Театральная любовь сборник рассказов

                Театральная любовь
                Сборник рассказов



                Анотация.
   Тебе [Александру], я вижу, хочется рассказать о своем счастии. Ну, нечего делать... Рассказывай. [Гончаров, "Обыкновенная история", ч. I, гл. 3.]
   Рассказываю... пошлый, дорогой каприз - сборник "Театральная любовь". Вес является реальным, а линии - идеализированными определениями. Для умозрительного мышления отрадно находить в языке слова [например, термин - "театральная любовь"], имеющие в себе самих умозрительное значение.




   

                Содержание


 1. "Япил-чай"
 2. Каменная стена
 3. Белкин сад
 4. Засека
 5. "Ивица"
 6. Очи черные
 7. Ворона
 8. Театральная любовь
 9. Барыня
 10. Арбуз
 11. Кто лучше?
 12. Раздел "Снега"



                "Япил-чай"
                Рассказ

                "Перевозка шкапа и визит к доверчивой старухе,
                которой он, скрепя сердце, отдал  пятьдесят марок,
                были его последние берлинские дела" (В. Набоков).


   Не берусь я утверждать достоверность того, что прежние девушки перестали быть мне интересны лишь только в два последних выходных дня августа - погожих и не выделенных никакими примечательными событиями в особенные два дня на конце этого лета - приход или, после, уход этих девушек уже очень давно утратили для меня эффект и прелесть неожиданности. Скорее всего, наступила вокруг естественная всеобщая пора предосеннего затишья, которое нам порой представляется чем-то до жестокой странности курьезным, а прежде всего случайным и даже смешным, если бы только нам хотелось смеяться по поводу того, что так быстро закончилось лето.
   Как всегда бывает с людьми, стоящими лицом к лицу, в первые мгновения, когда я открыл двери своей квартиры, услышав, что кто-то с лестничной площадки в подъезде настойчиво в них стучит - в первые мгновения, полные немого удивления при виде незнакомого мне лица, я не очень вслушивался в слова речи стоявшей передо мною женщины. Должен сознаться, мне очень долго было непонятно, кто эта молодая женщина, когда она во второй половине дня ближе к вечеру появилась у меня в моей просторной, но не очень уютной, обставленной давно не обновлявшейся старомодной мебелью, квартире. Слушая ее объяснения в дверях у порога моего жилища, я все никак не мог уловить суть в ее объяснениях, касающихся цели ее визита ко мне: в конце-концов, я предложил ей войти. И она впереди меня по коридору решительно, не снимая туфли, на высоких каблуках прошла в гостиную комнату.
   Мы с ней остановились около стола по центру гостиной, друг против друга, как прежде были в дверях, лицом к лицу и молча стали глядеть друг на друга; вероятно, ей уже нечего было добавить к сказанному только что у двери в мою квартиру, а мне непонятно было, о чем ее спрашивать, поскольку, с первой секунды оказавшись во власти созерцания, я из прежних ее объяснений не смог ровно ничего понять. Цель визита этой женщины все еще для меня оставалась загадкой. Меня очень смущало то обстоятельство, что она теперь, по-видимому - нетерпеливо, ожидала моего ответа.
   - Так вы согласны?
   Я молчал, отчего-то чрезмерно волнуясь, боясь дать неправильный ответ; почему-то я уже осознавал, хотя еще неясно, космическую важность неожиданного визита этой непонятной женщины в мою квартиру. В моей квартире в бурно стартовавшем двадцать первом веке уж очень часто происходили "наносные", приходившие в ее комнаты "со стороны" события, выражаемые обычно лишь в символике вселенских либо пафосных масштабов.
   Меня выручил телефонный звонок. Я сделал рукою жест, приглашая женщину садиться к столу, и поспешил к телефонному аппарату. Звонила моя жена, которая сообщила, что задержится на один час или чуть дольше в гостях у одной из своих подруг.
   - Достанешь из холодильника курицу и ужинай без меня, - сказала жена и отключила свой аппарат.
   В мое ухо колко впивались звуки зуммера, сигнализировавшие об окончании сеанса электронно-электрической связи, но только я не торопился расставаться с трубкой, делая вид, будто бы все еще продолжаю слушать поступающее для меня через аппарат сообщение.
   На полу около столика с телефонным аппаратом я заметил крупное желтое зернышко, которое я недавно обронил, когда ел апельсин. Я склонился и поднял его.
   Пальцы на руках у женщины, сжимавшие ремешок ручки сумочки, мне показались чрезмерно длинными и тонкими. Она все еще стояла посреди комнаты, поджидая меня.
   Я разглядывал ее белые ухоженные руки, браслет часики, накрашенные ногти. Судя по нескольким морщинкам возле глаз, выглядела она моложе своих лет: гладкая покрытая густой косметикой кожа, осиная талия, маленькая грудь и только что в прихожей продемонстрированная ею легкая пружинистая походка. Женщина, находившаяся рядом со мною, ее прической напоминала мне комету, косматую гриву которой я недавно разглядывал продолжительное время на дисплее компьютера, случайно наткнувшись на одном из сайтов в паутине интернета на цветное видео изображение далекой от Земли космической странницы. Я положил телефонную трубку.
   - Присаживайтесь… Чай будете пить?
   - Буду.
   Я вышел на кухню и налил две чашки чая. Когда я вернулся, женщина уже сидела за столом и раскладывала по его поверхности плотным ковром цветные фотографии, которые она извлекала - одна за другою - из своей сумочки. Истинной элегантностью веяло по гостевой комнате моей квартиры от присутствовавшей в ней неожиданной посетительницы. Я поставил с большою осторожностью чашку рядом с ней, стараясь случайно не пролить чай на фотокарточки, и сел за стол напротив женщины.
   Но далее, к стыду моему, мне дополнительно потребовалось более четверти часа, чтобы я наконец-то достаточно уяснил, зачем явилась ко мне сидевшая за столом напротив меня женщина.
   - Кто вы? - спросил, прежде всего, я у моей гостьи.
   - Предположим, я буду дизайнер.
   - Это всё ваши рисунки?
   - Я не умею рисовать, - отвечала она. - Допустим так.
   - Дизайнер, и не умеете рисовать?
   - Ну и что?!
   - Действительно, - поспешил я согласиться с женщиной.
   - Я должна понять ваши предпочтения, - сказала она.
   Молодая женщина продолжала раскладывать на столе передо мною фотоснимки с обложки многочисленных типографских изданий фантастического романа Ивана Ефремова "Туманность Андромеды".
   - Я должна понять ваши предпочтения, - повторила женщина медленно с расстановкою слогов в словах и далее быстро пояснила. - Я узнала, что вы написали книгу. А раз это так, то вы непременно пожелаете, чтобы вашу книгу напечатали в типографии. Содержание вашей книги мне не интересно. Я всего лишь хотела бы подготовить для вашей первой книги обложку. А о моем скромном вознаграждении мы поговорим после того, как уже будет создана обложка. И только в том случае, если вам понравится ее макет.
   Как оказалось, она разложила, с большим значением и в определенном порядке, на столе передо мною фотографии обложек с многочисленных изданий фантастического романа писателя Ивана Ефремова "Туманность Андромеды". Никогда прежде я не задумывался над тем, какой огромной популярностью пользовался у читателей этот фантастический роман, если его так много раз напечатали в различных издательствах.
   - Чаю? - спросил я женщину, заметив, что чашка, стоявшая перед нею, была уже пустою.
   Женщина утвердительно кивнула головою.
   Но я не налил ей чаю. Поднявшись из-за стола, вместо того, чтобы отправиться с пустыми чашками на кухню, я подошел к книжному шкафу и извлек из него объемную тяжелую книгу Большого энциклопедического словаря. Меня поразил феномен популярности романа Ивана Ефремова, и я желал немедленно узнать научную информацию о самой Туманности Андромеды.
   Коротенькая справка о необыкновенной класса "м" хищной туманности сообщала следующее. Первое письменное упоминание о галактике Андромеды содержится в "Каталоге неподвижных звезд" персидского астронома Ас-Суфи (946 год), описавшего ее как "маленькое облачко". Она относится к объектам, имеющим фиолетовое смещение. Астрономы выяснили, что галактика Андромеды и наша Галактика приближаются друг к другу со скоростью 100-140 км/с. Столкновение наших галактик в будущем, как утверждают астрономы, произойдет неминуемо. Согласно Специальной теории относительности, не существует никакого способа узнать, как эта галактика выглядит в настоящий момент, поскольку то, что мы видим, и есть для нас "настоящий момент".
   Моя гостья, женщина-комета, поначалу терпеливо ожидала, откинувшись на спинку стула, глядя, как я листал страницы словаря; затем она встала и прошлась по комнате, осматривая убранство гостиной.
   Я все еще копался в Большом энциклопедическом словаре: меня интересовала дополнительная информация о Туманности Андромеды.
   Женщина-девушка-комета терпеливо ожидала, теперь уже расхаживая по комнате туда-сюда, как маятник у настенных часов, внимательно читала, изящно склонив голову на бок, имена авторов на корешках книг, стоявших на полках в моем книжном шкафу. После, подойдя вплотную со спины ко мне, она взглянула через мое плечо на раскрытую страницу книги, которую я держал, и спросила:
   - Покажите мне свой кабинет?
   Я задумался. Свое безразличие к содержанию написанной мною книги она сильно преувеличивала; иначе, зачем было бы ей так заботиться об обложке для моей книги. Я пытался расшифровать неожиданно возникшую в моем доме глобальную метафору "туманность Андромеды", под обложку которой визитерша, возможно, и предлагала упрятать мою книгу. Что еще было написано Иваном Ефремовым? Следующей созданной писателем Ефремовым глобальной метафорой - романом было "Сердце змеи". А еще из его книг я когда-то прочел "Час быка".
   - Чаю? - спросила у меня женщина.
   "Зрительный образ это карта", - писал Иван Ефремов.
   - Да, да, пожалуйста.
   Я еще раз на кухне подогрел воду в чайнике и вернулся к столу с наполненными горячими чашками.
   Я должен был выбрать из предложенных женщиною на фотографиях самую красивую обложку. У меня глаза разбегались. Сколько разнообразных изданий, оказывается, выдержали книги Ивана Ефремова и в первую очередь это касается его фантастического романа "Туманность Андромеды". Загадочная супер - популярность у его книги. Я помнил смутно, хотя уже давно читал эту книгу, что в перечень искусств будущего, который был составлен Ефремовым в этом фантастическом романе, почему-то не вошла художественная литература. И это обстоятельство меня больше всего смущало. Разглядывая фотографии обложек одной из самых популярных книжек Ефремова, я все никак не мог определить, какая из них мне нравится больше остальных. Мои глаза различали зонтик туманности Андромеды, но и только: я не видел той загадочной руки, которая держала его. "Впрочем, почему я должен что-то выбирать?" - внезапно рассердился я; но тут же устыдившись своей нервозной нерешительности, приказал самому себе: "Возьми себя в свои собственные руки!"
   …Мы с женщиной в конце нашей встречи стояли у окна гостиной комнаты снова лицом к лицу: и я не был в состоянии подобрать ни одного слова для своего конкретного ответа ей, у меня почему-то не было совершенно никаких слов - и их отсутствие меня озадачивало не меньше, чем хрупкое утонченное телосложение, стоявшей передо мною дамочки. Ее индивидуальность словно была скрыта от меня в маленькое облачко на небе, непонятно зачем появившееся откуда-то там наверху, на чистом голубом атмосферном куполе, безмятежно окружавшем диск вечернего августовского солнца, дремотно клонившегося к неровному горизонту, который в городском пейзаже, представавшем перед окном моей квартиры, был ограничен по высоте снизу крышами соседних пяти и девяти - этажных домов, а сверху… Этакой я стервятник, выглядывающий что-то, подобно стае коршунов, которые каждым днем с утра и до вечера кружились в небе над городскими постройками, что-то постоянно высматривающих, скорее всего кормившихся на улицах города голубей, и не способный для моей посетительницы отыскать необходимых ей нескольких слов.
   - Еще чаю? - спросил я у неё.
   Она отказалась.
   Я объяснил ей:
   - Мне надо длительно подумать. Не могли бы вы оставить мне несколько ваших фотографий?
   - Посоветоваться с женой?
   - Посоветоваться с женой.
   - Я оставлю вам некоторые фотографии, - согласилась женщина.
   Спустя несколько минут мы с ней были у двери моей квартиры.
   Она уже спокойно и равнодушно пожала мою протянутую ей руку - почему я ей подал ее? - и все же она состроила на прощание на лице забавную насмешливую мину. Как женщина использовала слова для своих дизайнерских работ, этого я не узнал. Руки у нее были тонки непристойно, они были бледны сверх идеала белых рук; они мне абсолютно ни о чем конкретном не говорили - и все таки! - таким же "не говорящим" ничего для меня было у нее и лицо.
   Тут я почувствовал, что со мной что-то не так. Я ощутил неприятный холод, который шел по телу откуда-то снизу от ног. Я опустил глаза и увидел, бледнея, что стою перед женщиною в одних носках, на одном из которых в дырку выглядывал кончик пальца-мизинца. Опять эти дикие, нелепые, глупые препятствия и трудности, происходящие изнутри меня!
   - Я все-таки очень удовлетворенная и рада, что мы встретились, - сказала женщина, выходя на лестничную площадку, - хотя в будущем это свидание история назовет неудачным.
   Холодные ее глаза - в них светился огонек ледяной насмешки.
   Сильно смутившись ее слов о чувстве радости, я заметил ей, что удача и неудача всегда чередуются, - и уже одно это непостоянство очень меня обнадеживает.
   Женщина секунду помедлила, но больше ничего мне не сказала; она повернулась, положила руки на перила и стала спускаться по лестнице.
   Сталкиваясь с вздорной гибкостью Андромеды, разлитой в ведра пололунных звезд, будет ли нам также хорошо известно, как бы мы поступили, если б такого разлива не произошло вовсе?
   Вскоре после ухода женщины, объявилась моя жена.
   - Ты поел курицу? - в прихожей, снимая туфли, спросила у меня жена. Затем она аккуратно подвинула их к стенке, и это было так не похоже на то, как, менее двух часов прежде, к нам входила посетительница, не очень давно покинувшая нашу квартиру.
   Я грустно отрицательно покачал головой.
   - Чем тогда ты питался?
   - Я пил чай.
   Пройдя в гостиную комнату, жена увидела на столе еще не убранные чайные чашки, на краешке одной из которых были сразу же заметны следы яркой губной помады.
   - Япил-чай, имя у нее забавное... Японка?  - притворно зевнув, спросила жена и наклонилась над диваном, чтобы поправить на нем накидку.
   - Что ты! Разве бывает такое имя? - удивленно воскликнул я и только в этот момент и понял, что за все время даже не поинтересовался, как звать посетившую меня женщину. - Европейка, судя по внешности.
   Оказалось, в пальцах левой руки я все еще держал, покручивая, крупное желтое зернышко апельсина, которое почти два часа тому назад подобрал на полу возле столика с телефонным аппаратом. Я пошел на кухню и воткнул зернышно на несколько сантиметров вглубину в землицу в горшке с геранью. Жена после его польет - она каждое утро поливает комнатные цветы отстоявшейся водою.

