прозрачная вуаль пиалы городских бульваров;
шагает, разбухая в сыпь, песочный ветер, солнце
зияет в пепле, смольным заполняя ворсом
ансамбли вожделений Ра – дворцовый мрамор
из глазниц пустыни; он, что фиалка, изгибается и чернью
текущих в пепле пируэтов золотых скульптур
в багряном небе провисает, и в сиесте
кровавых смогов заполянется в соку
хранящих тайны и в дыхании чуму триумфов;
сады размякших звёзд, скорбящая плывёт луна в осколках
крыш и в ульях роскоши, базантовые скулы
сидят у свечки, смотрят, как стекает воск медовый,
а нимфы, бледные, что кружево теней, ласкают их, и хороводы
из морской лазури, миражные следы Гаргантюа,
венки, монеты, Цезарь и распутство – их антураж
в пространстве замирает, и покорно
стелится к пескам, что прах, ансамбль восхищённых арок,
и увядает за глазами мир: он в пьедесталах под сырой землёй,
зудит горячий след, взвивает обороты, а порой
и вовсе забирает всё прохладной чистоты Сахара;