Январским утром Сидора увидела сон. Будто бы у нее в руках глина, и лепит она с удивительной ловкостью птичку, пустую внутри, а в длинном хвосте протыкает отверстие. Сразу же птичка сама собой твердеет. Сидора подносит ее к губам, дует, - и птица поет красивой трелью. Перестает Сидора дуть, а свистулька все поет и поет. "Ты ожила?" - спросила Сидора и проснулась.
Ну точно, телефон. Еще два звонка - и замолк. Сидора знает, что подходить и не стоило: свои - народ богемный, в 10 утра не звонят. А если подойти, то трубка будет молчать, как происходит уже почти девять лет.
Сидора обвела взглядом свое жилище и остановилась на самом приглядном объекте: на елке с самодельными игрушками. Формальным поводом к их изготовлению была глубокая, ледяная, оцепенелая нищета, а истинным - наивная детскость сидориной натуры и страсть к рукоделию.
Мысль о рукоделии напомнила про сон. Сидора, прикрыв глаза, стала над ним размышлять. Получалось правдиво и невесело: свистулька - это вроде бы она сама, бесполезная, хоть и забавная. Годы сквозь душу свистят, а толку нет. Молода и собою, говорят, недурна, дипломированный искусствовед, между прочим, с публикациями. Небездарна, но с дарами обходится, как и со всем остальным в жизни: поиграет и бросит. "А все-таки!.. Разве ты, идеалистка, дурища набитая, ни разу никого не порадовала?.. Ведь было... И свистульки нужны, а не только горшки да корыта... Но - грустно! И в кого такая уродилась? Не бывало в роду "лишних", все были при деле, а нередко и при почетном, женились раз навсегда и детей вовремя рожали...".
В разлохмаченной сидориной голове что-то стало твердеть и проясняться. Думаете, план устроения правильной жизни? - Не знаете вы Сидору. Выйдя на кухню, мыслительница сунула в рот сигарету (даже не до завтрака, а вместо, ибо холодильник морозил пустоту). Схватила листок и начертала заглавие: "Два горшечника."... Пусть, значит, будут отец-молодец и сын-неудачник, который свистульки лепит...
Страница на литературном сайте пополнилась новым сидориным произведением. Выключив мужнин компьютер, Сидора закурила последнюю сигарету, чтобы скрасить неуют ситуации. Во-первых, "Два горшечника" - вещь какая-то внезапная, да еще эта стилизация под народную речь... За такое потом обычно стыдно бывает. Во-вторых, надо тащиться (пилить, переться, шкандыбать) за куревом. А значит - укладывать волосы, подкрашивать глаза, гладить юбку. За имидж благополучия Сидора держалась из последних. Мамина наука: "Никто - ничего - не должен - знать!!! Ни соседка! Ни подруга!.." "Ни сама ты, мамочка, тоже," - добавляла мысленно дочь.
И вот, начищенными сапожками брезгливо переступая, рукой в тугой перчаточке зябко придерживая капюшон, добиралась по слякоти до метрошного ларька. Улыбнулась сама над собой, видя как бы со стороны свою манерность. Из-за нее разные люди, друг от друга независимо, давали Сидоре кличку "Мадам". Было в этом дурачество, игра во что-то. Но так уж сложилось: непутёвая Сидора неизменно оставалась в квартире, а из подъезда выходила Мадам.
Купив сигареты, Мадам встала под светящимся рекламным щитом и закурила, ловя на синий рукав снежинки (красиво!). И подумала, что домой сейчас не пойдет ни за что. Там не бедность страшна, а горе, которое заполнило все кубические метры, сколько их есть в маленькой квартирке. "На более просторной жилплощади оно ощущалось бы менее плотным," - подумала Мадам и пожалела, что некуда записать эту мысль. Действительно: нет денег, нет работы - ладно, привыкли. Но уже год длится душераздирающий развод с мужем, и все равно живут бок о бок, уже не скрывая ни ненависти, ни звериной привязанности друг к другу.
"К черту! На хрен!" - Мадам притопнула окурок и решительно простучала шпильками в метро.
