Сразу оговорюсь, у меня здесь собраны произведения, объединённые количеством строк (14). Система рифмовки – различная: и приближенная к романской классике и более отдалённая. Тематика также различна: от лирики и романтики – до сарказма. Зато не должно быть скучно. Я надеюсь…
Я навожу порядок в мыслях,
Ровняю слог, фильтрую речь.
В календаре закрашу числа
Таких нечастых наших встреч.
Примусь варить, солить и печь!
Начну с лапши, чтоб впредь не висла.
Я, чтоб душа моя не кисла –
Теперь костьми готова лечь!
А безнадёжную мечту –
Метлой под коврик замету.
Никто, поверьте, не заметит.
И не поймёт случайный гость,
Что ты застрял, как в горле кость,
Что ты – один на белом свете!
* * *
Полагают, что всё оплатили с лихвой,
Остаётся расслабить уставшее тело,
Но стихиям-то нет до курортников дела,
И вдоль пляжей несётся прибой штормовой.
И смывает бушующей пенной волной
Всё, что к берегу, будто навек, прикипело,
И в людском самомненьи, без дна и предела.
Возникает внезапно пробел небольшой…
И беспечный купальщик, на линии пляжа
Ничего не узнает, смутится и даже
Удивится, что смыло песок без следа.
Я, конечно, сказав, не открою Америк,
Что всю грязь после шторма выносит на берег.
А чуть дальше – чиста и прозрачна вода.
* * *
Возможно, напрасно я строчками маюсь,
И видано это давно многократно,
И стоит ли тратить слова, повторяясь:
Горящий фонарь, золотой, многоваттный,
И ветви берёзы, висящие книзу,
Облиственны ярким зелёным убором,
От свежего ветра стучат по карнизу
И бьются в стекло с непонятным укором.
И чувство рождают – вины и обиды,
Как будто меня обделили уютом…
Как автопортреты несчастная Фрида*,
Пишу, и пишу, и пишу почему-то
Пейзаж городской, так привычно неброский,
И жёлтые блики на листьях берёзки…
* * *
* Фрида Кало - мексиканская жудожница (1907-1954)
Чёрт знает, что всё время ночью снится!
Бредятина, подобная угару…
А, нет бы, съездить в Канны или в Ниццу,
Под ручку прогуляться по бульвару…
Хотя б во сне на чистом тёплом пляже
Понежиться у ласкового моря…
Так – всё, как в жизни, часто – даже гаже,
Всё: маета, проблемы, боль и горе…
Какие-то безрадостные лица –
А, нет бы, хоть общеньем насладиться –
Не тосковать без радости, без ласки,
Не сомневаться в жизни "или-или" –
Ну, прав был Маркс, чего б ни говорили!
И бытие – сознанию указка!
* * *
Меня швырнули за борт, как балласт,
И дали по рукам, чтоб не цеплялась.
При помощи к ногам приросших ласт,
Плыву теперь, хоть вдоволь нахлебалась.
И судно – скрылось в море без следа,
Ни жалости не зная, ни стесненья.
А сколь горька забортная вода,
Кто пробовал – поймёт без поясненья.
Мне не протянут руки моряки –
На них арест в чужом порту наложен.
Они, как я, сгорают от тоски,
Ожог души страшней ожога кожи…
Одна лишь мысль, один лишь краткий миг –
Такая боль: навзрыд, в надрыв, и в крик!
* * *
Мы же люди с тобою, а вовсе не боги,
Потому-то в коленях сгибаются ноги –
Без причины, подобно явлению "грогги",
И волнуясь, всё время стою на пороге.
Отвлекаюсь, хожу, подбиваю итоги,
Попыталась читать – и застряла в "прологе"…
Это не от ума – и не будьте так строги:
Наша жизнь – далека, и весьма, от эклоги…
Наши тропки кривы: то круты, то пологи,
И не очень-то хочется прочь из берлоги.
Хоть, наверное, хуже в казённом остроге –
Но с самою собой – нелегки диалоги.
И щемит неотвязное чувство тревоги,
Если кто-то родной задержался в дороге.
***
Кто-то тело любимой ласкал,
Полускрытое шёлковой тканью.
Кто-то полный тяжёлый бокал
Поднимал, привлекая вниманье…
Тот – срывался с насиженных скал,
Улетал за положенной данью,
Кто-то по полю рысью скакал
За мятущейся трепетной ланью…
Я, как старый седой аксакал,
Отыскавший всё то, что искал,
И уже завершивший исканья,
Наблюдаю безносой оскал
В искажающих бликах зеркал…
И меня не обманет сверканье.
