вихревых стихийных гармоний, прокладывающая себе путь упорно и упрямо, действующая по своим непостижимым и неоспоримым законам. Моя воля жалка и смешна – это воля песчинки, пытающейся сдвинуть с места гору. Что может быть абсурднее и нелепее? Гора велика, необъятна и неподвластна даже могущественным силам. И это дерзкое и мучительное своеволие, допускающее только смирение и примирение с ним, составляет основу всех вдохновений и восхождений, всех свершений и безрассудств.
Это топливо не должно напрасно сгореть – я ищу выход, значение, смысл. Единственное, что я могу сделать, – это запечатлеть великолепие формы стремительного вихря, остановить или подчинить который нельзя. Но уже одно то, что я пытаюсь постичь дерзость и мятежность хаоса внутри меня, искупает и оправдывает грех моего существования. Это похоже на хождение по тонкой и упругой нити: одно движение вправо, влево – и хаос побеждает меня, смеётся надо мной, и снова восстановить равновесие – огромная, почти неосуществимая задача.
Мы все – песчинки, наши воли – песчинки, но мы живём и дышим, пока океан жизни подхватывает и увлекает нас за собой, и в каждом из нас отражается его царственная синь, непостижимый и изменчивый рисунок его бесконечных линий. И если ты попадаешь в безумный, стремительный, страшный водоворот – значит это жизнь говорит в тебе, наполняет и возносит тебя, являет тебе свою силу и красоту. И эта мятежная стихийность разумна и стройна, хоть мир её гармоний не согласован с твоим иначе, а может быть, плохо настроенным инструментом. Но и в этом несогласии есть своё назначение, как в опрокинутой чаше – свой созидательный смысл.