Теория родства из И. А. Бродского

Сергей Стаховский
Необязательно ставать верблюдом, чтоб в игольный
орган слуха лазить - стремиться
к сходству с вещью глупо (как и с колокольни,
одев на спину два крыла, свалиться
вниз вместо птичьего полёта). Видимо, печаль
и нечто большее соединяют
Млечный путь и стул, хрусталь
и сквош, холодильник и семемы. Удивляет
это, но, вообще-то, это в логике родства -
самого того, что так бессильно, коль является
в виде крови и совокупления. Эти два
слова - ничего, если сравнивать и с тем, что открывается,
и с тем, что недоступно и годам. Очевидно,
что бесчувственность, верней, бесчеловечность
единят всё вышесказанное. Так обидно
совокупление и кровь и даже вечность
относить сюда, ведь они не в человеке,
но вовне. Истины любовь до мудрости
не напирает на взаимных чувствах и не
браком оборачивается дурости
и большущего ума, а, скорей, теплом богини
или (тоже может быть) к самому себе
безразличием и краской щёк, а иногда - элегией...

Глаза слипаются. По окнам и резьбе -
дождь: единственный, кто помнит Гегеля.