   23 января 2016 г.
   Ред.: 25 января 2022 г.




                Каменная стена
                (Золотистые головки)
                Рассказ


                I

   - Давай выпьем немного вина, - спросила она.
   - Но тогда направимся в Испанию? - предложил он.
   Выходные дни они провели в Кисловодске. Приехали они в этот город подле высоких гор электричкой из Минвод и поселились в большой гостинице "Кавказ".

   Это было в первых числах ноября 1991 года. Приехав в город Кисловодск вечером в пятницу, я и сопровождавшая меня женщина по имени-отчеству Татьяна Константиновна поселились в гостинице "Кавказ".
   Всего несколько дней до этого, в прошедший понедельник, я и Таня еще находились в ее городе; мы с ней встретились вечером в ее любимом ресторане "Праздничный"; впрочем, ресторан "Волга" она любила еще больше. Заканчивалась моя командировка в тот город, в котором жила Татьяна, и мне предстояло в завершение, прежде чем направиться в путь к себе домой, выполнить задание начальника группы - доставить документы в Ставрополь, где базировались администрация и бухгалтерия организации по строительству телефонных линий связи, в которой мы отдельной бригадою наладчиков трудились. Об этой предстоящей мне поездке я и сообщил Танюше, предложив ей прокатиться со мною вместе и погулять несколько дней в городах Кавказских Минеральных Вод.
   - Мы с тобою, я так решил, будто бы отправляемся в Испанию, - сказал я Татке. - Ты говоришь по-испански? Нет? Не беда, язык жестов - международный язык. Тем более, что нам, возможно, объясняться с испанцами вовсе не придется, поскольку мы с тобою едем ловить форель в горных ручьях.
   В командировку с собою я взял книгу Эрнеста Хеменгуэя "Фиеста", в которой американский писатель живо и красочно описывал лов радужных форелей в ручьях на Пиренейском полуострове и бои испанских тореодоров на аренах с быками. Прочитав и перечитав книгу, я принялся мечтать. В ресторане "Праздничный" было многолюдно, весело: хотелось продолжения настоящего праздника.
   Татьяна смеялась моему трепу, но ушки она моментально навострила.
   - Всю жизнь мечтала о такой поездке, - удивила она меня своей готовностью путешествовать. - Сколько времени у меня на сборы?
   Я предложил ей не торопиться, в запасе у нас несколько дней. К тому же надо еще нам купить билеты на самолет, а это не просто.
   - Обязательно купим билеты, - заверила меня Таня. - У меня подруга работает в кассах аэропорта.
   Так все быстро и решительно, главное неожиданно для меня, у нас произошло. Спустя пару дней мы с Таней на самолете Як-42 прилетели в аэропорт Минеральные Воды. Здесь в этом городе мы устроились в полупустой гостинице "Кавказ", в удобных одноместных номерах. Через два дня мы с ней оказались в Кисловодске.

   Был ли похож город Кисловодск на испанский город? Отнюдь не риторический был бы мой вопрос. Рыбу в горных ручьях в пятницу по приезду мы с Татьяною не поймали, но быков мы с ней повстречали тут же, в тот же пятничный вечер.
   Поселившись в Кисловодске в гостинице опять же с громким названием "Кавказ", мы с Таней направились в ресторан ужинать. Мы вошли и остановились у входа, чтобы оглядеться. Ресторан был хороший: с высоким потолком, большой и светлый; вдали в конце зала было несколько свободных столиков. Но мы не успели сделать и одного шага к ним, как перед нами стала преграда - фигурка с растопыренными в стороны руками низенького, одетого элегантно с иголочки в форменную одежду заведения, но щуплого замухрышки официанта. Официант, ростом почти что лилипутишка, собирался омрачить, по-видимому всерьез, нашу фиесту. Это было так грустно. Тем более, что мы с Таней совершенно не знали города и вряд ли вечером в столь уже поздний час смогли бы найти на ближайших к гостинице улицах какие-либо продуктовые магазины, а если бы мы и отыскали их, то, вот ведь вопрос, будут ли на его полках в позднее время хотя бы какие-нибудь съедобные продовольственные товары. Впрочем, в столь крупной гостинице, каким являлся "Кавказ", должны были быть на этажах буфеты. Однако, не так прежде в воображении нам представлялась наша в Кисловодске фиеста.
   Официант для начала стал теснить нас к дверям и только затем он нам объявил злым голосом, что для нас в ресторане мест нет, что в зале все свободные возле столов стулья предварительно уже расписаны на заказ. Он агрессивным видом и рассерженным тоном его речи смахивал на обиженного бычка-подростка. Понятно было, что он бесцеремонно врал про наличие или отсутствие мест в зале.
   - А что, какой сегодня день, разве наступил понедельник? - осведомился я у коротышки, нагло напиравшего на нас.
   Было обидно: нам с Таней, пришедшим не с улицы, а постояльцам гостиницы, так вот запросто отказывали в праве поужинать среди высоких благородных стен.
   Неожиданно, первый поединок "на испанской земле" в городе Кисловодске с бычком-официантишкой стремительно закончился в нашу пользу. Прозвучала негромко произнесенная поблизости со стороны единственная, но магическая фраза, обращенная к официанту:
   - Алик, посади молодых людей за наш столик.
   Официант Алик со скрежетом его дорогостоящих металлических зубов - две золотые фиксы - подчинился и проводил нас с Таней к крайнему в зале столику под невысокой, но развесистой пальмой.
   Два авторитетных в годах грузина, два толстенных здоровенных дядьки в дорогих костюмах, вот уж действительно они были похожи на быков с арены корриды, увлеченно беседовали за крайним столиком под развесистым фикусом, показавшимся мне поначалу крошечною пальмою. Грузины так увлеченно что-то между собою обсуждали, что мы с Таней не решились их беспокоить, чтобы благодарить за их любезность.
   Трудно было примириться с нами официанту Алику. Прошло, наверно, полчаса. Наши соседи по столу беседовали на грузинском языке меж собою, не притрагиваясь к еде и напиткам, не обращая никакого внимания на "молодых людей", посаженных за их стол. Но вдруг один из них на краткое мгновение отвлекся от собеседника, обернулся и прозвучала из его уст вторая магическая фраза: "Алик, принеси молодым людям книжку меню". И далее продолжилась их все такая же негромкая, по-видимому деловая, на грузинском языке беседа.
   Опять поблизости с нами послышался металлический скрежет зубов Алика. Он принес нам с Таней в темно-вишневом из искусственной кожи переплетике книжку меню. Покорившись диалектическому закону необходимости, диктующему ему правила поведения, быковатый официант, с каменным выражением на лице, немо выслушал и без возражений принял у нас заказ. Трудно было примирить с нами Алика, несчастного труженика арены ресторана в гостинице "Кавказ". Однако, еда, которую он вскоре нам принес, оказалась вкусной, и красное столовое кавказское вино к мясу нам тоже понравилось, и мы с Таней вскоре забыли про недружелюбного официанта Алика.
   Танцевальная площадка в зале ресторана была просторной, оркестр музыкантов трудился не отлынивая, мы с Таней успели потанцевать, прежде чем ресторан закрыли на ночь.
   - Как хорошо! - сказала, шествуя по коридору гостиницы, Таня.
   - А понравились ли тебе быки? - спросил я, очень и очень самодовольный, у моей Тани. Будто бы быки из ресторана за нашим столиком были моею собственностью.
   Все-таки, начало у фиесты получилось вполне удачно.
   Не омрачило нам предстоящую ночь и то обстоятельство, что нас с Таней поселили на разных этажах и, еще печальнее того, обоих в двухместных номерах, хотя мы надеялись и просили администратора гостиницы, намекая на вознаграждение, выделить, хотя бы кому-нибудь из нас, хотя бы один одноместный номер. В моем двухместном номере уже лежал в постели на кровати у окна и сотрясал стены мощным храпом толстый мужчина. В номере у Тани, на наше счастье, никого не было; и в ее номере вторая кровать пустовала далее еще две ночи. В ее номере мы с ней и провели два дня и две ночи нашей фиесты.
   - А правда, быки wonderful1? Кто вообще так хорошо воспитан, кроме испанских быков?
   Утром следующего дня Таня проснулась первой и разбудила меня:
   - Просыпайся, мы приехали ловить форель.
   Радостно обняв покатые плечи женщины, я согласился с нею:
   - Действительно...
   Но вышли мы на прогулку по городу все-таки ближе к обеду.
   В вестибюле гостиницы в киоске я купил справочник-путеводитель по Кисловодску. И пешком мы с Татьяной отправились гулять. Нам предстояло отыскать ручьи, в которых водится в здешних местах форель. Чтобы не заблудиться, мы старались не удаляться от ядра исторической части города. Тем более, что здесь было на что посмотреть. День был привлекательный солнечный. Кисловодск выглядел симпатично - уютный город. Похож ли был Кисловодск на испанский город? Я выделил большое сходство в исторических его постройках с архитектурой центра Ленинграда. Татьяна, оглянувшись вокруг, со мною согласилась:
   - В самом деле, существует большое сходство.
   Сначала мы с ней позавтракали в кафе вблизи от крытой навесом платформы железнодорожного вокзала.
   Затем рядом в тире Таня стреляла по бумажной мишени.
   - Получилось. Как хорошо! - резвилась Танюша, произведя первый выстрел.
   - Выстрел неудачен.
   Рассерженно фыркнув, Татьяна передала мне винтовку. И хотя на приз, после ее промаха в "молоко", уже нельзя было нам рассчитывать, я с удовольствием и даже с некоторым азартом произвел два оставшихся выстрела.
   После тира мы с Таней направились в Курортный парк.
   Нигде нельзя отдохнуть так, как в осеннем парке при хорошей погоде. Погода была ровная, тихая, солнце вставало все выше и выше. Деревья в парке, коротко поскрипывая, голо поднимались к небу. Вокруг нас все было устлано желтыми и красными листьями, влажно сверкавшими под тонкими лучами побледневшего к осени солнца.
   В парке под деревьями бегали белки.
   - Взгляни! - крепко ухватила мой локоть Татьяна.
   Дымчатая белка, на удобных калачиках лапках сидела перед нами на земле, покусывала косточку персика.
   - Ей надо помочь, - сказала Таня и подобрала лежавший на дорожке увесистый камушек.
   - Не нужна ей наша помощь, - возразил я и достал из кармана случайно оказавшийся в кармане моего пуховика грецкий орех. - Предложим ей наше собственное угощение.
   Камушком, который подобрала Таня, я расколотил скорлупу грецкого ореха и направился к зверушке, которая все еще забавно пробовала на зуб плодовую косточку. При моем приближении белка выпустила из лапок свою добычу и мигом взлетела по стволу чуть ли не на самую верхушку старой липы. В нашем справочнике-путеводителе было написано, что многие из рыжих обитательниц Курортного парка принимали угощения из рук посетителей парка. Но это была сизо-дымчатая белка. Я стал под деревом с вытянутой рукой и стал дожидаться, надеясь, что зверек почует запах ореха и спустится вниз.
   В конце-концов, я положил орех на опавшие листья под деревом и вернулся к дорожке.
   - Почему ты так долго? - спросила у меня, потерявшая терпение Таня.
   - Мы с ней беседовали.
   Татьяна, соблазнившись красотою осени, надумала собрать букет из опавших с различных деревьев желтых и багряных листьев.
   Я нарочно чуточку отстал от нее. Таня время от времени наклонялась, подбирала понравившиеся ей листья.
   На одной из лавочек, расставленных вдоль дорожки, мы решили передохнуть.
   В нашем справочнике-путеводителе по городу Кисловодску и его окрестностям среди множества фотоснимков и картинок была фотография горы Эльбрус, ниже которой были напечатаны строчки из стихотворения "Капитаны" Николая Гумилева.

                И карлики с птицами спорят за гнезда,
                И нежен у девушек профиль лица…

   Оказалось, что гора Эльбрус когда-то раньше носила имя Шат. А еще много раньше гора Шат, в ту древнюю пору еще безымянная, являлась действующим вулканом.
   - У нас в конторе Евгений Шатковский работает монтажником телефонных кабельных линий, - сообщил я Татьяне интересный факт, разглядывая в путеводителе фотографию Эльбруса. - Женя замечательный специалист. Возможно, что его фамилия происходит от старинного названия главной вершины Кавказа из горы Шат.
   Татьяна повернула голову, и по ее затуманенным глазам я мгновенно понял, что истоки происхождения фамилии высококвалифицированного связиста-монтажника ее в настоящий момент не интересовали. Вокруг в осеннем парке поблизости от нас никого не было. Таня уронила рядом с собою на скамейку букет собранных ею в парке опавших с различных деревьев листочков и обняла меня. Мы с нею долго взасос целовались. И никто в это время в парке возле нас не появился и никто нам не мешал.

