Ещё не близко до Моне и Сартра,
Антониони… Бытие – игра.
Как щедро время – от вчера до завтра,
Как ярко и светло – позавчера...
В разверстый мир спешил сопливый гений,
Седлая деревянного коня…
И небо опускалось на колени,
Чтоб на ладони подхватить меня.
Кружили сны… и возвращались снеги…
Путь не тернист… Не чёрств, не горек хлеб…
Шли - двор на двор - "хазары", "печенеги",
Князь Игорь... и Олег… Борис и Глеб…
Мы бились с упоением, до ссадин,
Мечи ломая в щепки, – кто кого?!..
Но никогда не нападали сзади,
И никогда – вдвоём на одного…
И уходя в назначенные сроки,
Ещё не осознавшие утрат,
Переплавлялись в бронзовые строки,
Щемящие, как "Припять" и "Герат"…
Как вздох Бориса… как слезинка Глеба…
Птенцы российских разорённых гнёзд…
А по ночам расстрелянное небо
Роняло капли падающих звёзд…
Мелеют души… В суматохе жалкой
Уже не распознать знакомых лиц.
Нас вновь распяли, как в степи над Калкой,
И на Литаве, суть Аустерлиц…
Хиреют души… В сытости и благе.
Моей - стоять на паперти, босой…
Потом - вожди, и новые гулаги…
Период голоцена, кайнозой.
Вкусивший рая не взыскует Бога,
Приговорён к духовной нищете…
Готов ли я принять тебя, эпоха,
Под звон щита, и даже на щите?..
Придёт и мой черёд - иные бреги,
Где пуст очаг, и не разжечь огонь…
Лишь скачет, скачет в голубые снеги
Полузабытый деревянный конь.