X
Темнело, накрапывал дождик.
В душе отзываясь тоской,
Висел над округой тревожный
И жалобный волчий вой.
А рядом, вовсю стараясь,
Покинут и одинок,
Из запертого сарая
Ему отвечал щенок.
«Зов крови… Ни дна, ни покрышки!
Пойти, отпустить, что ль мальца?
- Эй, Митрич, возьми ружьишко,
Пальни-ка разок с крыльца!».
Двустволка блеснула искрами,
И будто удары хлыстом
Два оглушительных выстрела
Эхом стегнули простор.
Всё стихло. И даже дождик
Словно пропал на миг,
Но, спохватившись, ожил,
Вновь захлестав плетьми.
Прикрывшись кулём от ливня,
Лесник отворил сарай.
И тотчас скулёж тоскливый,
Сменился на визг и лай.
Щенок, очумев от счастья,
Лизнул лесника в лицо,
И к дому стремглав помчался,
С разбега влетев на крыльцо.
Но, с недругом там столкнувшись,
Он с лаем отпрянул назад:
Шерсть дыбом, прижатые уши,
Оскал и звериный взгляд.
«Замолкнешь ты, волчье отродье?
Опять, ведь, в сарае запру!
Как в нём заночуешь сегодня –
Так шёлковым станешь к утру!..
А он невзлюбил тебя, Митрич.
Гляди, с какой злобой рычит.
Учуял, поди, что ты хитрый
И совестью, видно, не чист?
Не хмурься! – Шучу, приятель.
Пошли, ещё тяпнем щас.
Слыхал, что на Солнце пятна? –
Чего ж толковать про нас?»