Ноги опущу в речную воду,
А сама откинусь на песок.
По небу скользят армады лодок,
Острый луч нацелен мне в висок.
Несть числа небесным темным ратям,
Тучи градин посланы к земле.
И большие, и меньшие братья
Прячутся в лесу и средь камней,
Прячутся в затонах камышовых,
Прижимаясь к илистому дну.
Скрылись в развалюхах шалашовых,
И меня оставили одну.
Мне кричат: «Спасайся поскорее!»
Мне кричат: «Иль ты сошла с ума?!»
Я лежу и вижу: чайка реет.
Нет, не чайка, это смерть сама.
Шквал хватил – завыло, закачалось,
Закрутило воду, пыль, песок.
Не поверишь, - надо мной промчалось
Алой колесницы колесо.
А окрест неслись-свистели стрелы,
С хрястом расщеплялись дерева.
Я на все без ужаса смотрела:
Чему быть, того не миновать.
Две баржи едва не потопило,
Расшвыряв средь пены и валов,
Стекла в окнах, в фонарях разбило,
Крыши сорвало с иных домов.
Для чего осталась я мишенью
Адских, необузданных стихий?
За какие в жизни прегрешенья?
Уж не за стихи ль?
Бесполезно клясть или молиться.
Не предугадать последний час.
Коли суждено чему-то сбыться,
Будет мчаться буря-колесница…
И не ясно: наяву, иль снится –
Жадной чайки стекленелый глаз.