Ночной Москвой от чувствий пьяный,
Зигзит настройщик фортепьянный.
Из каждой водосточки лбом
Он извлекает ноту «бом».
Будя в помойных баках мух,
Пинком он добывает «бух»,
А от витрин, уж ясно вам,
С-под кулака несётся «бам».
А сзади сиренят все тачки –
Итог его телесной качки,
Да чем-то постоянно он
В штанах звенит как мудозвон.
То совершит он резкий «стоп»,
То вновь начнёт влаченье стоп,
То можно видеть как он смяк,
И слышать обасфальтный «шмяк».
Но кончим подвигов бодягу, –
Не нам учить бывалых вас
Тому, каких любой с оттягу
Способен натворить колбас…
Коль кто подумал про какашку –
У тех в мозгу завёлся глист:
Напомним, что не в промокашку
Был мастер пьян, а в нотный лист.
Ну то есть он, ещё раз скажем,
Имел синусоидный ход
Не от Цэ-два-Аш-пять с О-Ашем,
А впечатлений сильных от.
(Ну правда, было два раза –
Приник устами он к горлу,
Но пара литров – как роса
Парометровому орлу.)
А началось с того всё, что
Он красоты небесной попку
узрел, и тут же, на все сто,
Стал мозг его похож на топку.
(То, что в тот миг напоминала
Его другая телочасть –
Здесь рисовать – лишь время красть.
Да на листе и места мало.)
Пошёл он вслед в поту от зноя
Смирней за пастырем овна,
Узрев, что к попке остальное
Приделано не из говна.
Пылал, но не хватало пыла
Пойти на штурм, так как у малого
Досель на женском фронте было
Одно сплошное обломалово.
И здесь не в возрасте причина, –
Пусть не вчера его муди
созрели, но и до притина
Ему ещё не день пути.
А внешность – так хоть ставь в пример.
Тут мы опишем пару черт:
Он в тальи стянут будто хер,
В груди расширен словно ферт.
И, как уж мы сказали, роста
В нём три без малого аршина;
В качалке ж он качает, просто
Как нефтесосная машина.
Без «бля», таких как сей мушшина –
На каждый миллиард лишь по сто.
Но, хоть, коль он протянет руки,
То те имеют вид стропил,
При этом в жизни он и мухе
Ни разу морду не набил.
Одет он – отдыхает мода;
Причёсан, выбрит как жених;
Лицом – весьма не Квазимода…
В очках... но кто ж теперь без них?
Всё в норме и с либидным делом:
Пред ним мы все кондом жуём –
При нас, на диво всем брателлам,
Он поднимал рояль +уём.
Тут явно встанет у читателя
вопрос: «Ну если уж Создателя
так потрудилась тут рука –
То не Мудищев ли Лука?»
Реинкарнация, короче.
Ведь доказали, мол, её ж?..
Как знать… На это и всё прочье
Ответит вам лишь пяный ёж,
А мы трезвы, и, значит, гадки
Нам ваши пошлые догадки.
Однако, это всё преамбула, –
Ещё вернёмся, сделав круг,
Мы на то место, где наш друг
Пошёл за попкой как сомнамбула.
Пока же, чтоб всосаться в суть, –
Ещё бы надо знать вам чуть.
Вся шишка в том, что влип страдалец
В липчайший из восьми грехов.
(Вы, рифму ждя, уж догадались,
Что этот грех – письба стихов.)
Ведь, как настройщик, с верным бродом
Всегда имел он верный буттер, –
Зачем проснуться сумасбродским
Надумал он в одно из утер?!
(Зайди к нему, коль крепки нервы,
В шестиквадратные хоромы, –
Уж год ремонта в тыщу евро
Там ждут Стейнвэя тихогромы...
Но на их деке полиримы –
То писемы, то похеримы.)
Возможно, дар его немал;
Возможно, он въобще из первых, –
Но дело в том, что этих перлов
Пока никто не понимал.
Всяк, кому он свои созданья
Всучал под свёрканье очёк –
Чтеца играл из состраданья:
Чтоб не расстроился качок.
И лишь один собрат по цеху
Любил читать их, но слезой
При этом истекал от смеху,
Как над вселенскою крезой
(Пред смехом всё ж на махо-сажень
отсев, бывя с лит-крито-стажем).
Герою задавал вопросы
Порой собрат, а в чём, мол, соль, –
Но из ответов в жанре прозы
Он извлекал всё тот же ноль.
Увы, настройщик наш шутя
Настроит всякую бандуру;
В качалке выжмет не кряхтя
Чугунную любую дуру,
Но… объяснить поэзотуру
свою – бессилен как дитя.
Коль всякий дышит как творит,
Иль, квипрокво, творит как дышит –
Знать, пишет он как говорит,
И должен говорить как пишет.
Теперь вам ясно почему
Терпел пиит фиаски с флиртом:
Никто не мог его «му-му»
Понять ни с пол-, ни даже с литром.
Теперь к тому вернёмся месту,
Где друг наш присмотрел невесту
(За эти, впрочем, времена
Там не случилось ни хрена).
Минут уж "эн" малышке вслед,
Держа взор ниже поясницы,
Лит-физкультурный наш атлет
Трусил, но трусил поясниться.
Нежданно сбоку прыгнул к ней
Какой-то, ушлый с виду, гном,
Тот, что невестам ста, ей-ей,
Успел уж впрыснуть свой геном.
Пища чего-то, гном как клоп
Подпрыгивать стал возле попоньки…
Пока герой глазами хлоп
осуществлял – невесту опаньки!
(В таких делах титан наш юрок
был меньше гномов, иль там чурок).
Конечно, от такого гадства,
Что вновь духовные богатства
его остались все при нём –
Не смог остаться он кремнём!
Изрёк расстроенный настройщик
Всё, что в тот миг творилось с ним,
Но общий смысл и тыщей строчек
Едва ли станет изъясним.
Не то, чтоб слов сказал он много –
Одно лишь слово… раза два,
Но все мы знаем: волей Бога,
У нас есть ёмкие слова!
И, чтоб сказать совсем уж всё,
Он начал это колбасё,
Ну то есть «бом» да «бум», да «бах»…
Короче – на помойке Бах.
Пошёл настройщик фортепьянный
Ночной Москвой от чувств-с пьяный.
Здесь и закончить бы сей стиш,
Но вы ведь скажете: «Пiздишь!
Здесь временная нестыковка:
Влюбился в деву он, поди ж,
Не ночью, и вдруг ночь так сразу...
Да ты чуть не надул нас ловко:
А где он был всю эту фазу?
Да ты чуть не надул нас хитро,
Ведь ты уж проболтался ране,
Что дурень выкушал два литра
чего-то (вероятно, дряни!) –
Теперь твоя бряцает лира,
И ты нам, чарами искусства,
Внушаешь, что он пьян от чувства?..
И где ваще мораль в финале:
Негоже, чтобы все, кто пьян,
Бачки помойные пинали,
Будя усталых россиян!»
Да, пункты вашей инвективы,
И первый, и второй – правдивы.
Да, грешен он, что спящих будит,
Да, он смешал коньяк с мадерой,
Но кто его осудит – будет
Судим однажды той же мерой!