Я живу в городе Шиллера и Гельдерлина.
Перевожу их произведения, сохраняя авторский замысел,
но отыскиваю русский эквивалент образному
строю первоисточника.
И размер, и ритм не всегда соответствуют оригиналу. Некоторые метафоры возникли в чисто ассоциативном таинстве взаимопроникновения мыслей и откровений...
Есть такое понятие в немецкой литературе "Nachdichtunq"- мои попытки переводов
сделаны в этом стиле. Это, на моё мнение, наиболее подходящая метода для передачи на свой язык иноязычных произведений. Как сказал Александр Межиров, "...поэзия непереводима, родному языку верна".
Отсюда и название подборки - "Переводы. С подлинным почти верно".
* * *
ИЗ ФРИДРИХА ГЁЛЬДЕРЛИНА
Ещё томлениям весны
Открыто радостное сердце.
Призывы сладкие любви
Ещё помогут мне согреться.
Готов я оттепель принять.
Пусть будет боль. Но пусть надежда
Согреет душу мне опять
Благотворительно, как прежде.
И полной чашей торжества
Одарит небо голубое.
Я жадно подниму бокал,
В который сок добавит поле.
Как упоительно дружна
Ко мне бессмертная природа.
И боль любовная нужна,
Покуда светит солнце Бога.
Бессильна бедность надо мной,
Когда в душе весны приметы.
При этом важно быть с тобой,
И по глазам читать всё это.
* * *
Под сенью спелых груш и диких роз
Два лебедя на зеркале водицы
Вдруг притопили шейки как вопрос –
От поцелуев жарких охладиться.
И величаво по воде скользя
Попутно там себе взыскуют пищу.
А также на вопросы бытия
В святых струях они ответы ищут
Зимой тоскую я без птиц и без цветов,
Остывший берег, что стена глухая,
И слабый солнца луч в плену оков
Бессилен боль мою расплавить.
Дождусь ли я посланцев юга?
В ответ скрипит под ветром флюгер.
* * *
С восторгом юности я каждый день встречал,
Но плакал вечером, глотая боль утраты.
Теперь в сомненьях пробуждаюсь по утрам,
Но мысли сумерек чисты и святы
* * *
Дитя людей, я рос любимцем Бога.
Он опекал меня в проказах детских игр.
Суда людей я претерпел не много,
Мне непонятен их суровый крик.
Небесный ветерок стал песней колыбельной,
Я аромат любви впитал от алых роз,
На теплых облаках был мне ночлег постелен,
Ровесников своих я в травах перерос.
Имен своих богов тогда ещё не ведал,
Но к солнцу и луне тянулся всей душой.
Глаголом всех стихий я безоглядно предан,
Ещё язык людей не зная хорошо.
Я сердце открывал мелодиям эфира,
В безмолвии пространства обретал покой.
Ответ моим Богам – моя святая лира.
От горестей храним божественной рукой.
* * *
Пути господни над людьми
И власть его непостижимы.
Но все равны мы перед ним,
Есть Бог – любовь, пока мы живы.
Когда среди глухой зимы
Внезапно защебечет птица,
А через мерзлоту земли
Ручей журчаньем пробудится,
Когда к полудню дальний лес
Вдруг в зимней спячке шевельнется,
Морозный воздух от небес
Теплом остывших щек коснется, -
Все это признаки любви,
Земное воплощенье Бога.
Его зови, иль не зови –
Он здесь, у твоего порога.
В твоей душе росток любой
Взращен чистейшей силой неба,
Ему нектар дарит любовь
И в нём божественная нега.
Ты можешь позабыть друзей,
Певца отринуть – всё простится.
Но от любви вовек не смей
В своей гордыне отрешиться.
Благоухают пусть леса,
Душою мир наш преисполнив.
И пусть в любовных голосах
Земле даруются законы.
И нет священнее трудов –
Свою не проглядеть любовь.
* * *
Течёт размеренная жизнь,
Как древняя река.
Вот пахарь, труд свой завершив,
Прилёг у костерка.
И гостя колокол зовёт –
Ускорь усталый шаг,
Тебя в селеньи отдых ждёт,
И ужин, и очаг.
А в тихой гавани приют
Находят паруса.
Товар задаром отдают
В последних полчаса.
Накрыт для друга скромный стол
С плодами и вином.
И под нехитрый разносол
Мы вместе отдохнём.
Тут каждый знает свой резон
И Бога не гневит.
Весь мир покоем напоён
И всяк согрет и сыт.
Но мне покоя не даёт
Рутина бытия.
И сердце в небеса зовёт,
Терзаясь и маня.
Ему всё мало благ земных,
Его гнетёт покой,
Ему весна диктует стих -
Подняться над толпой.
Сравняться с небом голубым,
В пурпурных облаках,
В замену горестям земным
Стряхнуть и боль, и страх.
Но ветер дивной высоты
Задул огонь души,
И в ненасытности застыл
Мой юношеский пыл.
От жажды неземных страстей
Я впал в безумный сон.
Глухих не одолеет стен
Мой одинокий стон.
И вместе с юностью мечты
В былое унесет.
Как дар житейской простоты
К нам старость снизойдет.
ИЗ ФРИДРИХА ШИЛЛЕРА
Пилигрим
Пора незрелого ума -
Весны беспечная истома
Меня в дорогу позвала
Из праздности родного дома.
Богатство пало вдруг в цене,
Наследство я легко отринул,
Мечта и вера дали мне
Священный посох пилигрима
Вселился в душу мощный глас,
Все предвещая наперед:
- Иди, в пространстве растворясь,
Но только строго на восход.
