Эстетика 3,14-жёнства
Эстетика* – единственное оружие оруженосца. Его права, его молва и тяготы раздачи благодеяний.
Купить эстетику его легко: он рад её продать.
И малой мерой мерить благодать искусственного возрождения…
себя в мечте у небожителя, живущего нигде, ни с кем.
И плохо видящим легко её (его эстетику) понять.
Эстетика – живительная рать** духовного порабощения
любого небожителя прельщением,
И вносит новое всегда
В корысть, в кривляния,
В треск бальных назиданий
Для косточек у молодых…
Но дикая мартышка
Устремится ввысь,
И в танце полетел маньяк.
Крест тяжело нести.
Суждений мрак искупит не грехи,
А сущности придаст невидимому
Порабощению. И льётся кровь
Прельщения, и бьются за эстетику
Полки.
Какую ни возьми войну, всегда найдёшь резон раздачи орденов за эстетические наслаждения. Эстетика – оружие для массового уничтожения несвойственного жить в умах. Отягощение её в наитии виной… даёт предметный бой делам былых.
А вы о правде жизни на Земле, свободе слова на уме!
Да, кто же победит тогда? Кто попустительствует чуждому отмщению и, правоведом прикрываясь, мнение даёт о красоте несвойственного утешения пожить и кабалой, и треском изнутри костей, и Глобалистикой затей ради спасения детей своею мерой Бытия. Её (меру) не знает тот, кто не был у руля эстетики затей для детских игр.
Проверь, кому даны права учить значеньям слов и снов, кто на мать влиял погибшего народа, и узнал конкретную причину торжества великих праздников… Каких? Узнает каждый, эстетически их восприняв: чужой – всегда чужой итог.
*****
ПРИНЦИПЫ ДЛЯ ДОВЕРИЯ
Главное в эстетике – «сонар». И тогда цель оправдывает средства. Реальные картины получают для наследования признаков, готовят передачу закреплённого полкам. Изысканные чувства развивают, и новое стремление сравнивают с отмытым камешком добра.
Улыбка лучезарная в глазах, а не во рту. Но называют средство выражения не потому, что лучшее нашли, а потому что помнят нравственность из детства, что следит за действом изнутри. И объясненья если нет, то красота затмит теорию отъявленной красы.
Эстетика горда лишь передачей слов и снов в мечты других. И красование собой – вернейший признак назидания умом таких,
кто понял главное в искусстве:
прелесть приобщения к растрате чувства
на дела былых (затмить прошлое своё эстетикой рассудка).
Её не поднести под бантиком в коробочке, чтобы вкусить и наслаждаться, получив. Её любить нельзя. Она проста, изящна и слепа: не видит рубки тел и кровь, не скажет о плохом прекрасные слова. Она мертва, когда молва опередит слова, рождённые тобой.
И у эстетики есть свой резон: копить как достижения приёмы выражения известных чувств в словах. Сонар мы захотели, крылья, ногти на компьютерах играть, и благодать отведать нового наследования, телом повлиять на первые процессы озарения. Дарить малышке эти откровения, и правдой новой жить. Эстетика становится обыденной и самомнением. Хвост отмирает и рога. Копыта не растут. Или влияние на лёгкие, чтоб Ихтиандром жабры развернуть. Такое самомнение эстетикой зову внутри себя. Захочется для всех своих потеху передать. Своих рождённых наградить такой же ношей – указывать в века.
Для государства, общества чтоб послужить, вам необходимо слегка припудрить внутреннее содержание мечты и выдать, как желание в мечты других залезть и наследить.
Ума не приложу, кому всё это написал. Но славу заработал, кто есть кто, сказал. Хотя доверие к уму принизил для похвал. О чувствах воздыхал и плыл по воле…
*- 1. Эстетика с точки зрения обыденности, обыденной полиативности*** прекрасного.
Даль:
эстетика, наука об изящном.