 - Матушка, с горы мёды текут,
 Сударыня моя, мёды сладкие…

   Нацеловавшись, отдохнув на скамейке, мы с Таней продолжили прогулку. Таня оставила кому-то на память на той садовой скамейке букет из опавших листьев, собранных ею на дорожках парка.
   В какой-то момент деревья в парке перед нами расступились. Далеко у горизонта стояли в светлой дымке горы.
   - Каменная стена, - восхитилась Татьяна приоткрывшимся нам видом.
   Показанный нам фрагмент перспективы на горную страну был удивительно притягательным для глаз.
   - Что же все-таки тебе сказала белка? - поинтересовалась у меня любовница.
   - Как мне благодарить тебя! - пробормотал я, не отрывая глаз от вида панораммы в дали гор Кавказа.
   В городе Кисловодске много достопримечательностей.
   Нагулявшись в Курортном парке, мы с Татьяной пришли на Курортный бульвар к одной из самых знаменитых построек Кавказских минеральных вод - Нарзанной галерее.
   На входе в нарзанную галерею в киоске я купил газету и два фарфоровых стаканчика с длинным носиком, видом похожим на хобот слоника. Лечение минеральной водой это целый обряд. Мы с Таней подошли к поставленным в длинный ряд бюветам и попробовали и холодный, и тёплый нарзан.
   Пока я задержался, заинтересовавшись формой у определяющей перспективу водяной галереи мраморной скульптуры наклонившейся к бассейну купальщицы, Татьяна ушла далеко вперед, дегустируя содержание множества водяных источников. Когда я нагнал ее, Таня наполняла стаканчик минеральной водой из скважины №…
   - Я укрепляю в себе представление о природе растворов, - сообщила она мне.
   - Какие у тебя представления успели сложиться?
   Татьяна заколебалась:
   - Представления у меня уже есть, но они слишком интимны.
   - Искательница души гор, разве ты не знаешь главное правило? - спросил я у нее грозным голосом. - Ключик и замочек… Этим можно заниматься только в пасмурный день.
   - Почему?!.
   День был осенний мягкий солнечный. После посещения нарзанной галереи мы с Таней гуляли по бульвару с круглыми из оранжевого стекла фонарями на невысоких столбах вдоль его длиннющей перспективы, построенной на манер московского Арбата - несколькими годами ранее, точно также, "офонаревшего".
   Мы пошли вниз (теперь не помню, или это называлось "вверх"?) по Курортному бульвару. Шли мы, не торопясь, и с любопытством разглядывали по бокам улицы красивые привлекательные витрины. На первых этажах всех зданий, построенных вдоль тротуаров этой улицы, располагались мелкие магазинчики. В одном из них Таня приобрела упаковку краснодарского чая. Я надумал зайти в табачную лавку, купить трубку и табаку.
   Оказалось, на входе в табачную лавку нас поджидала коварная неожиданность. Я открыл дверь и посторонился, пропуская вперед себя Танюшу. Вот тут-то ей навстречу из открытой мною двери выскочила женщина в черном пальто и с цветочным букетом в руке. Будто бы испугавшись внезапной встречи, она взмахнула букетом перед лицом Татьяны. Цветы в руке женщины были пурпурные розы, которые острыми шипами зацепили одежду Тани и оцарапали ей до крови на левой руке ладонь. Женщина принялась, продолжая загораживать нам проход, неискренне, как мне показалось, извиняться, временами каламбуря на тему: "Нет лиры зада. Разве что зад лиры".
   Ей было, казалось мне, не больше 28 лет; она была помоложе Татьяны, на лице ее от триумфа еще не увявшей молодости постоянно отражалась насмешка. Она была в черном драповом пальто, на ней были черные замшевые туфли, а волосы ее блестели вороновым крылом. В одной руке у нее были розы, а другая ее рука, я успел разглядеть, держала кгигу грамматику английского языка.
   Расставшись в конце-концов с роковой южной красоты женщиной (на мой взгляд, то был выразительный краснодарский типаж) мы подошли к прилавку. Я спросил у продавца табак и трубку. Мужчина, стоявший за прилавком, продавец в лавке, внимательно наблюдавший произошедшую в дверях его магазинчика сцену, посоветовал Тане:
   - Приложите, дамочка, к ране растертые листья ольхи, и все пройдет.
   Я в тот момент любовался поданной им новенькой трубкой и припомнил литературную строчку: "Погорелым, калекам, слепому… раздался крик его товарищей".
   На улице Татьяна принялась озираться вокруг:
   - Где здесь растет ольха?
   Я, очень сильно поморщившись, взял Таню под руку:
   - Не занимайся глупостями. Пошли, я где-то поблизости видел аптеку.
   Улица, фонари, здания старой архитектуры… нашли мы с Таней аптеку.
   Дожидаясь Таню возле аптеки, я открыл упаковку и набил табаком свою новую трубку. Попыхивая дымком, я оглядывался по сторонам - не видать ли где-то дамы в черном драповом пальто. Перед аптекой на другой стороне Курортного бульвара мужчина перевязывал шнуровку на туфле. Дамы в черном не было видно.
   Солнце уже опускалось за крыши домов, когда усталые мы вернулись в гостиницу.
   - Что будем делать вечером? - спросил я у своей спутницы.
   - Мы приехали ловить форель!
   - Действительно...
   Мы приняли душ, переоделись и отправились ужинать в кафе, расположенное поблизости от железнодорожного вокзала, в подвальчике. Там мы пили из стеклянных граненых кружек пиво и ели розовую вареную форель.
   - Розоватую.
   - Вот это верно!
   "Колено в воде, форели в ручьях", - писал заядлый рыбак и страстный охотник, автор знаменитого романа "Фиеста", американо-кубинский писатель Эрнест Хеменгуэй.
   Таня показала крохотную бурую точку на ее ладони, след укола, нанесенного ей в дверях табачного магазина букетом роз.
   - Представь, что могло бы произойти, если бы я не успела прикрыть лицо ладонью.
   У нее на запястье были видны следы от уколов еще от нескольких цветочных шипов.
   - Ты везучая, - согласно кивнул я головой.
   Вечером в кафе мы пили в больших кружках светлое пиво и ели настоящую форель.
   - Хрустальный вечер устроим?
   - Устроим. С чего он начинается?
   - Со звона бокалов.
   - Хрустального звона хрустальных бокалов.
   - Верно. Всплеснем, - мы с Таней сдвинули наши из обычного стекла граненные пивные кружки.
   - Звоном? Уже звенит.
   - Чтобы было весело.
   - Чтобы было много рыбы.
   Кисловодск - красивый город. Но особенно красив этот город вечером в сумерках при свете фонарей.

                Снова я мечтаю о яблонях белых;
                в зарослях, в яме, в пустыне, в ночи,
                с грустью вижу леденеющие через
                город сквозь прямые углы.

   Нам не мешало и то, что в Кисловодске тогда в том зеркально "симметричном" 1991 году был заметен след продолжительного невнимания жителей к городу, были видны во многих местах пятна - такие же, как и на шкурке у форели, от начинавшей на зданиях кусочками осыпаться штукатурки, а в пивном подвальчике на стене в коридоре фойе в некоторых местах пятнами вздулась и шелушилась масляная краска.
   В эту ночь в гостиничной постели мы с Таней не спали до утренних сумерек.
   А утром, едва стало светать, мы увидели, что за окном на улице в эту ночь пришла зима: совсем неслышно для нас, закрытых в теплой комнате. Подоконник у оконных рам возле двери на балкон был очень низким и нам, лежа, с кровати была видна дорога перед гостиницей, видна остановка автобуса, на остановке стояли и дожидались городского транспорта люди, И торжественно, словно исполнялся какой-то белый умышленно-тайный танец, в утренних сумерках за гостиничным окном густо медленно опускались очень крупные снежинки.
   Татьяна, согнув в колене ногу, положила мне на живот тяжелое бедро и провела указательным пальцем мне по ребрам. На стене над кроватью горела лампочка бра и, глядя на людей на остановке, я лениво размышлял, хорошо ли они видят с остановки нашу кровать и нас вдвоем на постели. В номере всю ночь было жарко, и мы даже не укрывались одеялом. Надо было прежде потушить бра. Но если мне приподняться, тогда точно с остановки меня увидят.
   Я в то утро так и не успел принять решение: погасить мне или нет лампочку бра: поскольку в дверь нашего номера требовательно с настойчивостью постучали. Голос за дверью дежурной по коридору заставил меня вскочить с кровати, не обращая внимания на зрителей на автобусной остановке. Схватив в охапку свою одежду, я скрылся в ванной комнате. Притаившись там, я слышал, как Таня открыла дверь, о чем-то она беседовала с дежурной по коридору. Мимо за дверью ванной кто-то прошел, цокая по полу, на каблуках.
   Наша с Таней фиеста в Кисловодске непредсказуемо очень неожиданно закончилась: в ее номер на пустовавшее две ночи место поселили соседку, молодую девушку. Посовещавшись с Таней в ванной, куда она ко мне пришла после ухода из номера дежурной по этажу, мы решили вернуться в Минеральные воды. Там в гостинице с таким же точно названием "Кавказ" нас ждали два тихих спокойных одноместных номера, нами оплаченных еще сроком на трое суток.
   Мы быстренько собрали наши вещи и покинули такую радушную шикарную кисловодскую гостиницу.
   Снег на улице сыпался даже не хлопьями, а уже мокрыми мякишами размером с двух-копеечную монетку - так на нас он "свадебными монетами" и валил с неба. На автобусной остановке стояла та самая из табачной лавки женщина в черном демисезонном пальто. Ее темные, гладкие волосы, рассыпавшиеся по ее плечам и на плоскую спину, были вместо платка покрыты множеством крупных снежинок.
   За ее спиною под одной из елей, росших в ряд за автобусной остановкой, мелкими прыжочками по глубокому снегу передвигалась рыжая белка.
   Хрустнула под моими ногами сбитая ветром с дерева ветка - прикрытый снегом сухой сучок. Белка, испугавшись звука щелчка, похожего на выстрел, метнулась по белым сугробам рыженькой стрелкою, мигом вскарабкалась на ель. Ветвь у ели от ее движений вздрогнула и уронила на голову женщине в черном пальто целую гроздь, размером с охапку, маленький сугроб хрустально чистого снега. Женщина от неожиданности произошедшего на нее снежного обвала вскрикнула и даже испуганно присела, на полусогнутых в коленках ногах.
   - Вот так ей и надо! - сказала Таня.
   Женщина в черном пальто, отряхнув с прически и плеч снег, взглянула на ель и перевела на меня глаза. Она, вероятно, услышала татьянины слова и, по-видимому, она нас тоже вспомнила. Она, вдруг расхохоталась, зачем-то кокетливо сказала мне, что любит горы, снег и мороз. У нее был, очевидно, высокий и точно прозрачный, но потонувший в густой снегопад, голос контральто.
   С автобусной остановки мы с Таней уехали первыми, на железнодорожный вокзал, а женщина ждала транспортный маршрут с другим номером.
   Теперь надлежит выпить… Далее фрагмент в изложении "собутыльника" (конечно, не моего) француза писателя-биографа знаменитостей Анри Перрюшо:
   "Мане начал "Бар в Фоли-Бержер" - произведение поразительной живописной тонкости и необычайной смелости: белокурая Сюзон за стойкой; позади - большое зеркало, где отражаются зал и заполнившая его публика. У нее на шее та же самая черная бархотка, что была у Олимпии, она так же околдовывающе неподвижна, ее взор холоден, он волнует своим безразличием к окружающему.
   Это сложнейшее произведение продвигается с трудом. Мане бьется над ним, многократно переделывает. Экономя силы, чередует работу над картиной с пастелями: в большинстве пастелей изображена Мери Лоран; она почти каждый день бывает в его мастерской. Изображая "Весну", Мане имел в виду сюиту из четырех полотен, где женские фигуры олицетворяли бы времена года. В этой сюите Мери Лоран уготована роль осени. В связи с чем она заказывает у Ворта шубку. "Что за шубка, дружище! - говорит Прусту Мане. - Рыжевато-коричневая, с подкладкой цвета старого золота. Я просто остолбенел. "Когда вы перестанете носить эту шубку, то непременно отдадите ее мне", - сказал я Мери. Она мне обещала; каким прекрасным фоном послужит эта вещица для картин, о которых мне сейчас мечтается". Одетая так, молодая женщина начинает позировать, и вот возникает "Осень", полотно средних размеров; горячая дружба Мери помогла художнику написать картину довольно быстро. Картина "Осень" сегодня находится в музее Нанси (по завещанию Мери Лоран)".
   Город Ставрополь - ставрида - натурщица Сьюзен. Особую роль в картине Эдуарда Мане "Бар в Фоли-Бержер" играет зеркальный фон. Город Кисловодск - в зеркалах у бара картина "Осень" и "Горячий снег". Форель к столу!.. Что только не привидится пьяному?


                II

    - Давай все-таки выпьем немного вина, - нетерпеливо предложила она.
   Они, наконец, вернулась обратно в Норвегию. Ночевали они в своих прежних одноместных номерах гостиницы "Кавказ" в городе Минеральные Воды.