Дойдя до золотых ворот,
Без колебания входи,
Там твоя сущность обретет
Все, что отринул позади. –
Стремлюсь к небесной высоте,
Ночам и дням теряю счет,
Но цель, что я достичь хотел,
Все катится за горизонт.
Я одолел кручины гор,
Мосты над реками мостил.
Звучит в душе веселый хор,
И нет предела юных сил.
Но вот я вышел, наконец,
К потоку диких бурных вод,
И близок цели был венец,
Ещё чуть-чуть и вот – восход.
Доверясь бурям и волнам
Несусь в объятиях стремнин,
Рывок последний по морям...
Но впереди простор пустын.
И новый день, и долгий путь,
Который начат так беспечно.
И никогда не заглянуть
За край пространства бесконечный.
Перчатка
К забаве и гордыне королей
В неволе содержался царь зверей.
И вот – аншлаг гостей к потешным играм,
Когда сведутся лев с могучим тигром.
Вот – знак от короля Франциска.
Дух затаили галерея и балкон.
Тут- молодежь с наследным принцем
И прочие, кто к трону приближен.
Насытившись обильными хлебами,
Они с восторгом зрелищ ждали.
На огражденный двор из тесной клети
Ступает лев по воле жгучей плети.
Пружинным шагом обошел загон
И в центре круга замер он.
Кровавые глаза лев веками прикрыл
И, развалясь по-царски, так застыл.
Он только хвост в дугу загнул
И даже глазом не моргнул,
Когда под визгом той же плети
Ворвался тигр из тесной клети.
В благоуханьи тел и благовоний
Он львиный дух мгновенно уловил.
Не предвещая вожделенной бойни,
Покорно мышцы тигр смирил.
Но нет границ людским коварствам.
Так в круг ввели двух диких барсов.
Те, этикет блюдя звериный,
Приоритет признали львиный.
Обречена была потеха,
Но для спасения успеха
Перчатка в центр звериной стаи
Из галереи выпадает.
И вмиг притихшие трибуны
Внимают слову Кунигунды: -
Почтенный рыцарь мой, Делорж,
Коль есть слова любви не ложь,
Мою перчатку средь зверей
Добудь и мне доставь скорей.
Делорж сбежал из лож в арену,
Толпа, застыв, на эту сцену
Взирала. Ужас ожиданья
Не поддержала хищных стая.
Его как брата оглядел
Из-под прищура мудрый лев.
Лишь только кисточкой хвоста
Качнул, снимая напряженье.
И свиты хищные движенья
Сдержал ленивый львиный рык.
А рыцарь взял предмет раздора,
Обратно к ложам он проник,
Швырнул перчатку даме вздорной.
И перекрыл восторг толпы:
-Любви моей не стоишь ты.
А я наград не ожидаю! –
И вон прошел людскую стаю.
Девушка чужбины
Когда к лазурным небесам
Возносят песни жаворонки,
По возродившимся полям
Гуляет странная девчонка.
Сродни порывам ветерка
И ароматам разнотравья,
Она – в журчаньи ручейка,
Она самой весны дыханье.
Дитя неведомых краев,
Сама, как дар природы сущей,
Носитель сладостных даров,
Что упадают прямо в души.
Её нездешней красоты,
Её следов никто не видел,
Но ею сделаны цветы,
И укрощаются обиды.
Улыбкой бедных пастухов,
Восторгом юности стыдливой
И изобилием плодов
Щедры девчонкины порывы.
И каждый может от неё
Принять букет, плодов откушать.
Благословляются в полет
Ею возвышенные души.
Не зная имени её,
Но чуя родственные узы,
Девчонку каждый наречет,
Кто – Страстью, Феей или Музой.
ИЗ ИОГАННА_ГЁТЕ
Размышления над черепом Шиллера
Открыт священный склеп могилы братской.
Я наблюдаю черепа в ухмылке адской.
В невольной близости рядами и вповалку
Смерть уравняла бренные останки.
Давным-давно истлела ткань и кожа,
Никто не скажет, что носили эти плечи.
Назвать их поименно невозможно,
Дела забыты, души их далече.
Тебя узнал! Твой благородный лик
В душе храню. И память воскрешает
Все то, чем ты в грядущее проник.
И слово мудрое то судит, то прощает.
О, как мы были родственны по духу,
Биением сердец с тобой сносились,
В отчаяньи испытывали муку
Неправедности, злобы и насилья.
Теперь ты мертв. Но слов твоих святыню
Я в сердце сберегал и приумножил.
И жар горячих споров не остынет,
Покуда я живу. Мы так похожи,
Хотя ты – прах, но я – из мощной плоти
За нас двоих штурмую бастионы,
Душа моя за нас двоих в полете
В стремленьях нрав мой непреклонен.
В божественном своем предназначеньи
Питаю дух свой от твоих советов.
И даже в этом мертвом исступленьи
Порыв последней воли заприметил
Оракул оставляет нам заветы –
Необоримую свободу благочестья.
За свежий воздух солнечному свету
Последнюю молитву смог прочесть я.
Какой награды больше мне желать,
Коль мудрость я твою постигнуть смог:
Что плоти должно Духом стать,
И Матушка-Природа есть наш Бог!
Из Вильяма Блейка (англ.)
Я неприятен самому себе.
Мой лик, увы, симпатией не блещет.
И нем я в рассужденьях о судьбе,
Найти друзей утрачены надежды.
А все писания мои – не тот замес –
Я сам сарказма не скрываю.
Перо моё – наивный глупый лжец.
И карандаш фальшив, как сам хозяин.
Где мой талант? Во рву, как труп в песке.
Где мужество к высоким устремленьям?
Завяз, как в зеркале, в душевном тупике,
А зависть торжествует над смиреньем.