* * *
Мне оптимизм загнуться не даёт –
А то уже терпеть не стало мочи…
А стыд – не дым, но разъедает очи:
За Родину, за правду, за народ.
Стыжусь, что расчленённая страна
Уходит с молотка. Что человека
Швырнули вновь туда, в начало века
Двадцатого. А дальше – тишина?...
Когда-то на окраине у нас
Был воздух свеж, и безмятежны ночи.
А нынче пьянь всю ночь творит, что хочет –
Того гляди раздастся трубный глас…
А воздух за распахнутым окном
То гарью пахнет, то, пардон, дерьмом…
* * *
Растворило февральских белил чистоту
Акварелями марта, апреля и мая.
В ярких пятнах гуаши – деревья в цвету,
И разлив луговой, и прохладного гая
Светотени, струящийся маслом восход,
Краски осени – тоже, конечно же, масло.
Неспокойное море, кипение вод –
Это темпера, чтобы заря не угасла.
В карандашных штрихах городской силуэт,
Это сумерки в нём затемнили пространство,
Чуть намечен сангиной – оконный просвет…
Переменчивых средств – глубина постоянства.
А на кончиках пальцев – пастели искусство –
Я рисую любовное нежное чувство.
* * *
Порою, утомителен и даже
Безрадостен, бесцветен и безлик
Клочок родного русского пейзажа,
Знакомого из жизни и из книг.
Обычно это видится зимою:
Белёсая равнина пред тобою.
И лишь будылья многолетних трав
Торчат, своею смертью смерть поправ.
Избушки – кособокие старушки,
Чернея, притулились у опушки
И доживают свой печальный век.
А чуть правей – ракита молодая,
К стеклу ручья ветвями припадая,
Торопит зимних дней унылый бег.
* * *
Фортуна слепо вертит колесо,
Не всякому из рога так и прёт,
Слетает непослушное лассо,
Порою горьковат халявный мёд,
А хлеб – он добывается в поту,
Дорога не ровна, не широка.
И не одну приходится версту
Отмахивать для честного куска.
Неси свой крест, свой камень, и ведро,
Как девушка, держащая весло –
Держи лопату, кисти иль перо:
Чтобы хоть что-то путное росло,
Необходим упорный, тяжкий труд,
А сами – только сорняки растут…
* * *
Без углублённых исторических познаний
Нам не освоить горельефы постамента.
Лишь окунувшись в глубину воспоминаний –
Осознаёшь большую значимость момента.
Ту параллель меж наступившим веком новым,
С весьма обычной, календарной, перспективой –
И глубочайшим одиночеством Петровым.
Но был момент, когда ещё все были живы…
Ещё не сделаны ошибки Petro Primo,
И для него не наступил момент расплаты.
И впереди – далёкий век Екатерины,
Всё нерушимо, и возможно, даже свято…
Ну, а сегодня – это просто – "Медный Всадник",
И, что намного приземлённей, "Катькин Садик"…
* * *
Желаний и стремлений круговерть...
Успешные, напрасные потуги…
Всё это возвращается на круги –
Коротеньким и злым словечком: смерть…
Перед её лицом простой монах
Не ниже благородного владыки,
Поскольку тлен и пепел столь безлики,
У мёртвых нет различия в правах…
И черви одинаково сосут
Мозг мудреца и – жалкого кретина…
И гуманист, и полная скотина –
Различны меж собою – только тут…
И лишь пока мы живы – в простоте
Мы платим дань тщете и суете…
* * *
Нам слышится в журчании ручья
И шум листвы, и звонкий детский лепет.
А скульптора рука – игриво слепит
Наяду, что печальна и ничья –
Рыдает в голос, наполняя струи
Нехарактерной терпкостью слезы…
То горный голубь где-то заворкует,
То принесёт дыхание грозы
Далёкий гром. Вплетутся эти звуки
В журчанье, словно речи – в разговор.
Он вырвался из леса на простор –
И Солнце в нём свои омыло руки.
И ангел распахнул прозрачность крыл…
Умолк ручей… Поэт уста открыл.
* * *
Болею… И на Крымском пляже
Я распласталась на камнях.
И о другом леченьи даже
Не думаю. В горячих днях
Я умудрилась простудиться –
Лечусь контрастом: окунусь,
И не на коечку в больницу –
На камни жаркие ложусь.
И сразу чую – помогает,
Выходит хворь, свежеет дух,
Вот я уже совсем другая:
Легка, как тополиный пух.
Метода, в общем, помогла –
До наших дней – я дожила!
* * *
В прохладном и резком эфире – вздохнуть тяжело.
Стекольщик-кудесник работу закончил свою:
Меж нами и небом – молочное вставил стекло.