   Пневматические приводы автоматических дверей в вагоне у электрички произвели тяжелый шепелявый вздох, раздвижные створки их сомкнулись с чмокающим глухим шумом; и мы с Таней покатили восвояси из Кисловодска от подножья знаменитых и, наверно, красивейших гор, которые мы увидели лишь издали, обратно на равнину в низкие одноэтажные Минеральные Воды. За большими окнами вагона электропоезда в обратном порядке поплыли пейзажи рельефных северо-кавказских предгорий.
   Мы уселись на лавочку в середке вагона электропоезда: Татьяна - у окна, я - рядом с ней на место ближе к проходу.
   Время было еще утреннее, но ближе к обеду. За время, проведенное в Кисловодске, мы с Таней хорошо зажарили фазана, удачно полили его огуречным рассолом. Бутылка кахетинского за время в дороге обратно в Минеральные Воды помогла бы нам забыть о скромном числе блюд, которых было, кажется, всего одно (вместо жирной кавказской дичи в нашей сумке лежали два тоненьких бутерброда с колбасой), но у нас с Таней вина не было припасено. И даже закурить трубку в вагоне электропоезда мне было нельзя.
   Мы с Таней молчали. Об чем было нам говорить? Она уж рассказала мне об себе все, что было занимательного в ее жизни, а мне было нечего добавить к моим рассказам. Мы долго молча смотрели в окно.
   - А помнишь, каким громким был стук в нашу дверь? - спросила Татьяна, склонив голову мне на плечо.
   В дверь нашего гостиничного номера рано утром требовательно постучали.
   - А помнишь, - допытывалась Таня, - когда дежурная по этажу ушла из номера, и ты вышел из ванной и стал одеваться?
   - Еще бы! - воскликнул я. - Ты, наоборот, тут же зашла в ванную комнату и ничего не увидела. Ранее утро. Девушка, которую к нам в номер заселили, стояла на противоположном конце комнаты у окна и еще держала в руках большую дорожную сумку. Мы с ней посмотрели друг на друга, ее глаза были широко раскрыты от удивления, как сейчас я помню ее распахнутые глаза.
   - Она попросту обалдела, неожиданно увидев тебя, - уточнила Татьяна. - И почему я тогда задержалась в ванной? Что случилось дальше?
   - Затем я повернулся, положил на нашу кровать, на которой мы с тобою провели ночь, пальто и шапку, стал одевать пиджак.
   - Потом?
   - Через пол минуты или даже, может быть, через две или три минуты, когда я уже надел пиджак и потянулся за своим пальто, лежавшим на кровати, я снова, и поначалу лишь уголком правого глаза, увидел подселившуюся к нам в комнату девушку. Она, оказывается, пока я надевал пиджак, успела быстро снять с себя юбку и даже чулки, была худощавой и стройненькой, бледна телом, в беленьких плавках, она стояла на полу босиком и уже стягивала, подняв руки, через голову кофточку.
   - А ты?
   - Лифчик у нее был почему-то сиреневого цвета.
   - Важная деталь.
   - Потом нервы у меня сразу сдали. Я схватил пальто и шапку в охапку и побежал к двери в коридор третьего или четвертого этажа гостиницы "Кавказ".
   - Мне кажется, номер у нас был на втором этаже, - напомнила Татьяна. -  Хорош был твой улов! Какая жалость, что я задержалась в ванной и не видела вашу интимную сцену.
   - При чем здесь я? Но ведь очень странно, когда я только появился в комнате, девушка была еще одетой, она тогда обернулась и некоторое время, достаточно продолжительно, смущая своим взглядом, меня разглядывала.
   На пустую лавочку в вагоне электрички перед нами, на место с краю от прохода, примостилась златокудрая в широкополой фетровой шляпе девочка в возрасте семи или восьми лет. Впрочем, с определением возраста у детей я часто ошибался. Это была уже не первая ее попытка устроиться напротив нас с Таней. В первый раз девочку очень быстро отозвала обратно бабушка, с которой она ехала. Бабушка и на этот раз вскоре позвала девчонку, но златокудрая, ухватившись руками за поля шляпы, только упрямо отрицательно мотнула головою и быстро вскользь, не вставая, передвинулась по лакированной деревянной поверхности лавки на другой ее край к стенке вагона и стала глядеть в окошко. Но уголком правого глаза она постоянно пристально следила за нами.
   Когда девчушка уселась на лавку перед нами, мы с Таней вынужденно сменили тему разговора.
   - Не беспокойся, - сказал я сидящей рядом со мною женщине, чувствуя, что она, смущаясь пытливого детского взгляда, попыталась от меня отодвинуться. - Нас с тобою разглядывают всего лишь, как лебедей, плавающих парой на пруду в городском парке.
   Я вынул из кармана книжку-буклет и показал Татьяне:
   - Справочник-путеводитель города Кисловодска.
   - Зачем он теперь тебе?
   - Представь себе, коллекционирую путеводители.
   - Кроссворды люблю разгадывать, - сказала Таня.
   - Нет ничего проще! - фыркнул я и быстро испытующе взглянул на девчонку, сидевшую у окна перед нами. - Предлагаю тебе разгадать старинный начала девятнадцатого века кроссворд.
   Я сделал вид, что читаю текст из купленного в Кисловодске туристического справочника: "Она подставляла придирчивому свету весеннего дня оголенное белое лицо в виде пучка полевых цветов под шляпкой. Муж ее был с почти сорокалетним стажем. Система его безумия стала предметом подробной статьи. Она и муж сами ее разгадали: теперь, темно жестикулируя, и окружающие их соглядатаи, другие свидетели тоже, каждый кусочек своей жизни, каждую ее минуту обязаны перехватить в узоры следующую фразу: "filial m;re d;f;re corps gr;ce m;me plus".
   - Какой у нас с тобою стаж? - спросила Татьяна.
   Я взглянул на девчонку в шляпе. Она держала поднятой руку и, повернув вполоборота голову, обоими глазками глядя искоса на нас, другой рукой загибала пальцы: один, два…
   - Два года.
   - А можно ли перевести узоры этого предложения? - поинтересовалась Таня.
   - Да, оказывается можно. Но вариант перевода с голландского языка неполный, - сообщил я Татьяне. - Филиал m;re d;f;re корпус gr;ce m;me плюс.
   - Какой еще есть вариант?
   - С французского перевод, - сказал я. - Сыновний мать уступает тело прелесть даже нравится. Слово на французском M;re - означает мать.
   Электропоездом катились мы с Таней по тем местам, где некогда русским писателем Лермонтовым была написана "Княжна Мери" - четвертая часть романа "Герой нашего времени".
   - Больше всего смысла у перевода в совместном голландско-французском варианте, при сложении узоров, - сообщил я любительнице кроссвордов. - Филиал мать уступает - корпус прелесть, даже плюс! Филиал это, надо полагать, незамужнюю дочь свою мать знакомит с молодыми людьми мужского пола. Ты не желала бы с Печориным познакомиться?
   - У тебя всё шутки! - сказала Татьяна, нарочито показывая девчушке перед нами, что будто бы она сердится на меня. - Во-первых, он меня ещё так мало знает…
   - Согласен, шутка циничная. Женщины любят только тех, которых не знают.
   - Какой вздор! - сказал она.
   Девчонка, сидевшая на лавке перед нами, уже не притворялась, что она глядит в окно на пейзажи. Она, не отводя глаз, внимательно нас с Таней рассматривала.
   В Минеральных Водах, в отличие от Кисловодска, снега еще не было. Но не было уже и приятной осенней погоды: в Минеральных Водах: небо встречало нас пасмурное с низкими монотонными и тяжелыми облаками; и было достаточно прохладно, чтобы осознать, что и здесь осень близка к завершению.
   Мы отнесли в наши гостиничные номера сумку с вещами и спустились на первый этаж в ресторан.
   В дверях ресторации, перед тем как войти внутрь зала, Танюша задержала меня и шепнула на ухо: "Я решила, что сегодня могу подарить тебе кусочек счастья". Я ей отвечал: "К обеду в столовой лучше было бы мне предложить сладкий пирог".
   В ресторане при гостинице "Кавказ" в самый первый день нашего приезда в крепком теле болтливая молодая пьяная официантка будто бы случайно из солонки рассыпала соль на нашем столе. На этот день нашего возвращения в Минеральные Воды из Кисловодска в пустом ресторане, точно также, как и в наш первый день, была одна единственная, уже другая, но не пьяная, а совершенно трезвая и значительно старше возрастом официантка. Ужинали мы с Таней без происшествий.
   В Минеральных Водах богатырский напиток "Нарзан" продавался уже разлитым и закупоренным в стеклянные бутылки. В городе Пятигорске мы с Таней так и не побывали. В "Красную Ночь" Пятеро их стояли на ведущих к реке ступенях. Я держал в руке обычный стакан с минеральной водою - пять пальцев держали стакан.
   Спустя некоторое время, вместо того чтобы взбираться по тропинкам в Кавказские горы, мы с Таней стали подниматься по лестнице на свой четвертый этаж в гостинице "Кавказ". Таня несла из ресторана тяжелую бутылку газированного шипучего вина и отвергла мои попытки взять у нее ношу.
   В своем номере Таня поставила бутылку с шампанским вином на стол, обняла меня и, крепко поцеловав, сказала:
   - Мой тебе подарок. Никогда еще не занималась на столе любовью.
   Я взял в руки со стола "Советское шампанское", принесенное нами из ресторана; на этикетке значилось: "полусладкое".
   - Таня, хорошо бы чаю горячего у дежурной по этажу попросить, а? - обратился я к своей любовнице. А сам я включил телевизор и устроился напротив его экрана в кресле.
   - Я быстренько стану под душ, - отвечала любовница, игнорируя мою просьбу о чае.
   Диалог у меня в тот вечер с любовницей так и не получился. Когда через десять минут Татьяна вернулась из душа, по телевизору начинали показывать психологический сеанс лечения доктора Кашпировского. Но кто мог мне заранее подсказать, что Татьяна уже несколько месяцев увлекалась лечебными сеансами по телевизору доктора Кашпировского? Заканчивалась осень 1991 года, и мир советского телевидения был тогда наполнен различными экстрасенсами-шарлатанами. Среди них был один настоящий врач психотерапевт - это был, как раз, доктор Кашпировский.
   Татьяна, укутанная банным полотенцем уселась на кровать и впилась глазами в лицо экстрасенса. Мои попытки напомнить о моем присутствии рядом с ней, Татьяна пресекала предостерегающими взмахами руки.
   Нет ничего противнее, как наблюдать за женщиною, подпадающей в твоем присутствии под чужие чары. Я не смог снести такого откровенного зрелища. А потому, захватив с собою стоявшую на столе, так нами и нераспечатанную, бутылку шампанского, я ушел к себе в номер после того, как моя Таня, закрытая только слегка непрочно обернутым вокруг ее полной талии банным полотенцем, сидя на разобранной постели, очень легко позабыв про все наше с нею и прошлое, и настоящее, и намечавшееся будущее, предавалась общению посредством обычного цветного телевизора с лукавым психологом, более удачливым моим соперником. Словно джин из распечатаннго горлышка кувшина появился на экране Кашпировский.
   Я забрал нераспечатанную бутылку с шампанским и, не замечаемый Таней, покинул ее гостиничную комнату.
   Кто он такой, Кашпировский? Психотерапевт остался, конечно, в ее комнате, но без шампанского.
   Я запер двери моего номера на ключ. На улице перед окном тополь был голым без листьев, а в воздухе кружили редкие снежинки. Открыл шампанское.
   Прошло около получаса. В дверь постучали, я услышал голос Тани. Но не открыл замок двери.
   Зазвонил телефон. Я поднял трубку и молча слушал ее голос:
   - Алло, алло! Повремени, не ложи трубку…
   Положил.


                III

   "Выпьем немного вина", - потребовала она. Они вылетели в Австралию. В тот же вечер их самолет совершал посадку на аэродром.
   Он занимал кресло рядом с иллюминатором. Она сидела сбоку рядом. По другую у нее сторону сидела беременная женщина, очень похожая на кенгуру. Она помогла этой женщине перед посадкою самолета пристегнуться ремнем.
   - Смотри, над зданием аэровокзала надпись кириллицей.
   - И что? - пожала она плечами. - Название моего города.
   - Странно. В Австралии для кого или для чего-то пишут на зданиях кириллицей?