***- Сложносочинённое слово. Первый вариант «паллиативность», (Па(о)ллук). Попытка толкования привела к такой конструкции. Поли – приставка, ативность – суффиксальная часть, подобие слов:
Декоративность,
АССОЦИАТ(ат)ИВНОСТЬ,
инициативность,
КРЕАТИВНОСТЬ
ПРЕДИКАТ (ат)ИВНОСТЬ,
Портативность,
РЕПРЕЗЕНТАТИВНОСТЬ
2. ЭСТЕТИКА (от греч . aisthetikos - чувствующий, чувственный), философская наука, изучающая сферу эстетического как специфического проявления ценностного отношения между человеком и миром, и область художественной деятельности людей. Как особая дисциплина вычленяется в 18 в. у А. Баумгартена, введшего самый термин "эстетика" для обозначения "науки о чувственном знании" - низшей теории познания, дополняющей логику; у И. Канта эстетика - наука о "правилах чувственности вообще". В немецкой классической эстетике 18 - 19 в. развивается понимание эстетики как философии искусства, закрепляющееся у Г. В. Ф. Гегеля. Основной проблемой философско-эстетической мысли древности, средневековья и в значительной мере нового времени является проблема прекрасного.
Большой энциклопедический словарь 1999-2000
**- живительная рать. Например, речь идёт об армии эстетов, возбуждающих обыденную жизнь на подвиги.
***
X-ФОБИЯ – для эстетики
X-фобия – это житейское понятие о нравственности людей. К эстетике это понятие, казалось бы, не имеет никакого отношения. X-фобия не задевает и этических понятий добра и зла. Не допускает метафорического истолкования, поскольку имеет юридическую силу определения общественной морали. Если кто боится сути общественного благоволения, тот подпадает под определения признаков X-фобии. Одного этого достаточно для признания вины лица, причастного к прилюдному страху. Паника на корабле преследуется по Закону. Эстетика не может быть источником страха. Она изучает и использует в повседневной практике причины страха в прошлом. А прошлое неподсудно. Исключения, это запрещённые законом следующие элементы права: символы, жесты, телодвижения, выражения признания изжитому прошлому (коммунизм, фашизм, реваншизм, слабоумие (а как же без этого атрибута власти – психушек)).
Эстетика, как наука, строится на базе X-фобии, называя безобразным всё, что не вписывается в рамки новой, победившей теории эстетики. X-фобия, КАК ЭЛЕМЕНТ ПРАВА, помогает с помощью государства обосновать этику общества, его мораль и нравственность. Именно такая роль эстетики, как причины действия механизма подавления инакочувствования (точнее инакочуйствия), и называется (по официальному словарю) низшей формой психической деятельности в ряду: Ощущения, чувства, восприятие, мышление (с претензией на высшее место логического двузначного мышления по кругу). Этим принижением чувств порождается презумпция виновности каждого, посмевшего почувствовать прекрасное в своём видении.
На базе эстетики строятся политические теории, философские школы и, некоторым образом, журналистика. Журналистика никогда не была свободной от эстетических взглядов власти. Более того, она призвана выражать и защищать эти взгляды.
Вывод: в любом обществе журналистика свободна. Её невозможно отделить от эстетики власти. Власти тайной при демократии, явной – в тоталитарных обществах.
Как можно отделить прекрасное от страшного? Только в теории. Теория эстетики власти исключает страх, предоставляя его праву X-фобии. При этом страх подменяется безобразным прошлым, отжившим, канувшим в лету. Атлетические фигуры, грации погибшей античности прекрасны, но пресны доступностью. И самое безобразное в эстетике – статуэтки беременных ассирийских и шумерских женщин древности. Отныне, пусть в теории здравствует икринка беременности грации в окружении стоящих, витийствующих на плечах вверх ногами танцоров. В аккомпанемент им монотонное бубнение языческих рэп-шаманов.
***
Необходимые пояснения для сочуйствующих.
Леонтьев К.Н.
Ф. Брокгауз, И.А. Ефрон
Энциклопедический словарь
Изд. "Русское слово", 1996 г.
Статья Вл. Соловьева
Леонтьев (Константин Николаевич, 1831 - 91) - публицист и повествователь, проповедник крайне-консервативных взглядов. Л. религиозно верил в положительную истину христианства, в узкомонашеском смысле личного спасения; он надеялся на торжество консервативных начал в нашем отечестве, на основание великой неовизантийской или греко-российской культуры; наконец, он эстетически любил все красивое и сильное; эти три мотива господствуют в его писаниях.
Противоречия взглядов Леонтьева по Соловьёву, с сокращениями.
