В нерасторжимой прихоти вещей,
нелепицей гламурного парада,
так робок след старинного обряда,
докучной соразмерностью частей.
Лукуллов пир, на пастбище времен,
своих имен определяет меру
слепой паствЕ, приемлющей на веру,
провИденье за гранью перемен.
В тягучей многомерности щедрот
блистает тот, кто стал неравнодушен
послушности, но если код нарушен
и откровенья не произойдет.
Предчувствием определен разбег.
Свет-конвоир не терпит отражений
и всякий шаг - слепое порожденье
бессонницей не разобщенных век.