На станции "Гостиный двор" все идут быстро, деловито. Знают, куда им надо. Мадам остановилась возле перехода на "Невский проспект", облокотилась о барьерчик. Через пару минут запястье с часиками к глазам вскинула, брови капризно вздернула, - словно некто несносный на рандеву опаздывает. Это для того мужика в рыжей дубленке, чтобы не пялился. Отвернулась и - глаза в глаза! Долго, слишком долго, чтобы сделать вид, что ничего особенного.
Стоял рядом старенький бомж, одетый несусветно, и держал перед собою в дрожащей руке газету "На дне". "Господи, пронеси чашу сию!" - так суеверная Мадам подумала. Подошла, вынула из кошелька десятку ("Не последняя?"), протянула: "Будьте добры". Старик продолжал смотреть ей в глаза неподвижно и мутно. "Будьте добры вашу газетку!" - сказала Мадам погромче. Бомж вздрогнул, засуетился, суя руку в котомку и щипая пальцами то один бумажный сгиб, то другой, будто выбирал товар получше. Когда благотворительница отошла с покупкой, горло ей сжала жаба, такая свирепая, что кровь ударила в затылок. "Не приведи, Боже, взять, а приведи подать!" - прошипела ей Мадам в мерзкую морду. Жаба отвалила.
Раз газета куплена, надо ее читать. Театры... Музеи... Что-что? "Когда елка пахла мандаринами". Выставка елочных игрушек 1930-1950-х годов... " Сегодня последний день!.. А после нее - "Свистульки народов мира из коллекции Исаака Кушнира"... Это где?! Санкт-Петербургский музей игрушки! Такой есть? Время работы... Час до закрытия!... Скорее...
.......................................................
- Сидора, расскажите вкратце ("в корытце", - мысленно передразнила Сидора) о вашей деятельности за прошедшие три года.
- Работала в Санкт-Петербургском музее игрушки. У этого мини-музея очень маленький штат, поэтому я освоила сразу несколько музейных профессий. Я была одновременно лектором, экскурсоводом, администратором, научным сотрудником и заведующей фондом народной игрушки.
- За это время на вашей странице сайта "Stihi.ru" не появилось ни одного нового произведения...
- Все те статьи, лекции, пресс-релизы, тексты буклетов, которые я писала в музее, не то чтобы не оставляли времени на "свободное" творчество, но вполне заменяли его. Видимо, мне достаточно было этого для самовыражения.
- Вы планируете ("Да когда я чего планировала, блин!") вернуться к музейной работе?
- Я ушла из музея по личным причинам и с огромным сожалением. Иногда захожу туда, смотрю новые выставки и пью чай с бывшими коллегами. Они говорят: "Возвращайтесь!" Но - все уже, как за стеклом. Это значит, что не вернусь.
В последний раз навестила музей в начале лета. И, представляете, там снова открыта выставка свистулек народов мира, как в самом начале моей работы. Новая выставка получилась расширенной, с японской и китайской экзотикой, с прекрасной статьей. Уже не моей. Мне видится в таком совпадении завершение этого витка судьбы.
В своем дневнике Сидора записала:
"В юности мне представлялось, что человеческая судьба должна быть цельной, логически выстроенной от пролога (постановка цели) к эпилогу (достижение). Поэтому после каждой смены интересов, после любого отклонения от прямой линии моя жизнь казалась мне неудавшейся. Но она, похоже, и не была задумана как цельное произведение. Скорее, сборник новелл. Не я сочиняю их, но, возможно, мои желания и характер оказывают такое же влияние на ход событий, какое оказывает герой книги на творческие решения своего создателя. Моя судьба, не оригинальная и не яркая, может быть интересной кому-то только в контексте общего замысла таинственных авторов. Меня восхищает символика, которую они выбирают для каждого нового произведения. Для той истории, в которой я становлюсь заведующей музейным отделом, подошло бы название "Поющая глиняная птичка". В ней свистулька - символ творческого человека. Создана из праха земного, как человек, полая внутри, как божественный сосуд. Голос ее можно услышать, только наполнив дыханием. Так и талант человека неясен, пока Бог не пошлет ему вдохновение. У каждой свистульки особенный голос, который будет искажен, если внутрь попадет какой-нибудь сор. Внутренняя чистота и чуткость к божьему дыханию - условия для художника непременные. А потому - не возгордись, онемеешь".