«Из идеи личного душеспасения путем монашеским логически вытекает равнодушие к мирским политическим интересам и отрицание интереса эстетического; в свою очередь политика, хотя бы консервативная, не имеет ничего общего с душеспасением и с эстетикой; наконец, становясь на точку зрения эстетическую, несомненно, должно бы предпочесть идеалы древнего язычества, средневекового рыцарства и эпохи Возрождения идеалам византийских монахов и чиновников, особенно в их русской реставрации. Таким образом, три главных предмета, подлежащие охранению принципиального или идейного консерватизма, не согласованы между собой. Не имели достаточного основания и надежды Л., связанные с вступлением на почву образованности давно умершей естественной смертью византийской культуры. Это вступление не должно будет не только остановить уже начавшийся в России процесс уравнительного смешения, но и создать еще небывало великую консервативную культуру. Надежды и мечтания Л. не вытекали из христианства, которое он, однако, исповедовал как безусловную истину».
Если эти слова действительно принадлежат Вл. Соловьёву, то и в этом случае они не говорят об истинах Леонтьева. И причина, изначально ложная интерпретация словарём Ф. Брокгауза, И.А. Ефрона христианской доктрины опоры на древности. Не может христианский и, более молодой консерватизм византийской культуры быть в противоречии, мягко скажем, с современным им (да и нам) православием. Вымирание византийской культуры не оправдывает и не предопределяет вымирание православной славянской и русской культуры.
Леонтьев рад бы был такому защитнику, как христианский апостол Владимир Соловьёв.
Соловьёв защищал всё христианство от бренности, временности Византийской культуры. При таком прочтении Соловьёва сохраняется связь культур, отмеченная Д.С. Лихачёвым: Древнерусская литература порождена византийской культурой, ею вскормлена, и ею облагорожена. Факт отсутствия Византийского государства ещё не говорит об отсутствии влияния византийской культуры на современную «мировую» культуру. И это влияние большее, нежели представляли себе все названные авторы: Леонтьев, Соловьёв, Лихачёв. С таким влиянием согласится любой здравомыслящий учёный, если он не пытается опровергать вообще наличие связи культур во времени и пространстве.
Однако такой подход противоречит духу любой религиозной доктрины. Это не значит, что религия важнее реальной жизни. Религия, каждая в отдельности, отстаивает свои права на существование в жестокой борьбе. Борьба эта нескончаема, пока существует религия, носительница прочувствованных в экзальтации взглядов на чужие и свои ценности.
Атеизм в этой борьбе не исключение. Прикрываясь безбожием, атеизм выставляет себя наместником Б-га на Земле. То есть, атеизм, частный случай оснований тоталитаризма. К нему народы приходят в том случае, когда народный Бог перестал отвечать чаяниям конкретного народа и не откликается на призывы и покаяния. Слишком тяжкий грех – причина религиозных революций и войн.
****
БЛАГОДАРНОСТИ
Авторам и редакторам словаря И.А. Ефрону и Ф. Брокгаузу, мои благодарности за предоставленную возможность ознакомления с теорией рассматриваемого вопроса в сжатом виде: влиянием эстетики на политические, общекультурные, духовные процессы.
См. статьи:
Фишер (Куно Fischer);
Шатобриан (Франсуа-Огюст, виконт de Chateaubriand);
Гейне;
Многие статьи Вл. Соловьёва;
Фихте, как соавтор идей, без выделения отдельной статьёй его в названном словаре.
ФИХТЕ (Fichte) Иоганн Готлиб (1762-1814) Профессор Йенского университета (1794-99), был вынужден оставить его из-за обвинения в атеизме. В "Речах к немецкой нации" (1808) призывал немецкий народ к моральному возрождению и объединению. Отверг кантовскую "вещь в себе"; центральное понятие "учения о науке" Фихте (цикл сочинений "Наукоучение") - деятельность безличного всеобщего "самосознания", "Я", полагающего себя и свою противоположность - мир объектов, "не-Я". Диалектика бесконечного процесса творческого самополагания "Я" в переработанном виде была воспринята Ф. В. Шеллингом и Г. В. Ф. Гегелем.
. . . . . . . * . . . . . . .
. . . . . . / . \ . . . . . *
. . . . . / . . . \ . . . . .
. . . . / . . + . . \ . . . .
. . . * . . . . . . . \ . . .
. . . . . . . . . . . . * . .
* . . . . . . . . . . . . . .
