Папиросу до фильтра, стопку до дна.
Моя Лилечка ночью не будет одна.
Я валяюсь косматый и серый в прихожей
Безобразье свое ощущая всей кожей.
Старый пепел, как плесень, на щербатом паркете.
Но знаете, Лилечка, мы же не дети.
А Вы вся такая цветочно-ванильная,
Ваши руки такие изысканно-сильные.
Ваши бровки вразлет, Ваше робкое «если».
Я срываюсь вперед, застывая на месте.
Я глотаю портвейн, как глотают микстуру.
Расчертила Фонтанка холодные скулы.
Выйдем, Лиля, на Невский. Что Вам стОит, ей Богу.
Я бы проклял навеки всю эту дорогу,
Ведь на ней рядом с Вашим тугим каблучком
Вертелись чужие нахальным волчком.
Ах, Лилечка, Лилечка, милое личико.
Круглые плечики, платье из ситечка.
А я вот небритый, нечесаный вечность,
Лежу неумытый и малость беспечный,
Лежу, как морщинистый старый лопух,
И в зеркало тычу букет оплеух.
А в почте один только преданный спам.
Ах, милая Лилечка, может быть, Вам
Сейчас хорошо с тем нарциссом чернявым,
А я вот усердно тащу себя в яму,
Вот черт побери, что за гнусные мысли,
Наверно душа вместе с телом прокисла.
Зачем я сражался с упрямой цензурой,
Куда теперь с этой макулатурой.
Казался себе справедливым и сильным,
Казался талантливым, юным и стильным.
Дурак, валяюсь теперь и курю,
А ты нежно шепчешь кому-то «люблю»…