   Ночью с воскресенья на понедельник в первой декаде ноября 1991 года на Минеральные воды несколько часов опускался густой стеной снег. Утром я отодвинул штору и глянул в окно, земля внизу перед гостиницей была толсто покрыта снегом, словно стерильно белой ватой. Белым-бело было на всей улице. Тополь перед окном моего номера теперь уже не выглядел странным, беззастенчиво голым, поскольку ветки его были пышно укутаны налипшим на них снегом. Казалось, что это даже не снег неожиданно так выпал, и даже не вата в огромном количестве свалилась с неба, а будто бы это пух ощипанной белой птицы щедро покрыл за ночь всю землю в Минеральных Водах. Тихо стояло перед моим окном неподвижное, удивительно красивое, завораживающего вида, для охотника на белых птиц, зрелище.
   Полюбовавшись, я спустился вниз на первый этаж гостиницы и через стекло двери увидел в пустом зале ресторана Таню. Она грустная в одиночестве завтракала.
   Я задержался у двери, подумал секунду-другую и вернулся в свой номер, надел пуховик и вышел на крыльцо. Я покинул гостиницу без шапки, потому что на улице было тепло и безветренно - странно тихо. Не зная куда идти, я пошел наугад, куда повел меня потонувший под пушистым пока еще не затоптанным снегом тротуар.
   Большой, по размеру занимаемой им территории, город Минеральные Воды, в котором я никогда прежде не был, показался мне за время короткой прогулки сплошь одноэтажным и скучным. Город давно был без всякой зелени, оживляющей любой унылости виды, и нигде не было видно на деревьях даже желтых листьев. Только чудный выпавший минувшей ночью чистый снег, белой пеной покрывший все вокруг, приносил легкую свежесть в мои впечатления.
   Увидев крохотную кафешку, я зашел в нее. По случаю минувшего воскресенья или наступившего понедельника или накануне вторника в заведениях общепита был рыбный день, посетителей здесь в кафе кормили только блюдами из одного, единственного типа рыбы - размороженного минтая, который был не первой, судя по запаху, свежести и, к тому же еще, кухарки жарили его, несомненно, на старом с прогорклым запахом растительном масле. Однако, я взял себе двойную порцию и сел за свободный столик.
   По соседству со мной оказалась худая кошка, сидевшая рядом под столом.
   Я не поскупился и угостил ее несколькими кусочками рыбы.
   Кошка жадно, с шумом глотая, ела, не замечая мои ноги, которыми я иногда специально двигал в ее сторону, не обращая никакого своего неудовольствия и на жирный запах от минтая, обжаренного на кухне кафешки в старом хлопковом масле.
   Я поглядывал на довольную и пирующую на рыбной диете кошку и мысленно ей рассказывал, что, давно-давно, очень-очень скучая о яблонях белых, я мечтал в зарослях, в яме, в пустыне, в ночи, но постоянно вокруг себя видел, с великой грустью, леденеющие колючками через город - сквозь него прямые - углы.
   Я жевал и время от времени выплевывал в тарелку косточки рыбы. Для кошки необходимость проглатывать мясцо рыбы вместе с костями доставляло ей немалый дискомфорт.
   - Знаешь, что такое и для чего грузовой размер судна? - спросил я у кошки.
   Кошка этого не знала, и ей было до лампочки.
   У нее были свои собственные мысли на уме.
   Жгуч лепесток. Крутилась выше и ушла. Но ночь темна, темна, темна - главенствуй весело с чижом.
   - Чужой?
   Ну, вот еще! Добряк и кот. И даром, что не бегемот, а то добрался б до мозгов и суп с котом готов был на весь дом! Птичьи лапки, сучки, ветки - захотел кот до наседки…
   - Пардон, до соседки?
   Ах, бывают так невзгожи, даже если и похожи - но куда им до котов. Обберет весь дом до нитки, будут сладки и улитки!
   Позавтракав, я направился в обратный путь. У входа в гостиницу с гордым названием "Кавказ" дворники к тому времени уже разгребли снег. Я приостановился…
   Много лет спустя после этого путешествия молодая грузинка, с которой я однажды случайно познакомился в Интернет - сетях связи "скайп", рассмеялась, выслушав мою историю моего единственного пребывания у подножия Кавказских гор в городах Кисловодске и Минеральные воды, и она сказала мне: "Да ведь вы никогда не были на Кавказе! Кавказ это…". Я слушал ее и старался представить себе, какая все-таки крупная радужная форель водится в закавказских горных ручьях и речках. И чтобы хоть как-то скомпенсировать свою умственную и физическую нищету, я написал для себя маленький рассказ о том, как однажды в туманной дымке издалека померещились для меня каменной стеной Кавказские горы.
   Я стоял перед "Кавказом" и взглядом оценщика измерял голую высоту тополей, выстроившихся вряд возле гостиницы. Какие громадные тополя! Перед гостиницею только для меня стоял парад голых тополей. Как странен был этот нагой горный мир!
   Вот кстати будет эта давняя быль: как-то давно по "скайпу" я познакомился с грузинкою, с молодой толстушкою с усиками под носом. Тема у нас была "нейтральная" - литература и Грузия. Она все требовала, чтобы я у себя видео наладил. Я наладил, она сказала "Фу, какой!" и попрощалась, попросив больше ее не беспокоить. Вся литература ее на том моем видео-фото закончилась. Как когда-то подобное произошло также и у музы Гала с поэтом французом Элюаром, когда она, еще будучи Еленой Дьяконовой, услышала от него рассказ о "профиле судьбы".
   Так я и не сумел, по мнению молодой грузинки, преодолеть стенку между литературою и живописью. Но я ведь к тому же еще, занимаясь увлеченно большею частью своей жизни литературою, никогда и не порывался, как скажем Михаил Лермонтов, вступить в свет - в высшее культурное сословие, каковым почитались в обществе живописцы - художники, фотографы, кинорежиссеры, т.е. современные люди телевиденья.
   Но кто назвал литературу областью тени - может быть главным пророком света стал прославленный в веках кистью голландец Рембранд - общая тема знаменитых картин у которого руководствовалась девизом "от тени к свету" (в его внушенном женою Саскией понимании от литературы к живописи)?
   Соперник ли литература была живописи? А какой скрытый смысл заключен в ныне почитаемом современном слогане "женский век"? Разве это кому-то есть секрет, в чем была символическая суть борьбы, названной когда-то иконоборчеством?
   Открытые самим мною и поставленные перед самим собою вопросы были слишком глубоки, чтобы пытаться их решить на пороге у входа в гостиницу с гордым названием "Кавказ", построенной в равнинном, показавшемся мне очень скучным с живописной точки зрения, городе Минеральные Воды.
   Я вошел в минералводскую гостиницу "Кавказ" и направился на четвертый этаж в номер проведать мою спутницу. На лестницах и в коридорах было по-прежнему пусто - постояльцев за минувшую ночь и утром не прибавилось, летний курортный сезон 1991 года на северном Кавказе уже окончательно завершился.
   - Пейте пиво пенное…
   Весь оставшийся день, а за ним и всю ночь, и следующий второй день до полудня мы с Таней до изнеможения провели в постели: поначалу в ее номере, а затем перебрались в мой номер. На улице стремительно холодало, и мы ни разу за все время никуда не выходили. Поднимались с постели только чтобы сходить в ресторан на первом гостиничном этаже.
   Все реки, берущие исток в горах Грузии, и Кура, и Рiона, Алазань, вырвавшись из глубоких каменистых ущелий, - в том числе и реки из сока грузинского винного винограда - текут живописными плодородными долинами в одном лишь направлении - к Хвалынскому морю, ныне почему-то называемому Каспийским морем. Мы с Таней в перерывах главного нашего занятия в номерах "Кавказа" строили будущие планы, которые мы осуществим по возвращению из нашего к горам Кавказа путешествия.
   - Мой любимый ресторан вовсе не "Праздничный", а уютная "Волга", - напомнила мне любовница.
   - Учту, - соглашался я с ней.
   Ресторан "Волга" стоял на городской улице Красной - бывшей Дворянской.
   Уже издревле, растеряв в многочисленных войнах письменные источники, Грузия пламенно дружила не с литературою, а с живописью.
   Уже под вечер в понедельник, и на следующий второй день после нашего возвращения в Минеральные Воды, было необыкновенно для Северного Кавказа холодно, будто погода в этот день была в кастрюле со льдом варенной. А когда на следующие сутки, в среду вечером в десятом часу в темноте, мы вылетали нашим самолетом из Минеральных Вод, на улице в городе и в аэропорту еще вдобавок мерзко дул пронизывающий ветерок, и уже трещал первый в ту осень 1991 года,  нешуточный, больше двадцати градусов мороз. Словно кипятком нам с Таней обжигал мороз щеки, когда мы вышли из гостиницы к такси, которое нас должно было везти в аэропорт.
   Все у нас получалось точно так, как о том написал в своих писательских сочинениях Эрнест Хеменгуэй: "Потом погода испортилась. Так в один день кончилась осень". И моментально пришла - надо добавить к написанному американским писателем -  настоящая суровая российская зима.
   Возвращались мы с Таней с предгорий Кавказа, а лучше было бы сказать, что убегали от них, стремительно, как это мне тогда показалось. Такси. Затем буфет в аэропорту, где мы быстро и наскоро поужинали тем, что там на угощение нам судьба послала.
   - Буфе, Буффе! - бормотал я, прихлебывая из большой чашки сладкий кофе.
   Пояснил для Тани, что когда-то давно жил во Франции комик с такой похожей на слово "буфет" фамилией и странными, состоящими из сплошных нулей и всего-то лишь из двух единиц, датами (1800 год и 1888 год) рождения и окончания его жизни.
   Затем мы с Таней разместились на лавочке в просторном зале ожидания, дожидаясь, когда объявят регистрацию авиационных билетов.
   Татьяна листала женский иллюстрированный журнал, который я для нее купил в газетном киоске; потом она наклонилась ко мне и спросила:
   - Объясни, что такое "профиль судьбы"?
   - Это метафора. Она обозначает тот случай в геометрии, когда иногда 15 становится больше чем 22, невзирая на скептицизм у некоторых к такой арифметике.
   В зале ожидания аэропорта только что неподалеку от нас промелькнула тень "света" - та самая женщина в черном не по морозу на улице демисезонном пальто, с которой мы столкнулись еще в городе Кисловодске в дверях табачной лавки. Ее я заметил еще в буфете, теперь ее заметное пальтишко еще раз показалось у стоек, где регистрировали на авиарейсы билеты пассажиров. На какой самолет она собирается - хотел бы это я узнать? Но объявили для нас регистрацию билетов, и Таня вскочила с лавочки и потащила нас вперед, на свой рейс.
   Я подал служащему аэропорта наши с Таней паспорта и авиа билеты.
   Прощайте, город Кисловодск!! Прощайте и вы, город Минеральные Воды.
   При посадке в самолет, когда мы рассаживались в кресла, Таня попросила, чтобы я сел на место у окошка, поскольку во время полета стенка у борта самолета всегда холодная.
   - Сейчас я ее согрею.
   Таня заняла место посередке.
 - Холодная? - сказала она. И вдруг она засмеялась и смеялась до тех пор, пока не пришла беременная женщина, которая рядом с ней стала устраиваться в крайнем в нашем ряду возле прохода кресле. Таня принялась помогать ей - выпиравший огромным шаром живот у женщины все никак не умещался между подлокотниками. Женщинам - соседкам пришлось на время всего полета убрать тот подлокотник, что был между ними.
   Я пассивно, но с любопытством наблюдал за их хлопотами по обустройству.
   Серые глаза у беременной женщины смотрели на меня дружелюбно. Она была как будто вся соткана из света и доброжелательности - красивое спокойное лицо, белое пальто, светло-голубые джинсы, белые кроссовки. Руки не в карманах - она положила ладони поверх пальто на живот.
   И все было хорошо, пока не появился пассажир, место которого было по другую сторону от женщины - в кресле через проход. Это был видный в великолепной новой шинели военный - с малиновыми петлицами полковник медицинской службы - с двумя кейсами-дипломатами в его руках.
   Маленький с изящной окантовками алюминиевыми пластинами кейс полковник уложил на полку над своим креслом, а громоздкий пузатый дипломат он стал запихивать на полку с другой стороны - над головами сидевших рядом со мною женщин. Поначалу этот дипломат чуть было не слетел им на голову, но военный успел подхватить его, затем вернул обратно на тоже место, нажал с силою и втиснул поглубже.
   - Наоборот, положите над собою ваш громоздкий саквояж, а здесь с нашей стороны пускай будет маленький, - потребовала от полковника мадам, сидевшая в одном из кресел следующего за нашим ряда.
   - Не пойдет так, - нагловато ухмыльнулся полковник медицинской службы, даже не поворотив свою голову на ее призыв. Он устраивался поудобнее в мелковатом для него кресле и стал искать ремни, чтобы пристегнуться. - Этот "дипломатик" у меня маленький, но удаленький, в нем деньги лежат. А другой под завязку набит самыми современными медикаментами для оказания первой неотложной медицинской помощи. Ничего страшного, милая женщина, ни с кем не случится.
   Полковник Баранов! Впрочем… в стране у горбатых и сам горбат.
   Полковник медицинской службы был, напротив, стройный, широкоплечий, чернявый, усатый, с оловянными на выкате глазками. Женщина в белом пальто, однако, не глядела на красавца полковника; она не спускала своих глаз с кейса-дипломата, помещенного на полке у нее над головой.
   Я спросил у моей Тани:
   - Кто делает карьеру "котам"?
   - Кошки…
   Женщина в белом пальто, выглядывая из-за плеча Татьяны, посмотрела мне в глаза с искренним испугом и непонятной надеждой.
   Я тут же вспомнил в дорогом черном пальто и с букетом бордовых сорта grand2 роз в руке черноглазую незнакомку, мелькнувшую передо мною и Татьяною в дверях табачной лавки в Кисловодске.
   Но в следующий миг я мысленно себе вообразил, что чемодан-дипломат падает на голову ей - женщине в белом пальто, такой светлой и лучистой. Выдержит у нее голова?
   - Мы потеряли Осень! - пронзительно завопила мадам, сидевшая за нами в следующем ряду.
   Остальные пассажиры в салоне нашего самолета дружно, будто бы по неприметной команде находящегося где-то рядом невидимки-дирижера, засмеялись.
   - Почему вы так уверены, что эта дама Осень?
   - У меня есть гравюрный портрет. Смотрите, - оправдывалась, не попавшая в тренд, мадам.
   -  Кто с ней играет?
   - Кто хочет. Портье записывает за полчаса до начала встречи.
   Подошла стюардесса и сняла дипломат полковника с полки над головами сидевших рядом со мною женщин. Свою тяжелую вещь военный доктор Баранов разместил, как и положено по уставу авиационных перевозчиков, на полу между своих ног.
   Вот и хорошо. Девиз: "Не плюй против ветра".
   Самолет уже выталкивали тягачом на рулежку.
   Вот у нашего самолета стали запускать двигатели.
   На вязкой глинистой почве, кое-где смягченной песчаными наносами и дыханием моря, царит свекла. Сойдемся во мнении, что все в царстве свеклы покрыто мраком тайны.
   За стеклом оконца иллюминатора царила черная ночь, только робко внизу белеет снег; но там, в темноте, что-то есть.
   Сюрреализм в искусстве, прежде всего живописи и позже в литературе, своим истоком взял рисунки с пейзажами, сделанные в 19 веке авантюрного склада французами, путешествовавшими по северо-восточной Сибири. Но... как не пристает слово пейзаж к видам северо-восточной Сибири, также это слово, уже само собою, при любых попытках его наложения вполне сюрреалистично отскакивало от этих видов. Не налагается… На вязкой глинистой почве, кое-где смягченной песчаными наносами и дыханием океана, царит лишайник ягель. Сойдемся во мнении, что все в царстве оленьего ягеля покрыто мраком тайны.

