Многотонный город особенно к вечеру
приобретает свободу оттенков, разгульности ноты
и кипенье, где одиночество лечится,
обычно в субботу.
На центральной улице пятнышки яркие
девичьих юбок, девичьих глаз, выжидающих чуда.
Создают свой быт субкультуры под арками.
Движенья повсюду.
И толпа оправдана музыкой уличной:
в ней беспризорность, хаос, слияние, бытность, свобода.
Караулит ужин собака у булочной,…
в репейнике морда.
По субботам ровно в одиннадцать вечера,
словно тот пёс у булочной, Стас ожидает стабильно
бой огня и девушки, тайной подсвеченный,
волнующий сильно.
Вновь звуки бонга. В магической ярости
она вступает в близость опасную с пламенем диким.
И творятся с телом влекущие странности.
Огонь плавит блики.
Ритмы бонга жестче, когда подбирается
пьяный огонь к распущенным прядям волос, к её шее.
Языками лижет, так нежно касается…
и девушка млеет.
Сто желаний в пластике, в импульсах тела.
Даже запястий ритмика вся окольцована тайной.
Ей бы крыльев пару – она бы взлетела
ввысь птицей отчаянной.
Ощущает Стас: растекается жгущее
в области сердца, приоткрывая мистерии дверцу.
Заполняет он здесь пустое – гнетущее.
…неделями греется….
Заполняет он здесь пустое – гнетущее
и понимает: таинство танца постичь не возможно.
Но придет снова с головою опущенной
по тропке проложенной…