Я ощущаю себя деревом - раскидистым кленом.
Я не могу двигаться, лишь шевелю кроной,
пятернями, хватая солнце и углекислый газ,
всегда немножко влюбленный, например в Вас.
Корнями врос в землю я слишком глубоко,
не сдвинет меня не то что ветер, урагану назло
стою на месте крепко, лишь ветвями скриплю
и шелестом листьев песню шепотом Вам пою.
Не слышите? Жалко, звуки песни этой нежны,
она не громки и только рядом со мной слышны,
а Вы далеко и вряд ли придете под мою тень
укрыться от жесткого зноя, палящего в летний день,
и спрятаться Вам не удастся от ливня в моей листве,
по золоту поздней осенью Вам не ступать в тоске.
Лишь свист зимней вьюги в грубых корявых ветвях
до Вас донесется, пожалуй, и боль зазвенит в ушах.
Но только прошу, не надо меня узнавать по зиме,
живой я и настоящий когда поклоняюсь весне,
когда из набухших почек фонтаны спиралью взойдут,
нежно-зелеными брызгами на ветви сухие падут.
О, это час упоенья,
я расцветаю и жду,
рвусь из сети забвения,
но о любви не прошу.
Да это и не возможно, ведь любовь предлагаю сам,
вот если б меня добивались, тогда проявлял чудеса
изворотливости, хотя при моей неповоротливости
я б все равно покорился. Повалился к ногам ствол,
Вы на него наступили, взяли острый топор,
отсекли ветви и сложили из них костер,
а из ствола на фабрике получился стол.
И вот я в Вашем доме - вокруг разговоры да пересуды,
как всегда на мне еда да посуда, крошки да лужи.
Случайные порезы болезненны, зато я не бесполезен,
нужен и обо всем забываю, когда вдруг Ваши руки
прикасаются к доскам, выструганным из моей души...
За мной Вы сидите в праздники, а в серые будни слеза
вдруг на мое сердце падает, как счастлив тогда...
Но Вы не замечаете, хотя я так необходим и близок.
Спасибо, хоть иногда прольете случайно немного вина.
Вам служить рад вечно, да вот беда - подломилась нога,
долго и хлопотно чинить, решили просто выбросить.
Судьба и душа мои, да Ваша воля, покоряюсь не споря.
Но Вы не могли не услышать и не могли не понять,
когда хрипло заскрипел, вскрикнул в последний раз:
- Простите, прощайте навеки, как мог я любил Вас!
Вы испугались? Чего? Время уже истекло. Поздно.
Не нравился кленом, столом надоел,
сухими словами сказать не сумел
о чувствах владевших горючей душой.
Зачем Вы меня не спалили зимой?
Трещали бы доски и отблески пламени плясали в зрачках,
и Вы, вдруг почувствовав нежность, чужое тепло на щеках,
с печальной улыбкой поближе подсели к стихающему огню,
ладони ко мне протянули, сказали бы: “Милый, люблю...”
8-13.05.98