Со взором – горе – в онемении странном стою.
И надо идти, только ноги пристыли к земле,
И жарко в груди, но в холодной испарине лоб.
А мысли внезапно пришли о добре и о зле,
Как будто с разбега влетела в глубокий сугроб…
Зима утвердилась в ковровых дорожках снегов,
И к их белизне ещё взор не настолько привык…
Гляди: распахнулось пространство в проёме домов –
И я, атеистка, язычницей стала на миг.
Молюсь на висящие низко небес образа,
И матовый солнечный лик, не слепящий глаза…
* * *
Зимы не люблю. Но бывают порой чудеса:
Все ветви деревьев покрылись кристаллами льда.
А то, что подёрнуты дымкой седой небеса,
И солнышка нет, это, в общем, совсем не беда.
За душу берёт несравненная эта краса,
Я даже готова чуть-чуть потерпеть холода.
Бывает красивее – только на листьях роса,
И южною ночью летящая с неба звезда.
А ветер затих и не дует во все паруса,
И, кажется, даже – не давят, как прежде, года.
Не знаю, надолго ли зимняя эта краса,
И скоро ль опять зажурчит по асфальту вода?
А нынче – у лиственниц – снова чарующий вид,
И снег под ногами весьма ощутимо хрустит.
* * *
Есть в мире степень горя, о которой
Не приведи, Господь, иметь понятие.
Не бедность, не долги и кредиторы,
И даже не тюрьма… Почти распятие…
Лишающее жизненной опоры,
Смещающее взгляд и восприятие.
Когда пространства дали и просторы
Подвергли искажению и сжатию.
И сняли защищающие шоры,
Представив мерзость мира, без изъятия…
Не волею судьи и прокурора,
А в виде вечной боли и проклятия.
Ужаснее предательства и ссоры,
Терзающее грудь немым укором…
* * *
В городах – зима такая – благодать:
Подморозило, а снега – не видать.
Пешеход вполне уверенно идёт,
Потому что лишь местами – гололёд.
Но природа-то измучена совсем
Этим долгим, неоправданным теплом…
То сигнал: набухли почки – подан всем,
То внезапно приморозило… облом.
И не может глубоко не огорчать
Изнурение безрадостное нив,
На которых – промерзания печать:
Снег не лёг, озимых не предохранив…
Мне бы радоваться, что от снега город чист!…
Не могу, поскольку я – не эгоист!
* * *
Сейчас купить лекарства – не проблема,
Конечно, могут "липой" ошарашить…
Но если есть немереные "башли" –
Неси эксперту. И таращись немо
На результат нелепой экспертизы,
Которую, по странному капризу –
Не провели заранее – кто надо…
А, в общем: жди, надейся, что не Ада
Перед тобой разверзнутся ворота.
И покупаем – с видом идиота,
Всё больше всякой дряни – год от года:
На то она и есть теперь – свобода…
Но мы, друзья, всего вернее лечимся –
Инъекцией тепла и человечности.
* * *
Как лёгкою пудрой старушка-кокетка
Морщинки свои ненадёжно прикрыла –
Такой вот снежок, невесомый и редкий,
На землю улёгся, невинно и мило.
Но столь ненавязчив налёт ухищрений,
Воздушен и лёгок, хотя и уместен,
Что видно следы улетевших мгновений,
И явно нет места восторгам и лести.
Но это ли выход, и смысл, и утеха,
И будет ли лучше – не ведаю даже,
Возможно, возникнет лишь повод для смеха,
Коль сделать значительней слой макияжа?…
А вот для земли, столь заждавшейся снега –
На пользу пойдёт эта зимняя нега…
* * *
Когда не начинается зима –
То под сомненьем и весны приход.
И в голове, и в сердце кутерьма,
Когда зима никак не настаёт.
Раскисшая, размокшая земля
Не принимает воду. И она
С температурой около нуля –
Днём в лужах, а ночами – ледяна.
Берёзок голых бледные стволы,
На первый взгляд, безжизненны вполне,
И шансы тонких веток – так малы -
Украсится листвою по весне.
Всё, кажется, застыло и во мне.
Но жизнь таится где-то в глубине.
* * *
Не передать мне степень облегченья,
Не выразить, в стихах не описать,
Ту радость, что сродни изнеможенью,
Которую способен испытать.
Ты веришь своему предназначенью
И Господу возносишь исполать:
На краткий срок – но прерваны мученья,
И на душу нисходит благодать!
Ты словно под Элизиевой сенью:
Две девочки, их пёс, отец и мать –
Всей кодлою – под вечер воскресенья,
В конце концов – уходят погулять…
И в тихой неге замирает дом:
Ушли соседи выше этажом!
