Ладонями к стеклу, так осторожно, чтоб замер след.
Сквозь контуры весны, несмело проступает безразличье
и чуть скользит уснувшая печаль, печатью губ
по островерхим елям. За светлым фоном девственных берез,
стеклом не ограничено пространство, сквозь пальцы рек,
оно теряет слезы, как талый реквизит своих разлук.
Теперь и я уже стерпеть не в силах, и только звуки
празднует капель.
Уже апрель угас нерасторопный,
меж нами неразрывны голоса, зовущие в отчаянье своем
и тянет время камерный вокал, бокалом опрокинутых страстей…
Ладонями к стеклу, так осторожно, чтоб замер след
и нет моим рукам: ни времени, ни смысла, ни побед.
За занавеской падает весна, на крышах оставляя отголоски,
полосками, по скользкому рельефу, сползая на струящийся асфальт
и стынет день за серой пеленой, самим собой, переполняя тени.
На коже отпечаталось тавро сухих потерь и тонкий слой сомнений.
Скорей. Под теплый душ, в объятия греха.
В его устах, да не ранимы будем. Пусть сбудется волнующая речь
его любви, как струйный плеск прелюдий на катарсис омытого листа…