за вуалью роскоши улиц, их путей, неизвестно
где увядающих обветшалой невинностью сна,
торжествует в распущенных зла
протекающих крышах голос из чресл
слепого святоши и тонкого шага гонца,
их кривые тела на гниющем букете асфальта,
утончённые пеной, летящей из бледного рта,
неустанно плетут по заулков расколотой чаше
ослепительный светоч бурлящего в недрах греха –
моё новое солнце, что будет стегать небеса
и за тощие жилы ставить их в призрак-гербарий;
на покровах к сознанию дней, что, как свора
дворовых собак, исчезают, преследуя тени,
вьётся умыслов мрак из-под гроба
беспорочностью Бога
застывших в крошащейся плоти отвергнутых бестий –
императора млечного сада грехов и невесты его –
Адама и Евы;
о, усопшая февия и покровитель её! в зла
протекающих крышах вы – каждодневная рана
на зените рассветов, где сон и плывущие облака
укрывают мир масками бездны и самообмана;