***
Не холод, холодок – не по-январски…
Гуляю, не спеша по тротуару,
Вольготно полы распахнув по-барски.
Хотелось бы пройтись с тобой на пару.
Как было в ту далёкую эпоху,
Когда мне «не смешна была походка»,
Моя. И было всё не так уж плохо,
Но унеслись года, как миг короткий.
А память – реагирует на запах:
Опять дымком вокзальным потянуло.
И сжало сердце в мягких, тёплых лапах,
И всё внутри меня перевернуло…
Как первые младенческие "ладушки",
Как чтение стихов, берущих за душу…
* * *
Я истину не выложу в строку,
И на вопрос не дам сейчас ответа.
Узором итальянского сонета
Всего лишь – вас немного развлеку.
Случается такое на веку,
Что грех не наложить отныне вето:
И холодней зимы бывает лето,
И не припасть к святому роднику.
Не греет солнце – душу леденит,
А на луну – завыть охота волком…
Крошится мрамор, сыплется гранит…
А я – бумагу пачкаю без толку –
Меня влечёт загадочный магнит –
Скачу вперёд, коню вцепившись в холку.
* * *
Нет места тишине в пучине наших дней:
Сегодня – и любовь, тая в печальном лике
Всей нежности запас, себя в безумном крике –
Пытается продать… И ценник есть на ней…
И в музыке – сто крат надрывней и слышней –
Иерихонских труб, задёргавшихся в тике,
Глас… И душа издать готова дикий
Отчаяния стон, исполненный страстей.
И кажется, простой, обычный разговор –
Становится теперь – без крика – невозможен.
Кричащий адвокат, кричащий прокурор…
А у святых – в глазах – застыл немой укор…
От этих странных глаз – дерёт мороз по коже,
Их бессловесный крик – звучит с недавних пор…
***
Грохочет этот мир. Его теперь
Заполнили неистовые звуки...
Прошу: возьмите сердце на поруки!
Я, как флажками окружённый зверь.
Величину шумов – её измерь,
Поди – попробуй: вопли, грохот, стуки…
В бессилии заламываю руки:
О тишине – тягчайшей из потерь…
Произошёл по фазе явный сдвиг,
И лучшим вариантом: саундтреки…
Где разума спокойный, светлый лик?
Угас огонь души, сомкнулись веки…
Так хочется самой сорваться в крик,
И замолчать – теперь уже навеки…
* * *
Ах, право, царская забава:
Места для градов выбирать…
Тут, хоть налево – хоть направо –
Копали рвы, мостили гать.
Понятно – нужен выход к морю.
Зато зима – сплошное горе!
Чуть приморозит – и опять:
Всех луж – увы – не расплескать!
Вот лето Севера – красиво:
"Карикатурой южных зим" –
Предстало временам другим…
А нынче было – всем на диво!
А петербуржская зима –
Вот наше "Горе от ума".
* * *
Я слушаю стихи, и валидол
Тряся рукой, шукаю по карманам…
И тереблю взволнованно подол,
Хоть, кто из нас, несчастных, без изъяну?...
И паутиной липкие слова
Опутывают голову больную.
Я слушаю стихи… А голова
Идею замышляет озорную:
Ещё одну минуту посижу,
Послушаю стихи – такая малость…
А после – спину залу покажу –
В конце концов – ведь я не нанималась!
Не поручить ли добрым докторам
Установить диагноз – по стихам?
* * *
Смотрю сначала в облачные выси,
Поверх глядящих под ноги голов,
С охотничьим прищуром дикой рыси,
Усиленным диоптрией очков.
И понимая, что, по сути – мизер –
Сегодняшний мой мысленный улов,
На ниточку нанизываю бисер
Податливо-послушных русских слов.
Держа блокнотик в стиснутой руке, я
Смотрю в окно на быструю грозу,
И не даю душе стонать в тоске я –
Согрею чашку чаю на газу,
И с ней вернусь к написанной строке я…
А, прочитав, пролью над ней слезу.
* * *
Любовь как уникальный божий дар
С яичницей смешали постепенно.
А ведь, покуда жив сердечный жар –
И существует мир, святой и бренный.
Но эта мысль не в моде в наши дни:
Кругом расчёт и брачные контракты.
А чувство, потрясению сродни,
Низводят до простых животных актов.
И нынешний вердикт врачей таков:
Здоровый секс – для всех здоровяков –
И утром – уходить без сожалений…
А меж сердец натянутую нить –
Легко болезнью духа объяснить –
Чтоб избегать беспочвенных волнений!
* * *