В прикипевших заклёпках здесь память войны притаилась.
В док попал миноносец как в первый, но гибельный плен.
И на корпусе днища видны лишь остатки от ила...
Не горюет никто о былом боевом корабле.
Вот на юте средь хлама лежит командирское кресло,
а под ним притаились безжалостно смятый компас
и киношный плакат с фотографией Элвиса Пресли
в отпечатках от грязной подошвы на линии глаз.
Как мне жаль, корабли, что недолог ваш век.
Наступает момент - и все вы попадаете в доки.
Но кажется, слышу команду «Свистать всех наверх!»
И грезит эсминец маневром на шквальных потоках.
Он прошёл сотни миль в боевых и суровых походах.
Принимал на себя залпы пушек с чужих крейсеров.
Винты уставали до дрожи от полного хода
и вибраций валов под предельным давлением паров.
А теперь разбирают по гайкам детали машины,
той, в которой текла многолетняя жизнь корабля.
И скрежещет от горя и немощи «Неустрашимый»:
безоружен, а значит и статус здесь ниже нуля.
Безучастно горелка разрежет обшивку как кожу,
и кипит возмущённо вполне ещё крепкая сталь.
Умирает корабль, подтверждая закон непреложный,
что когда-нибудь каждый из них превратится в металл.
Корабли, корабли... Старость всем нелегка.
Вас бросают на слом, забывая былые заслуги.
Но, как будто бы, слышу я боцманский стук каблука,
отбивающий «Яблочко» в центре матросского круга.