КРАСОТА
Красота это 4+4=5, две треугольные пирамиды на одном основании, 2 тетраэдра, всего пять вершин. Плоскость основания делит мир на наш и потусторонний. На детском рисунке с надписью «Красота» видел 4 живых розы, 4 – увядших, и одна сломанная.
КРАСОТА СПАСЁТ МИР
_______Ф.М. Достоевский.
От красоты спасений нет. Кумир красивых женщин, Пушкин – дон Жуан его. А Достоевский похвалил трагедии, те маленькие, что храним века.
Двоякость понимать нельзя. Не женщина здесь виновата, а кумир, познавший красоту. Он ею не владел и не сумел спасти дитё в красе. Красотка по рукам пошла и сына не спасла. Кумира нет сынку. И нет ей красоты.
Все рады были девичьей красе, а не красе мужчин. Их в красоте не понимал никто, а силой силу мерили Жуана. Кто ж тот, кого задел кумир? Природный элемент без пола, без названия, а просто красота, как изваяние. И мелкий лепет о красе былой. Была. Ушла. И ждём ещё. И в этом красота, что нет конкретного вообще. А есть большое понимание в красе.
И красота жива…вотще. Её и оценил сынок того, кто много лет искал её в другой жене. Но на жене есть грех незнания его в судьбе всех изваяний, что создавал вообще. Все женщины его пусты, ничтожны духом. Все дети мелки и лукавы. Но в истинной красе не прибывал никто. Кого же защищали и несли мечту во что?
Ничтожество своё во всей красе он показал, и этим мир спасал. Не дай-то Бог такой красе нас похвалить.
Но он, кумир, пожил с той красотой, и мир спасал, но свой. А это не совсем ничтожество его, есть и её. И вместе поняли, своё спасение нашли в красе людской (В красненьи осени у Пушкина с тоской). Мир оценил их мир, и их покой. Не мучаются дети те, кому не суждено родиться в красоте пустой.
Красивое родить должно и воспитать ещё, ничтожество призвать в красе пожить людской, и подойти не к той, которая во всём, в любом цветке нежнейшая сидит, а к той, которая сидит с тоской и ждёт покойника её (идей). Нашли друг друга в красоте, и мир – чужой. Какой же красоте мир отдаёт покой? Лишь той, которая в душе, и не нашла покой. Небесное, невообразимое, неописуемое…. Да! О! (Дао! Чуть не забыл китайское название у красоты, китайщины по-Достоевскому). Да! О! Говаривали все, кто любовался красотой: недосягаемой, пустой, и сильной, и простой, и доходящей до потребности людской.
Вот здесь к красе прикреплена любовь. Её не забывает человек хоть век, хоть два живет. И будет звать вперёд с собой, не противоречь она. Но красота пуста, невзрачна и слепа. Её не опиши пустой, узнают сразу и постой ей обеспечен в женщине любой. Не трахаться она пойдёт – гордиться красотой, не бить баклуши на Тверской, а лихо танцевать в людской. И мило улыбаться пустотой. Красивых женщин не зовут, а ждут когда придёт. Она к любому подойдёт с красой. И мир её богат и опытом, и пустотой, где взгляд. Не дай-то бог ей быть в девичестве такой, или в присутственных местах.
Красивое красиво чистотой. И мракобесие берёт, как в сказке, под уздцы, и низлагает красота в кусты всю мразь. (Не кустотерапия, а парез всех дел, не кущи, а науруз). И дети их пусты уже от красоты. Аннигиляция красивого с мечтой во власти жить приводит в Тадж-Махал служить. И отойти навеки каменной стеной в знак назидания былой любви. Не вынесли любовники накал любви, и красоту отрезали мечтой пожить бездетными в тиши. И дети тишины они. Красивое любя, рыдали их родители не зря. Пусть будет свято место их любви. И Тадж-Махал превознесли повыше красоты людей. Забыты те любовники давно. Но стены говорят – оно, красивое, не отошло.
И отучился, кто любить красивое в себе? Никто. Лишь маменькин сынок и будет поминать всё мамино красивое-своё. Ему не испытать другой любви: красивости свои найдёт. Как мама родила вперёд его, нежели он пойдёт, так и любовь его красивое найдёт вперёд того, как сам поймёт ничтожество её. И отойдёт дитё его побыть таким. Никто не испытал детей таких любви. Всем страшно прикоснуться красоты его любви, и нежности его. Лишь девка молодая за него споткнётся и спокойно заберёт в мечты. И мир их повторится красотой рождения любви. Но дети не полюбят животы беречь, и будут дочери хотеть и понимать мужчин поболее седин их….
