Вечерело. В поле сумерк расстилался,
Даждь, златой короной, к травам опускался.
До снопов пшеницы и казачек жнущих,
Бросила дубрава тень дерев могучих.
Святовитень – серпень среди древ ярился,
Краской золотистой, хлебом колосился.
Наливался в зернах, продолженьем жизни,
Семенем родящим, снопов Род – Всевышний.
В предвечерней зорьке, в поле хлебоспелом,
Женьщины казачки, навыком умелым,
Сжав колосья копны, ставили снопами,
Пот трудов не легких, утерев руками.
Сбросили рубахи от работы спорой,
К хлебу, наклоняясь, грудью красноголой,
Подвязав подолы, бедра оголили,
Работящим потом, землю-мать поили.
Косые взоры злые на крайние копны,
Бросали бабы хмуро, туда, где казаки,
Горилкой наливаясь, гутаря в разнобой,
Кичились друг пред другом сноровкой боевой.
Разгорячились, споря, лихие казаки,
От выпитой горилки, кичливой похвальбы,
Их хрипотой орущей распарила жара,
И, как - то не заметно, раздела до гола.
Вокруг них казачата сходились в кулачки,
И шашками звенели, тупя отцов клинки,
Кто потрезвей из взрослых, для казачат малых,
Показывал движенья приемов боевых.
Казачки разозлились, на это все глядя,
Нахмурив брови строго и подперев бока,
Дородной атаманше и старшей среди них,
Велели указуя на казаков своих:
«Эй, Атаманша, скажи атаману,
Главному в пьяной атаре барану,
Пусть казаки подсобят, выйдут в поле,
Пьянствовать будут, спроси и, до коле?
Солнце уже на запад в сумерки катит,
Пойло в три горла им жрать, вроде хватит,
Смага, небось, их уже не изжарит,
Небо прохладу в вечере нам дарит.
В руки литовки возьмут и делами,
Удаль покажут, а то языками,
Пусто брехать, то мешки не корячить,
Нужно травы накосить, не судачить».
Атаманша, в божий вид, подобрав одежду,
Понесла, для казаков, бабию надежду.
Подойдя к расхлестаным, до нага, казакам,
Головою покачав, подмигнула бабам:
«Эй, атаман, хватит жрать-то в три горла,
Эка, смотрю, вас, трудяги, расперло,
Лучше скажи казакам, пусть помогут,
Женам своим и хлебов нам подкосят»
Брови нахмурив, усы поправляя,
Зыркая гневно и громко икая,
Пьяный казак от горилки уставший,
Женке устроить грозился суд страшный:
«Эх, ничего себе, что я здесь слышу,
Да и кого-же я, это, здесь вижу,
Кто это мне, казаку, атаману,
Смеет перечить, волку, не барану?!
Кажись, к нам дьявол шайтанов прислал,
Злобой рогатый в аду заикал
Глядя на то, как казаки гуляют,
Тризну помин своим братом справляют.
Что тебе надобно, бес в юбке, Бабы,
Видите заняты важностью храбы,
Мы отдыхаем, вдруг завтра, война,
Как, одолеем уставши, врага.
Зришь, я в попаши заноза не такли?
Ну-ка мети-ка от цедова пакли,
Зараз достану из ножен я шашку,
И оплошмя растрясу тебе ляжку.
Видно совсем ты уж страх потеряла,
На атамана свой голос подняла,
ИК! Или не видешь папаху на мне?
Видишь я занят, готовлюсь к войне.
ИК! Зенки свои разлупи подивись,
ИК! Мы на военный совет собрались,
Грех не прощенный сейчас сотворила-
Главный закон казаков позабыла-
ИК! Если в папахе казак не мешай,
ИК! И с ерундой к нему не приставай.
ИК! Зараз нагайкой оглажу тебя,
ИК! Вспомнишь казачьи законы тогда»
Выслушав речь казака, его женка,
На казаков посмотрела, Тихонько,
Те, улыбаясь по доброму, все же,
Хмурили брови на жен своих то же:
«Вижу, конечно, в папахе, при шашке,
Вижу и умную мысль на мордашке,
Мыслишь как главного турка султана,
В плен захватить и остричь, как барана.
Или как сделать что б косы косили,
Сами собою хлеба, вы бы пили.
Вижу мой милый, что ты грозен тучей,
Думой напрягся, знать мыслью могучей,
Но приглядись-ка и ты, дорогуша,
Видишь, стою подбоченясь, орлуша,
Мне безразлично сие, ты же знаешь,
С шашкой, в папахе ты, добр, иль серчаешь,
Это знамением Макошь сигналит,
Грозный сполох над тобой сейчас вдарит,
Сразу забудешь, вояка о битвах,
Будешь поститься отныне в молитвах,
Я обеспечу тебе, мой трудяга,
В доме уют, будешь жить как дворняга,
Рядом с амбаром в закуте с мышами,
Там шевелить будешь грозно усами.
Там ты и будешь родной атаманить,
Как и куда свое войско направить,
Что бы зараз все османские силы,
В битвах повергнув трофей захватили.
Коли захочешь ласк женских любовных,
То собирай казаков всех хоробрых,
В гости к султану османцев скачите,
Там себе в жены турчанок найдите,
Там у султана в гареме, гутарят,
Много красавиц, скопцы ими правят,
Вот и наймитесь к султану скобцами,
Там вся работа как раз языками».
Брызнули враз казаки смехом дружно,
А атаман зарычал добродушно,
О, земь папахой смеясь, в сердцах вдарил,
Вмиг протрезвев казакам прогутарил:
«Надо же, как завернула словами,
Дюже казачки остры языками,
Вот опростала отродие лиха,
Ладно, пойдем казаки пока тихо,
Чую, бабье сговорились ватагой,
Как бы не кончилось все это дракой,
Пуще османцев казачки лютуют,
Если за бабию правду воюют