Прорвавшись
сквозь препоны
и
преграды,
Я глянул
в мир
знакомо-незнакомый.
И облапастал
восхищенным
взглядом
Картинных
рамок
ряд
оконный.
Все окна, окна...
где же
двери,
Чтобы войти
под солнце
бело-рыже?
Сознание!
Позволь
на миг
поверить,
что где-то
есть
они
в насмешливом Париже…
На мой приход
и стук
упрямый,
ранний,
Послышится:
«Кого там черт принес?»
В ответ скажу:
«Такой, как ты,
избранник.»
И этим исчерпается вопрос.
Хозяин
отворит
неторопливо:
«Ну что ж,
входи!»
И тихая мамзель
Оденется
привычно-молчаливо
И выскользнет,
не мешкая,
за дверь.
Мы помолчим,
друг к другу
привыкая,
Среди
постели,
красок
и картин.
Я, тишины
почти
не нарушая,
Спрошу:
«Один?»
В ответ - «Совсем один».
И,
не пригубив
своего
бокала,
Я расскажу,
как
через
сотню лет
Пора его
шальных картин
настала
Почти что в каждом
отпечатать
след.
Непониманье -
вот
проклятье
первых!
Не объяснить.
Не прошибить.
Скала.
Как паутинки
лопаются
нервы
Под натиском
мещанистого зла.
Сегодня
ты один
шагаешь
в ногу,
А сброд
непонимающих -
вразброд.
ПОТОМ
они
запрудят
ту дорогу,
Что проторил
шагающий
вперед.
Все правильно.
Для них же мы,
маэстро!
Не раскисай!
В свой гений
свято верь!
Под трубы
опоздавшего
оркестра
Захлопнулась
за мной
в картине
дверь.