   1 wonderful англ. Чудесный
   2 grand анл. Великолепный

    27 декабря 2017 г.
   Ред.: 27 января 2022 г.




                Белкин сад
                Рассказ


   В конце мая 1991 года (зеркальные цифры, хотя и несимметрично) он и она коротали теплый весенний вечер за столиком в ресторане "Праздничный", здание которого было поставлено градостроителями около моста на левом берегу реки. Архитектурный Скребок был сделан словно из слоновой кости и будто бы покрыт тонкой резьбой. Король Ричард Львиное Сердце (с мечом, вовсе не из картона, в его правой руке и с "глобусом", отнюдь не из папье-маше, в его левой) декорировал им "праздничное" сиденье. Сгнивший виноград к концу столетия - "комсомольский задор" - был "правовернее римского папы". Стол беглой фейи - ";;;;;;;;" (т.е. евклидовы начала), а пружины - идеальные волнообразные ряды бледных ржавых колец - они просвечивали на внутренних поверхностях стен ресторана сквозь обивку из слоновьей шкуры. Атлеты - олимпийцы использовали маленький скребок для того, чтобы снимать со своего тела пыль и пот. "The rest is silence", - как сказано у Шекспира. The rest (is si) lence. Заря есть в "зеркале" Ленке (т.е. ланч - второй завтрак). В связи с лейтмотивом сна возникала еще одна параллель: горбун и Гамлет.
   Во всех религиях возникают большие затруднения, когда приходится дать понятие о наслаждениях. Кажется, наслаждения по самой природе своей всегда мимолетны; воображение с трудом представляет их себе иными.
   - Могли бы вы спрятаться от одиночества, - заговорила она, прерывая длительное молчание, - но где еще, если не укрывшись в сказочных садах? Набор волшебных корпускул, которые вы вдохнете там, возле изумрудных кустов в густой тени под развесистыми деревьями, способен - подобно целебным мазям, втираемых упругими пальцами с помощью умащивающих серебряных бальзамов в ваше тело - придать вам бодрость и уверенность в будущем.
   Он, не дослушав ее, заговорил одновременно и параллельно с ней также на своем, тоже непонятном ей, языке: "Африканцы с Золотого Берега и Берега Слоновой Кости - профессора восточных языков, старатели золота, музыканты, все они жаждали работы - среди них египтологи, ботаники, хирурги. У меня не было времени построить собственную платформу, чтобы стоять на ней недвижим, как Атлас, водрузив ноги на спину слона, а слона - на спину черепахи. Но одна мысль и тогда точила бы меня постоянно: а на чем покоится черепаха? На Океане!.. Я слонялся, представляя себя писателем Коневецким, который будто бы мореплаватель Крузенштерн, между тележек уличных торговцев весь день, разглядывал их товар. Мысленно я всех отведал, и все перепробовал, пока слонялся там. Это место ведь буквально пропиталось продажной любовью. Я прислонился к уличной загородке и схватился за живот. Запор! В книжках в их печатных заслонках я мысленно прочувствовал ужасную, но приятную для поедавших горячий картофель неокантианцев боль. Такая соль! Какая ее роль?".
   - Короче, - прервал он жестом ладони женщину, продолжавшую тоже говорить, аналогичную чепуху, параллельно его словам, - переведи, о чем ты только что мне сказала?
   - Я предложила тебе после ресторана отправиться на дачу моих родителей. Там красотища, яблони цветут. Я потому и задержалась, что заезжала к своим родителям за ключами от дачного домика.
   - Хорошо, - согласился он. - Перевод я понял, можешь продолжить речь на тарабарском. Она непонятная, но звучит красиво.
   В конце мая в зале "Праздничного" ощущалась "пустотка". С началом 1991 года еще в январе в фойе ресторана стало серьезно и странно попахивать мочою из туалетов, и с каждым месяцем все ощутимее портилась у некогда прекрасного заведения канализация.
   - В моей речи главное не смысл, - сообщила ему она, - а через красиво звучащие слова передаваемое чувство. Неужели ты ничего не уловил? Мама моей бабушки по отцу была узбечкой!
   - Странно. Кроме тарабарского языка теперь уже ничто не выдает твои восточные корни.
   - А глаза?
   - Действительно. В твоих голубых глазах сияние ледников восточных горных вершин. Но где ледники сохранились, разве в Узбекистане? Или они под песком в пустыне Кара Кум!
   - Ты смотришь вовсе не в глаза. Это облака-цветы. В них особый смысл и нежность... и простор.
   - И помесь циклов времен.
   - Наоборот, я на простор разглядываю сквозь тебя и вижу время.
   - Часики на запястье твоей левой руки? На них смотри, Фатима! Тима, нежней румянец.
   - Убирайся, ты мне не нужен
   - Ей не нужен писатель. Кривятся губы?!
   - На такую глупость я даже отвечать не буду.
   - Хорошо, хорошо. Хочешь еще что-нибудь выпить?
   - Пойдем на улицу, там уже стемнело. Такси, наверно, приехало.
   Темными у нее весь вечер были губы, и теперь ее губы наполнялись приключенческим светом.
   Такси, которое они заказывали недавно в фойе по телефону, действительно, уже стояло у крыльца ресторана. Лязгнули невидимые рычаги в незримых механизмах под капотом машины, и разнесся окрест пронзительный скрип песка под резиною у четырех колес, а внутри уютного салона резко возрос шум набирающего обороты мотора, и снаружи - у пустого и все еще "златого" крыльца ресторана - задержались, ненадолго, стихающие звуки удаляющегося автомобиля.

   Губы ее аспиранты краснеют - в темноте ему это не видно, но понятно - наливаются соком; алый в них брусничный сок. "- Ты пишешь..." "- Древние поверья". "- А она..." "- В ямку…" Он перебивает ее и шепчет ей продолжение на ушко. "- Пошло". "- Кошки скребутся в небе". "- Да?" "-Да". "- Я понимаю". "- Я помогаю". "- Пока мама не видит. Давай кольцо, я устала". "- Цветы". "- Эй, это нога"
   Такси уже катило по окраине города. Выехали за городом на федеральное шоссе М5, повернули направо. По нему, если есть у кого-то желание, по этой дороге из Москвы в Самару можно доехать.
   - Что тебе говорят?
   - Что он может мне сообщить?
   - Он - ничего. Он не говорит. Не хочет говорить. Но те, кто был с ним… другие рабы… и еще те, кто узнал его в порту… короче, о нем рассказывают что-то неправдоподобное, такое вспухло впечатление.
   Вдруг водитель такси отыскал на волне радиоприемника мелодию "с бородою" шлягера еще 50-х годов: "О, мама, йя керру!.."
   - Дичь какая! - мне на ухо прошептала удивленная таким жутким ретро Танюша.
   Но мне было и без музыки понятно - груз нашего такси в действительности состоит из слоновой кости, золотого песка, пальмового масла, страусовых перьев - и стоил кому-то бешенных денег.

   Дачная калитка по-кошачьи взвизгнула металлическими дверными петлями.
   - Нет, ты не Тима. Тема!
   - Хотела бы знать, какая?
   - Тема...
   - Что? Зачем?.. Здесь грядка, не наступи.
   - Останутся следы? Родители утром увидят и...
   - Если бы только... - шумно вздохнула она, оглянулась вверх на луну. - Родители, заметив наши следы, промолчат.
   Что может быть нежнее майского сада в лунную ночь. Прозрачные, еще почти безлистные, окуклившимися цветочными сугробами белоснежные яблони стояли двумя рядами в саду.
   Она провела его к летнему, стоящему на вкопанных в землю двух столбах, столу под яблоней. Тут же сбросила туфли и надела на ноги широкие, вероятно отцовские, шлепанцы, которые отыскала возле дерева.
   Он улыбнулся:
    - Белые рученьки, белые-белые ножки... Тоненькая девушка небольшого росточка прошла мимо него скорым шагом на высоких каблучках.
   - О ком речь? - спросила она, доставая из своей белой сумки полотняный мешочек.
   Он засмеялся:
   - Сорной травы куст.
   - В мае куст травы? Не верю!
   Он расхохотался и согласился:
   - Верно, то была карликовая яблонька в цвету.
   - Вот держи мешочек. В нем лежат орехи.
   Он сильно удивился:
   - Зачем?!
   - Чтобы ты не скучал, мне в домике прибраться надо. Это будет быстро - десять минут.
   Из-под стола она достала молоток и показала: в доске столешницы была ямочка.
   - Луночка.
   В нее она положила орех.
 - Закладка, - констатировал он. - Дальше?
 - Теперь колка. Вот так... - она подняла молоток.
 - Замри!
 - Что случилось? - недоуменно взглянула на него она.
 -  Понял твою тему-имя сегодня: Белка.
   - Придумал! - и крепкий орех выскочил из под удара молотка и пулей улетел на грядку.
   - Сам отыщешь, - сказала белка и ушла в дом.

   Оставшись один в саду, он оглянулся на луну; она - ночная странница - светила розовыми искристыми лучами сквозь прозрачные ветки яблони. Всякий раз, при каждом самом легком порыве-дуновении в саду ветерка, яблоньки в нежных бледно-розовых цветочках, такие жутко целомудренные, невестились, банально прихорашивались, непонятно для кого, так опрометчиво отсутствующему в эту непонятно волнующуюся ночь в весеннем белкином саду. Он не стал разыскивать упавший на грядку орех, а вынул из лежавшего на столе мешочка другой орех, шероховатый крупный, и одним ударом, как показывала ему белка, расколол его. Качнулась или вздрогнула луна, запутавшаяся в ветках дерева. И в тот же миг, где-то неподалеку, где-то совсем рядом, защелкал, защебетал весеннюю песню соловей. Какая банальность, жуткая банальность - сравнивать соловья с колокольчиком!
   Подавляющее роз с шипами.
   Розы с шипами.
   Большинство роз с шипами.
   - Шипящие шипы.
   - Шипят змеи.
   - Змейки.
   - Лазейки.
   - Кумушки. Сидит она на цветке.
   - Жалящей пчелкою сидит на цветке...
   - Махровом цветке.
   - Зачеркнутом ниткою.
   - Наполненном пыльцою.
   - Из пыльцы свитою.
   ...Заскрыпела дверь, поперхнулся и смолкнул изумленный соловей на соседней даче, качнула полу-прозрачной кроной яблонька. Выходит она, Белка, из двери домика, хвост пушистый и... Нет, не белка, а чудесная Татьяна выходит из дверей и приглашает в дом пройти.
   Хотя Татьяна решила подтопить в домике, и огонь горел в печке, но в комнате после зимы тянуло от стен и с полу сыростью, казалось прохладно.
   - Темно? - спросила она тревожно. - На столе лежат спички рядом со свечкой.
   Действительно, он желал разглядеть ее лицо, а света было от огня сквозь щелку из-за дверцы печи почти никакого. Он с трудом различал, Татьяна сидела на краю широкой постели.

   пыл
   пылать
   пылающ
   пылал

   А там в печи случилось нечто такое, отчего Татьяна и вовсе переполошилась и взбудоражилась.
   - Без цветка нет шляпки, - сказала она. - Суть шляпки в цветке. Весь ее печной смысл в нем. Давайте наденем ее на болванку, и ты сам в этом убедишься.
   Кто-то скажет, что "итальянский нуар" - это бренд, кто-то посчитает это просто удачно найденной формулой.
   Термин "нуар", употребленный в отношении литературы, во французском языке означает и "детектив", и "ужастик". В русском языке ему соответствует более хлесткое слово "чернуха". На мой взгляд, тот жанр, который представлен в этом "новоиндийском" сборнике, тяготеет скорее к "детективу с чернотой".
   - Здесь и далее примечания переводчика!
   В твои глаза мы падаем как в сон.
   Нет невозможно в твои глаза вдвоем.
   Плодоносные глаза - длиннокрылая машина!
   - Да, этот пружинящий забор… - он вслух сказал сам себе, - бухты машина.
   Шагнул к столу, нашел ощупью коробок со спичками.
   Но прежде чем он успел зажечь свечу, Татьяна вскочила с кровати и подбежала.
   - Погоди!
   Она что-то взяла со стола и вынесла эту вещь в прихожую.
   - Что ты выставила за дверь?
   То, что здесь было лишнее - зеркало.

   28 декабря 2017 г.
   Ред.: 11 февраля 2022 г.




