С печалью думал я о Рубиконе,
О той меже, куда заходит наш закат,
Где грань страницы жизненного моря,
И где судьбы вердикт – закончен наш прокат.
Я не страшился хладного покоя,
Конкретной мыслью только мучило одно:
Ужели мне не суждено такое
Свершить для мира, чтоб запомнилось оно?
Ужели я в забвенье так и кану,
Потомками забытый раз и навсегда?
И зря предавшись панике и страху,
Я закрывал на жизнь кипучую глаза.
А жизнь неистово бежала рядом,
Ко мне врываясь запахом цветов весны!
Я оживал! Во мне струна играла,
Призывом к жизни оглашая мрак души.
И лишь когда судьба явила милость,
Преподнеся мне сыновей – возликовал.
И пусть ничем я не прославлюсь в мире,
Не весь уйду за Рубикон небытия.
Исчезну я, и мир меня забудет
В галопе вечно бешено летящих лет,
Но будут жить потомки, будут струны
Такие же в душе призывом к жизни петь!
(февраль, 1985)