Не красота спасёт, а мир красивого с мечтой соединит любовь, и только в этом ракурсе поймёт безумный человек, насколько был он слеп. И всем детишкам передаст не красоту, а маяту её искать, не более того. Спасает мир не красота, а поиски её, и непризнание красоты в былом. Что было, то ушло и навсегда. И новый раунд поисков всегда даёт спасение любви. Люби и будь красив. Нечаянно не упади в кусты. А задержись на миг, и посмотри, кто будет после вас. И никаких проказ тогда не испытать, и будет мать красивое любить.
Красива мама у дитя всегда. Красивы люди, если все нежны. Но нежностью не испытать любви. У нежности свои законы нелюбви прикрас. Пусть будет голым спас. Но отчего-то хочется одеть в красивое любовь. Чуть-чуть прикрытое – уже забытое, и хочется узнать, а правда ли другое стало нам опять. И как ни говори, другое им видать. Красивое – всегда опять. А старого и нет. Всё изменилось: свет другой из глаз, слова другие, и другой наказ – не навреди любви!
Но много ли детей любви? Их нет совсем. Обыденность заела всех. Обыденность напоит и накормит, но красоту беременной не вспомнит. Тем более кормилицу – вообще не чтят. Но будет рад дитя. Он кушает молозиво, любя. И это красота для них, детей. Никто другой не отдохни при них, а помоги себе уйти от сглаза той любви. Не то получишь битюги потом. Кормился человек у матери и был счастлив. Кто скажет, что отец их не любил? Он защищал своим присутствием от нас, людей, дитя.
Дитя должно понять сперва, кто мать. А это много надо дней, чтобы отец не лез. Ну, как здесь на вторую женщину не поведёт закон? Но всё же он не должен забывать, что он родил дитё, не мать. Мать вынесла его, и отдала на мир смотреть, и кормит, чтобы сметь любить его. Иначе молоко и не нужно ему. Вот тут отец им не мешай. Покормит год, тогда решай, захочешь ли иметь ещё.
КРАСОТА И СЛЕЗА РЕБЁНКА.
Красота сулит спасти весь мир твоей любви. И ты уверен если, то ты лишь Достоевского в началах повторил. А плохо это или хорошо – забыл.
На красоте написано ещё, что есть любовь 12-ти апостолов к своей семье, к делам её и красоте детей.
Слеза ребёнка – это зверь, который подрастёт и новое берёт взамен потерь. И хлещет не слеза теперь, а кровь обидчика…. Слезу не подпустил дитё, то ожили и все в красавице-весне. Весна придёт когда, то красота гулять пошла. Ей больше дела нет. И нет забот о детях тех, кто раньше поболел, о красоте грядя.
И плакало дитя, что мама отошла других любить. Запомни мать отца, и дело возродишь отца. Не будет мстить дитя, слезой коря тебя, что ты одна лишь виновата (не спасла отца, а только лишь его дитя). Не покорись любви своей с солдатом, что на часах стоит всегда возле тебя и слёзы малыша хранит. Не высохнет слеза в такой любви. Какие дети воины тогда!
Не полным текстом описал опасности слезы и красоты любви. Их вместе собери и покорись…. любви, которая была. Залог любви – дитя. Крупнее нет слезы дитя в любви после дитя* *. Не ревность это, а слеза пока.
И ревности детей не ведает никто. Никто не описал, как падает дитя тогда, в припадке зря любовь. И врач симптом не описал: Любовь дитя к родителям своим. И это – когда голая слеза была родителям пустым, поникшим друг у друга на плечах в любви.
* *- вариант прочтения: дитя, рождённое в любви, плачет забытым среди любви двоих. Почти невозможный вариант в первой любви и всегда повторяется в другой любви на час.
.......*.......
....../.\.....*
...../...\.....
..../..+..\....
...*.......\...
............*..
*..............
ЧТО ЗНАЕТ КРАСОТА
Фёдор Михайлович сказал, красота спасает мир. Добавлю – не только. В самый решительный момент красотой спасаются. Она есть спас от красивостей и красований.