                Засека
                Рассказ


   Его задержало важное дело - необходимый ему человек был долго занят.
   Что ему оставалось? Только ждать.
   Сидел в кресле и листал кем-то забытый томик Тургенева.
   "О моя молодость! о моя свежесть!" Совсем выдохлись, устарели, превратились в тряпку? В действительности эта история именно так совершилась и закончилась... Это еще, однако, не доказательство: действительность кишит случайностями, которые искусство должно исключать... "Эх! лучше не думать!" - уверяют мужики.
   Когда, наконец-то, с этим человеком беседа состоялась, он быстро оказался у выхода из здания, где проходила беседа, и внутри у него все замирало от тревоги - дожидается ли она еще его.
   Уже подходя к месту назначенной с ней встречи, нервничая, и время от времени переходя с торопливого шага на легкий бег, он вспомнил, что ему надо было где-нибудь по дороге купить для нее цветы. Завернув за угол, он увидел ее, прохаживающуюся вдоль края широкого тротуара, с раздраженно приподнятыми, будто крылья, плечами и с букетом белых лилий в руках.
    И она его увидела.
   - Еще бы только одну минуту и я поменяла бы эти цветы на другие, - ткнула она пальцем, указывая, на охапку тигровых лилий в ведерке у ног старушки, стоявшей у стены дома. - Расплатись с женщиной за букет.
   В двух шагах от нее он круто развернулся и покорно направился к цветочнице, исполнить поручение. Затем, вернувшись, поинтересовался:
   - Извини… Где мы проведем этот вечер?
   - Сюр-при-и-из, - пропела она и быстро поцеловала его в щеку. - Опаздываем. Нам необходимо поскорее найти такси.
   Прежде чем начать останавливать проезжавшие мимо машины он притянул ее к себе, она перед свиданием с ним предусмотрительно никогда не красила губы. Глядя на великолепный букет, который она, спасая от него, быстро вскинув руку, уложила между ними, у себя возле подбородка, и, ощущая на своей груди ее бутонами приплюснутые груди, вдыхая вязкий аромат цветов и точно такой же томный запах ее духов, он припомнил об установленной ему обязанности: в каждый свой приезд во время их первого свидания он придумывал ей новое имя. И имя в мгновение сложилось: на этот раз быть ей Дву-ли-лие-подобной.
   Прижав к бедрам подол легкого летнего платья, Дву-лилие-подобная бочком скользнула в открытую перед нею дверцу остановившегося красного цвета такси; он поспешил вслед за нею.
   - В "Засеку", - распорядилась она таксисту, и тут же изогнулась на сиденье, пытаясь разглядеть капроновый чулок на икре ноги, которым она зацепилась при посадке обо что-то острое.
   "Засека" - таинственное слово - но для таксиста оно явно было знакомо, он ни о чем у нее не спросил. Автомобиль плавно отъехал от тротуара, медленно набирая ход, с трудом встроился в плотно движущийся транспортный поток.
   Она уронила ему на плечо голову и восторженно зашептала, показывая, приоткрыв сумочку, колечко с дверными ключами:
   - Сначала в ресторан, а после… на всю ночь.
   На мгновение она задержалась, прижавшись к нему бедром, друг подле дружки, услышав от него свое новое имя, засмеялась:
   - Такое длинное? Как ты в ресторане за столом будешь его выговаривать? А что-нибудь новенькое сочинил?
   - Обязательно!.. Записал в дороге ночью в поезде. Называется "Кувшин". Ты помнишь?..
   - О чем же?
   Он продекламировал свое новое сочинение.

   Ласкает весело струя края кувшина.
   "Горит" окно: вчера стекло алмазами покрыто было.
   Вечерний ветер дул тепло, от неги млел июль, гляделся фантастически приветливо.
   "Доколе будет плыть вино, в стеклянном кубке третьего?" - спросил ее.
   "Гляди в окно и пой про море", - сказала ты ему в ответ, но вскоре исчезли звуки - и привет!
   "Теперь плывет вода, вода, но где вино пропало?.."
   За веткою куста чудесный смех раздался, всплеском инея серебряного пролитый.
   "Бывает лодка и весло, и луч луны размашистый. Но прежде выпей строк вино ладонью своей широкой! Гостили вишни когда-то там, теперь их уж точно не сыскать…"
   Гуляет ветер по горам и электрическая блажь огней докучливой рекламы стучится вечером в стекло, кругля проем оконной рамы.

