…что нас окружает в духовной пустыне, которая долго еще не остынет
от тел и творений, от мусора, тлена, от жалких потуг изменить гуинплена,
извлечь и исправить то, что от рожденья попало в среду и ее отраженьем
кривым и уродливым стало навеки, собою подобных плодя, и калеке
нести это бремя животного мира, хотя звуки сеет ситара и лиры,
у внутренних судей другие законы, что им смерти тысяч, гримасы и стоны,
за правое дело
положат еще сколько храбрых и смелых, и ложь как сорняк будет неистребима,
и круги колес ее неотвратимы,
молчанье небес, маски, цепи, котурны, звериный оскал революций культурных,
сокрытие целей ханжою-цензурой,
сидящей глубоко под коркой, под шкурой, что жаждет в экстазе несносно безумном
художник,
рисуя натуры натуру, сакральные карты запретных владений,
закрытые дверью его сновидений от всех проявлений… и если художник
(ученый, монтажник – в руке арматуру держа иль бумажник –
банкир и философ, аскет или бражник, что в ауре мата порой трехэтажной
купается, словно дельфин на просторе, и словом способен убить даже море)
проникнет за стенку, за дверь, за заслонку, и выпустит их, рухнув в чувства мальстремы
любви, поглощающей жизни, воронку,
мильоны вселенных сжимая в ангстремы,
и в муху слона превращая болонку, пророческих знаков провидческий гений,
насос равновесных основ потрясений, чудовище-хтоник, напульсник разврата,
враг ортодоксального, разум пирата, ворующий истины у бесконечных
основ, полагающих сумке сердечной нести свою ношу недолго, непрочно,
ни шатко, ни валко и ни беспорочно – почти что слепой извлекатель болезней
из скрытых щелей, утлых гребней наездник –
его истребить цель имеет цензура,
оставив на месте его лишь тонзуру, отметку, очистки, и море людское
залижет до гладкости выемки сколы,
поскольку иначе растет вероятность того, что вселенной грозит неприятность…