Чай с бергамотом и жгучая водка.
В теплых тонах перепутанных стен.
Туфли на стойких,упрямых колодках
Взяты в угла непрельстивого плен.
Рыжие пряди волос непослушных
С грустью спадают на ровность лица.
Страстью порочной,в объятиях душных,
Сжала судьбу,ожидая конца.
Воздуха больше теперь,чем обычно.
Можно дышать,не стыдясь,за двоих.
Да,не желаемо. Да,непривычно.
Да,колят ветки тугих облепих.
В солнце стеклянном,на дне у недели,
Слепнет ненужности собственной страх.
Дряблые,жгучие снегом,метели
Терпко цветут на закрытых устах.
Все закружилось и замерло в танце.
Слышен лишь черный,уснувший рояль.
Гордость чиста и окутана глянцем.
Чищена с блеском прощенья эмаль.
Образ хозяйственной,любящей стервы
Умер бессмертным давеча огнем.
Тихо играя на собственных нервах,
Взгляды дверной поедают проём.
Памятью ёрзает чай с бергамотом.
Пол усыпается линией ног.
Разум пытается вылечит кто-то,
Но только туже тернистный венок.
Хуже оплошности только привычка.
Тьма заметает за окнами след.
Снова свеча и последняя спичка.
Снова еднающий с жизнью буклет.
Голос охрип от скупых разговоров.
Ночь опускается клубнями туч.
Но через чистую,светлую штору
Вдруг пробивается солнечный луч..