х х х

И Макарова
зевок остывшего камина:
«огня!» - разрушить темноту!
воткнуть ей в грудь хоть кол осиновый
и вызнать ночи наготу.
как будто нам тепло и весело
под треск поленьев говорить,
готовить слов тончайших месиво
и на огне стихи варить.
и угли добавляя в варево,
под бой часов и крик совы
глаза зеленые и карие
зажгутся пламенем кривым –
кто выпьет зелье говорящее?
где чаши волшебству под стать?
вино прозрения горчайшее
любому будем наливать.
латунным сгорбленным половником
зачерпывая гущу с дна,
нальем святым и уголовникам,
пусть пьют и Бог и Сатана.
и с чашей на двоих любовники
пусть, опьянев, не знают сна,
мы сами выпьем как виновники,
которым истина видна…
восходит утро твердой поступью
из долго тлеющих углей,
как гром и градин крупных россыпи.
сырой сквозняк из-под дверей,
и что там было, что там не было –
нет ни вина, ни молока,
как купола Борисо-Глебовы,
стоят над полем облака