Красота, спасаясь, миру предлагает
образы мечты: будь красивым ты.
Не сгуби последнюю надежду,
Отомсти невеждам.
Власти дай лицо.
В клетке золотой пусть сидит павлин.
Но нехорошо поёт, он и пингвин
Не желает жара страсти и страны,
Где покой и тишина вины
Предков, давших жизнь.
Падает, порхая, мотылёк.
Упадёт на свежесть лона вод,
Смоет пыль веков привлечь самцов,
Плещется, мелькает тень ельцов.
Их охрана сохранит планктон.
Соберётся малое в клубок.
Лёгкий ветерок прогонит сон
Зеркала натянутой воды.
Волны раскачают лёгкости вины
И на дно уйдут мечты пожить.
(Бабочек личинки выживут на дне).
В светлой тишине ночи
Есть два направления причин:
Звёзды, что на небе и в воде.
Их стремятся находить и
Где есть комочек, сядет мотылёк,
Опустить счастливое на дно.
Танец свой исполнят к звёздам полететь,
Чтоб себя же посвятить воде.
Полетят не просто кто куда,
А на Север, где в снегах вода.
Падают на снег и телом греют.
Их альбедо много дольше млеет,
Чем у человека есть рука.
Рдеют облака,
Под ними птицы
Ловят мотыльков,
А рой их мчится
Далеко на Север.
Где растёт трава.
Гуси гоготали до утра,
Празднуя свободы обретение…
Никому не повезёт, прощения
Если не попросит человек,
Радующий популяций бег
Собственным прельщением:
Съесть те превращения.
Или полюбуется костром,
Выстрелом в ночи в ничто.
Кается и плачет, и постится.
Ничего. Монаху всё простится
Девой забубённой, мужиком.
Их изыски – красота потом.
Кто у власти, победит всех жён,
Раздраконит головы наклон
Ток любой мечты и воркования.
Нет красот других для пламени.
Расстрелять полки, развязать мешки,
Все запасы сжечь. В бой идёт сиречь.
Эх, красавица, в опале стыть…
Крякнет мать властителя и быть.
Захандрит тоска. Обойдёт мечта
Лучшее увидеть, заиметь.
Закустится рожь,
ЗавершАтся «сожити» царя смущЕния,
И неправдоподобно быстро
Падает вся пелена прельщения
Чужим добром: Растения.
Меткая берёза
Развернётся в слёзы
Дочери твоей.
– Не жалей дубов,
Кос берёз не вей,
Скажет матери,
Родившей дочерей.
Но она умрёт,
Но тоска уйдёт
В мир иной смотреть,
Правдой песен млеть,
Дивной красотой,
Мир её иной.
Правде в упокой
Она жила.
Есть принцесса, выставит полки,
Чтобы чудо обретения спасти,
Мрак чужой печали отвести
В царственный итог:
Расцветёт цветок,
Имманентно славя и Восток,
И вразумлений плод.
Жидкая водица
полною рекой промчится.
Истина ворсинкой
В эпителии приснится.
И простой ответ получит тот,
Кто такое пламя изнутри зажёг,
Новое увидел и итог
Всех многовековых заслуг.
Чтобы не прельститься новым,
Не затмиться мыслью в красоте,
Выпей воду в чистоте ручья,
Веселей смотри на те поля,
Что не тонут в преданной реке.
И легка та мера, что в руке.
Половодье чувств уймёшь в семье,
И в трудах постигнешь истину начал.
Красота не та, что в раме на картине,
Есть в душе порывы и причины,
Жившее когда-то уберечь.
Повторить итоги и учесть
Чистые кончины бытия,
Без насилия и гнева – будь, как Я.
Если очень стал похожим, тоже
Гнев облагородит сожить,
Подтолкнёт вернуться к красоте.
Нет клонированию ведающих всех,
Чтобы истинно признать Отца.
Сохрани начала для истца,
Сам собой дружи
с дружиной прихожан…
Динамит простой дороже если Вам,
Значит, пороха не нюхали в воде.
Мир перевернётся у таких к беде
Целого народа, государств.
Просто объяснить покой у лам,
Серафимов, истинных святых.
Их права не защитят живых.
Они молча провожают в путь
До конца прошедших в эту жуть.