   Подвинулась, поправляя платье, чтобы не помять; положила между ними на обтянутое синим плюшем сидение букет белых лилий.
   - Такое длинное имя?
   Ее слова смутили его, он напрягся и молча долго смотрел, мимо нее, в боковое окно автомобиля. Она, улыбку на губах сдерживая, но смеющимися глазами рассматривала его моментально нахмурившееся лицо.
   За окном машины проплывали дома, автобусные остановки, по тротуарам шли неуклюжие люди.
   Он взял лежащий между ними букет, положил цветы ей на колени и придвинулся к ней.
   - Что если в ресторане я буду звать тебя ласково, Ули? - предложил он.
   Она капризно отвергла:
   - Странно звучит. Почти что улитка. Нет, сегодня слог "на" в конце моего нового имени обязателен. Я собираюсь себя в этот вечер подарить тебе и хочу, чтобы ты каждый раз, произнося мое имя, вспоминал об этом.
   - Я и так не забуду.
   - Нет, нет, - задумчиво покачала она головою. - Ты сегодня должен помнить об этом ежесекундно.
   Такси тем временем выбралось из города на обводную дорогу и поехало быстрее, здесь было меньше машин. По одну сторону от дороги мимо плыли городские окраины, по другую стоял высокой стеной еловый лес.
   - Я уже запомнил твое новое имя, подари мне на секундочку твои губы.
   - Нетерпеливый. Держи, и можешь на весь вечер положить их себе в карман.
   Она прижалась к нему, и он обнял ее. Она, откинув голову, взглянула пристально на него, ища поцелуя. Она закрыла глаза, подставляя губы его поцелуям.
   Водитель такси невозмутимо быстро гнал машину к загадочному неведомому ему прежде ресторану "Засека".
   - Нет, пусть твои губы остаются на своем привычном месте. Я лишь собираюсь рассмотреть их внимательно.
   - Ты столько раз на них глядел.
   - И облизывался. Язык мне мешал их разглядеть.
   - Он у тебя такой длинный? Покажи.
   Она наклонилась будто бы посмотреть и, по змеиному - броском - впилась, долго поцеловала, отыскивая активно по-пионерски своим языком его язык.
   - Мое последнее предложение, - сказал он, отдышавшись после поцелуя, - перекроить длинное имя Двулилиеподобной в скромное, но значительное - Улина. Быстро соглашайся?
   - Согласна, - кротко, вздохнув обреченно, отвечала она.
   Машина сбавила ход, и вдруг стена леса неожиданно расступилась, - и в этот разрыв уходила от объездной дороги в лес узкая асфальтовая полоса; на нее-то такси, на котором они ехали, и свернуло. Вскоре короткая дорога, сделав пологий поворот, привела на большую травянистую поляну посреди леса, на дальнем краю которой под высокими деревьями, под мерцающей яркой неоновой вывеской громоздилось из бетона и стекла причудливой архитектуры строение - с большой заасфальтированной площадкой для стоянки автомобилей перед ним. В лесу уже начинало быстро темнеть, поэтому на столбах вдоль подъезда к ресторану и около него были зажжены исполненные под старину фонари.
   - Почему мы никогда раньше здесь не бывали? - поинтересовался он у нее, когда, расплатившись с таксистом, они вышли из машины.
   Улина пропустила мимо ушей его вопрос, не отвечала; она, ухватив его за руку, потащила за собою к крыльцу и дробно выстукивала каблуками туфелек - вверх по каменным ступенькам к крутому входу ресторана; почему-то ему показалось, что заданный им вопрос по какой-то причине ее слегка смутил.
   Пока они восходили на высокое крыльцо ресторана, также, как и все остальное, вычурно сооруженное из бетонных кубиков и грубо обработанных каменных нагромождений, он недоуменно оглядывал странное здание под загадочной вывеской "Засека", с шелестом рассыплющей вокруг веером неоновый свет, всматривался в окна, мерцающие изнутри элетрическим светом, набранных из кусочков разноцветных стекол; наконец, в осуждение общей и частной архитектуры сооруженного в лесу здания он подумал:
   "- Бетономешалка какая-то, очень и очень странная, поставлена посреди строительной площадки, а вовсе и не похоже, что это классическая оборонительная засека в густом широколиственном лесу".
   Нечто подобное, вдруг скалы посреди хвойного леса, похожие на зубы, выступающие из земли, но только из природного камня, ему приходилось прежде видеть в северной тайге.
   На крыльце у входа в "бункер-бетономешалку", не сдержавшись, он остановил спутницу и снова продолжительно с отчаянной страстью поцеловал ее.
   - Нетерпеливый! - попыталась сопротивляться Улина.
   Когда они вошли в вестибюль ресторана, то возникшее у него на крыльце, параллельно легкому любопытству, ощущение щемящей тревожности только окрепло. Помещение, в котором они очутились, было безлюдным и прохладным, хотя дальше за странно подрагивающими, словно в живой судороге, двустворчатыми дверями, ведущими в зал ресторана, приглушенно гремела музыка, и, перемежаясь с ее аккордами, слышны были повизгивавшие разгоряченные голоса.
   Улина прошла к большим зеркалам, привинченным на одну из стен, чтобы перед ними поправить прическу. Он оглядывался, дожидаясь ее; присесть было негде, мебели здесь не было никакой: ни диванчиков, ни кресел, ни банкеток; пустота, - и только возле "голого" неработающего гардероба, ощетиневшегося крючками вешалок, стояла большая кадка, в которой развесисто рос высокий фикус. Откуда-то несся в направлении дверей залы ресторана сильный сквозняк; стеклянные, похожие на сосульки подвесочки люстры на потолке, покачивались и, чуть прикасаясь друг к дружке, едва различимо хрустально звенели. Унылы фойе и вестибюли, где никто никого не ждет.
   Зябко поежившись, он повернулся и успел перехватить направленный на него из зеркал взгляд Улины. Она в тот момент водила карандашиком помады по губам, а отражения ее глаз из-за стекла с серебряной амальгамы пристально глядели на него.
   Он и раньше замечал особенность ее дымчато голубых глаз: они иногда, хотя и очень редко - но видение запоминающееся - в зависимости от освещения меняли свой цвет; на этот раз из зеркал на стене вестибюля на него глядели насыщенные цветом синие глаза. Он скользнул взглядом по ее приятной фигурке, повернутой к нему спиной, по точеным ножкам, обутым в новые туфельки на высоком толстом каблуке. Рядом с ним на стенке, задрапированной фотообоями с изображением березовой рощи, на широком стволе одного из сфотографированных деревьев была прикреплена коробка телефона-автомата. Он поднял трубку - издалека, очень издалека донесся неуверенный, временами прерывающийся зуммер.
   - Я готова, - подошла к нему Улина. - Набираем в легкие больше воздуха и… ныряем.
   - Уже вдохнул.
   - Тогда, вперед!
   На мгновение поколебавшись, он с силой надавил на массивные створки двери; и тогда их обоих, первой Улину, подтолкнуло сквозняком в спины и "внесло" в залу ресторана - здесь было тесно, шумно и очень дымно. Теперь они, парой по другую сторону дверей, стояли и жались друг к другу.
   - Мы, похоже, припозднились?
   Улина кивнула головою:
   - Второй звонок. Но столик для нас заказан. Надо лишь отыскать метрдотеля. Я телефонировала днем в ресторан. Музыка и танцы, не волнуйся, еще продолжатся.
   Сбоку на маленькой эстраде музыканты только что закончили исполнение песни и складывали свои инструменты, чтобы покинуть сцену и отправиться на перерыв, в комнату отдыха. Один из музыкантов, это был барабанщик, глядя в их сторону, широко заулыбался и приветливо помахал рукою, а затем исполнил ладошками на самом маленьком барабанчике короткое соло. К своим столикам с танцевального пятачка расходились парочки, разогретые ритмическими движениями в только что закончившемся быстром танце. Вблизи, мимо них, шел мужчина в дорогом двубортном сером костюме, но без галстука, и ворот рубашки у него был расстегнут по-домашнему на две пуговицы; он чинно вел свою синеглазую партнершу, - рыжеволосую коротко остриженную немолодую и малогрудую женщину, но высокую и длинноногую, - придерживая ее по-девичьи тонкую талию правой рукой, а левой рукой поправляя у себя на поясе под выпирающим брюшком брюки.
   - Опасная изюминка! Даже не знаю... - запальчиво убеждала мужчину следовавшая рядом с ним женщина. - Я бы к врачу наверно ее все же сводила бы.
   Мужчина, пряча улыбку в свою рыжую академическую бородку, сдержанно отвечал ей:
   - Я люблю ее родинку, даже больше чем деньги.
   И, успокаивая партнершу по танцу, он перенес свою правую руку с ее талии на ее правое плечо. Но тут же отдернул и затряс ладонью, уколов палец о брошку, прикрепленную сбоку на кофточку над грудью у женщины,
   - Хотя все же как-то странно, - бормотала женщина, держа в своих ладонях его ладонь и осматривая ранку у него на пальце, - тебе с нею надо будет прийти к врачу.
   - Врачи тоже люди, - не сдержавшись, расхохотался рыжебородый. - К ним и не с такими выкрутасами приходили. Пошли. Не хорошо оставлять ее одну надолго.
   И прежде чем идти дальше он обернулся на стоявших у двери; быстро и зорко рыжебородый мужчина взглянул на Улину.
   Заметив это, Улина, которая в тот момент вертела головою в безуспешном поиске метрдотеля, качнулась на каблуках, словно утеряв равновесие, и повела бедрами. Желанный эффект ею был достигнут, поскольку, пройдя несколько шагов, рыжебородый еще раз обернулся; но второй его взгляд остался уже без ее внимания и поощрения.
   - Дорогой мой, нас не встречают, - произнесла разочаровано, или скорее пропела на местный манер, Улина , - по-видимому, что-то стряслось у них.
   - Дымно и сильно пахнет кухней.
   - Ты прав, очень дымно, - закивала Улина, озадаченная неразберихой царившей в культурном заведении, -  летом приятнее сидеть за столиком на веранде на открытом воздухе. Но здесь до этого пока еще не додумались.
   Причина сквозняка, так настойчиво дующего через дверь из вестибюля им в спины, была теперь понятна: на кухне ресторана что-то подгорело, и где-то работали мощные вытяжные вентиляторы. Вероятно по этой же причине, никого из обслуги не было видно в зале.
   Наконец, из ниши коридора, ведущего в служебные глубины ресторана, появился в белой сорочке с тарелками на подносе официант, и Улина не очень уверенно подняла руку, привлекая его внимание. Заметив новых посетителей, официант закивал головой и, составив на один из столиков тарелки, поторопился к ним. На рукаве его белой рубашки выделялось пятнышко сажи. Улина протянула ему четвертушку бумаги, которую она поспешно достала из сумочки.
   Мельком глянув на бумажный листок, официант провел их в глубины помещения к единственному, наверно, свободному столику и положил перед ними в кожаной корочке меню. Извинившись, он просил их немного подождать, поскольку их столик обслуживал другой человек, и удалился.
   - Поцелуй? - потянулась через стол, прижимая к груди букет лилий, Улина.
   - Сколько захочешь! Ты стала мне за время проведенное нами у ресторанной двери самым близким и дорогим человеком.
   - Ах, какая незадача, ведь нельзя сейчас целоваться, я накрасила губы! - вспомнила Улина.
   Она положила букет на скатерть и из вазы, стоявшей по центру на столе, вынула сухие веточки.
   Он, оглядываясь вокруг, полюбопытствовал:
   - Что за записку ты показывала официанту?
   - Никаких секретов…
   Улина объяснила, что в этом зале каждому столику, чтобы легко ориентироваться, вместо номера присвоили поговорку. Это очень удобно и красиво. Сегодня ей по телефону продиктовали поговорку, и она ее записала. Официант прочел на листке - Куда иголка, туда и нитка, - и он сразу сообразил за какой столик необходимо усадить их.
   - Необычные в этом заведении порядки.
   Она бросила на него быстрый взгляд.
   - Здесь классный ресторан!
   Действительно, столы вокруг них были накрыты отлично постиранными белыми скатертями.
   - По крайней мере, нам не будет скучно? - спросил он, осматривая внутренности у внешне диковинного архитектурою нелепого здания, которое снаружи было так похоже на бородавку, выросшую на премилом лице зеленой лесной поляны. Пожалуй, ресторан "Засека" собою напоминал механистическую урбанистическую бородавку. Впрочем, если бы только не шлейф дыма под потолком, внутри помещение выглядело вполне мило и уютно.
   - Ты ужинал?
   - Нет еще.
   - Тогда закажем больше еды. Здесь хорошие повара и вкусно кормят.
   Она протянула ему вазу.
   - Налей где-нибудь воды для лилий.
   Когда он вернулся из вестибюля с наполненной водой вазой, Улина уже успела сделать официанту заказ и сокрушенно сообщила:
   - Пиршество отменяется. Что-то очень серьезное случилось на кухне. Нам подадут только напитки и холодную закуску из буфета.
   Улина опустила стебли лилий в вазу. Он на удобном стуле расположился напротив Улины; в тот же миг увидел сидящих у нее за спиною за соседним столиком рыжебородого мужчину и с ним в компании двух женщин. Одна из женщин, с короткой стрижкой, была той самой, с которой рыжебородый только что танцевал, другая с пышными распущенными по плечам волосами выглядела значительно моложе коротко-остриженной.
   Он загляделся на них, пытаясь сообразить, что за причина была, по которой рыжебородый пригласил на ужин двух женщин сразу. Что-то схожее было в облике у женщин, несмотря на разницу в возрасте между ними.
   Он видел в профиль лицо мужчины и перед ним профиль сидящей молодой особы; в фас - лицо ровни рыжебородого, рыжеволосой женщины с короткой стрижкой.
   - Ты даже не смотришь на меня, - укорила его Улина. - Обещал весь вечер твердить мое новое имя.
   Пригнувшись над столом, он сообщил Улине информацию о соседях:
   - …Вторая дама, вероятно, это та, у которой ему так полюбилась родинка. Только вот родинку юной девушки я нигде не смог разглядеть.
   - Знаю, где может быть у нее родинка, - фыркнула Улина.
   Официант вскоре принес графинчик с водкой, салаты и мясную закуску.
   С тех пор, как музыканты удалились на перерыв, на сцене у акустической окрашенной в черный цвет колонки с назойливой периодичностью через короткие промежутки неприличным звуком потрескивала, басовито, самая большая тарелка-динамик.
   - Опять, наши разгильдяи, отправившись на перерыв, забыли выключить аппаратуру, - расставляя на столе кушанья, извинялся официант. - Помимо пожара у поваров на кухне, у эстрадников сегодня какая-то неисправность появилась в электронной части усилителя.
   Рыжебородый мужчина перехватил отходившего от их столика официанта и, глядя через спину Улины на вазу с лилиями, что-то ему долго втолковывал; протянул, наконец, деньги. Официант закивал и куда-то мигом исчез.
   Улина потребовала налить водку по полной рюмке. Когда они выпили, почти сразу же, и "по второй", ее глаза, до этого на входе в зал ресторан сделавшиеся было грустными, опять живо заблестели.
   - Возможно, не все здесь плохо в этот вечер?
   Объявился вскоре у соседнего столика официант. Он принес охапку роз.
   Пока цветы устанавливали в большую из хрусталя вазу перед восторгавшимися девицами, добродушно улыбающийся рыжебородый мужчина, цепким кратким взглядом снизу вверх оглядел со спины Улину.
   - Обернись, Улина, и ты увидишь, какой букетище принес официант для женщин рядом с нами! Общеголял сосед. И откуда для них в лесу раздобыли цветы?
   - Неинтересно. Не буду смотреть, - пожала плечами Улина. - Спрашиваешь, где официант их раздобыл? Полагаю, ему хорошо заплатили, и он оборвал розы с кустов растущих на клумбе возле крыльца ресторана.
   Чтобы переменить тему, он оглянулся на сцену эстрады:
   - А как же танцы?
   Перерыв у музыкантов затягивался.
   - Должны продолжиться, - отвечала уверенно Улина. - Не на кухню ведь на помощь поварам-погорельцам отправили басм-ритм-солом гитаристов и бравого ударника-барабанщика.
   Она задумчиво потрогала лепестки одной из лилий - тут же музыканты весело выскочили из кулис служебного коридора, как выбегают на арену цирка акробаты - и вскоре музыка вновь зазвучала.
   - Вот видишь!
   На эстраде, и вокруг эстрады, и дальше возле эстрады замигали разноцветные лампочки подсветки.
   Они направились на площадку танцевать. Под руками у него ее платье из тонкой сиюминутной материи - раз, и нет ничего…
   - Заметила, - шепнул он Улине, - только ты дотронулась до цветка - музыканты объявились.
   Она оглянулась на стоявший в вазе на их столе букет.
   - Да, нежные лилии.
   Они взглянули в глаза друг другу: "Хочу улететь отсюда сейчас с тобой". "Немедленно". "Позови. Хоть на край земли".
   Барабанщик вновь приветливо кивнул Улине и ладошками в честь нее исполнил краткое соло на своем самом большом барабане.
   - Случайно с ним познакомились, - объяснила Улина. - Перед твоим приездом я с подругой была в этом месте.
   Она споткнулась.
   - Не привыкла к высоким каблукам.
   Пробираясь меж столиков к танцплощадке - на высоких каблуках Улина сравнялась с ним ростом - он заметил из-за ее плеча бородатого соседа. Рыжебородый тоже отправился танцевать: на этот раз его партнершей была анемично худосочная молодая женщина.
   - Наша соседка тоже выходит на сцену.
   - Юность надумала зажигать!
   Когда танец закончился, они первыми вернулись к своему столу. Усаживаясь, он увидел, что рядом за столиком очень уж одиноко сидела коротко-остриженная женщина.
   - Она мне больше нравится.
   - Что?! Старуха ему понравилась, от которой попахивает осенней прелью, - вовсе не в шутку рассердилась на него Улина. - Давай поменяемся местами.
   Он подчинился и, заняв за столом прежнее место Улины, не увидел, как после танца вернувшись, усаживались соседи. Анемичная девица наклонилась к центру стола над вазой с цветами и с наслаждением продолжительно вдохнула аромат свежих роз. Рыжебородый с довольным видом взглянул на Улину.
   - Так-то мы лучше расположились, теперь ты не будешь отвлекаться от моего лица, - сказала Улина.
   Обо всем, что происходило за соседним столиком, он узнавал теперь из скупых комментариев Улины. И не известно было, даже и после этого вечера он сомневался, насколько были беспристрастны рассказы его любимой.
   Музыка стихла. Музыканты вновь отправились на перерыв.
   Заскучал бородатый сосед. Он скучая, барабанил пальцами по столу. Об этом рассказывала Улина. Он прикрыл ладонью глаза и вновь покосился на их столик, взглянул на Улину. Анемичная девушка показала ему свои две руки с чрезмерно большими для женщины ладонями.
   - Приглядись, на руке ли у нее родимое пятнышко?
   - Я тебе уже намекнула, где у нее родинка. Наш сосед опять обернулся на нас. Смотрит.
   - Кто?.. Странно.
   Рыжий разглядывал руки Улины. Анемичная девица заметила внимание рыжего к Улине и очень напряглась. Вскоре за столиком рыжебородого стала назревать конфликт. Коротко-остриженная все вокруг видела, но молча без эмоций наблюдала ситуацию.
   Далее Улина смотрела в сторону, будто не замечая, что за ней пристально наблюдают сразу несколько пар глаз, и потому ничего не рассказывала ему. Он хмурился, глядя на ее лицо.
   "- Она, моя любимая, слишком хороша", - подумал он.
   Он подумал и сказал, что сегодня она выглядит абсурдно легкомысленной в легком "сиюминутном" платье.
   - Я слишком хороша в этом ресторане, - отвечала Улина, небрежно махнув рукой.
   И он вспомнил о уже дважды исполненном для нее соло на барабане. Действительно, ее светлые, точно сияющий металл, волосы отражали свет множества фонариков в зале ресторана и даже будто от этого свечение у фонариков усиливалось. Ему нравились ее недлинные пальцы и форма ее полных рук. Он задумчиво изучал ее лицо. Неожиданно отметил твердый изгиб на уголках ее рта. Вид у нее плотных губ его озадачил. Выражение ее лица заставило его поискать подходящее слово… Разочарование? Да, вот оно. Ему интересно, что же произошло с ней?
   - Старшая девица молчалива, - сообщила ему Улина. - Очевидно она, вторая, коротко-остриженная благодарна им за гостеприимство. Она выглядит гостьей у них за столиком.
   - Что же творит первая девица?
   - Юность с длинными волосами? Раздражена неимоверно. Мне кажется, ты был прав: ей больше подходит второй номер. Видишь мое лицо?
   -?
   - Я зеркалю. Вот такое у нее выражение.
   - Замри. Теперь отомри. Вызови на сцену музыкантов.
   Улина, чтобы "вызвать" музыкантов, протянула руку к стоявшему на столе в вазе букету и прикоснулась к лилии; пришел официант и подсадил к ним за столик запоздалого посетителя, восточной внешности мужчину. Возражать официанту было невозможно.
   - Я не ту, а другую лилию погладила, сконфуженно шепотом оправдывалась Улина. - По-видимому, у каждого цветка в букете свой характер.
   Они поздоровались с восточного вида соседом. Познакомились. Назвали свои имена.
   - Какое у вас красивое имя, - сказал мужчина Улине комплимент. - Мама или папа выбрали такое имя?
   - Муж, - она озорно глянула. - Он старше меня на два месяца. Когда я родилась, его родители пришли взглянуть на меня. Его спросили, и он сказал. Теперь вот он утверждает, что хотел сказать тогда обычное имя Марина, но не сумел правильно выговорить.
   Мужчина удивленно поцокал языком. Восточный мужчина оглянулся на зал ресторана, разглядывая посетителей. Он моментально заметил одиноко особняком сидевшую в компании из трех человек за соседним столиком коротко-стриженную женщину.
   Улина между тем шепотом оправдывалась:
   - И что?! Ты мой муж или чей-то?
   А он внимательно глядел на лицо Улины, не появится ли на нем, например на лбу, морщинка:
   - Сейчас муж? А мы в самом деле выглядим, как муж и жена, будто семейная пара, супруги?
   - Разве нет? Пошли! В вестибюле зеркало. Станем рядом и посмотрим.
   И опять из зеркал на стене вестибюля на него смотрели меняющие цвет глаза; теперь они были цвета зеленой морской волны. Когда возвращались в зал ресторана, он потрогал толстый мясистый листок у одинокого фикуса в вестибюле.
   Они подошли к своему столику.
   Рыжебородый и анемичная девица отсутствовали за соседним столом.
   Восточный мужчина, который до этого пристально разглядывал сидевшую особняком за соседним столиком коротко-остриженную женщину, вскочил и заулыбался им.
   - Вам через официанта к столу прислали презент - бутылку коньяку.
   - Кто это нам прислал "к столу"? - поинтересовалась, нисколько не удивившись, Улина.
   - Гражданин с бородой. Он, наверно, увидел, что на вашем столе графин для водки пуст.
   - Да где же он?
   Восточный мужчина оглянулся: за соседним столиком по-прежнему одиноко сидела коротко-остриженная девица рыжебородого.
   Мужчина развел руками.
   - Возможно, этот гражданин уже покинул ресторан. Но не беспокойтесь, официант сказал, что напиток, который сосед по столику вам прислал, им был оплачен.
   Цветочная ваза на соседнем столике, за которым все еще находилась одна одинешенька женщина, была пуста; все розы, сорванные с клумбы возле ресторана, анемичная девица унесла с собою.
   - Выпьем столичного коньячку? - спросила Улина.
   - Зачем?
   - И в самом деле. Не будем смешивать напитки.
   - Не пора ли и нам уходить? - спросил он.
   Она нежно пожала ему руку.
   - Побудем еще полчасика.
   Он отчего-то злился на себя и на нее.
   Заиграла музыка. Они еще потанцевали. Увидели, как восточный мужчина окончательно пересел за столик, за которым прежде одиноко сидела коротко-остриженная девица рыжебородого.
   Когда они вернулись на место, к ним навстречу поспешил восточный мужчина; ему официанты все еще так и не принесли заказанные им напитки, и он собирался выкупить у них бутылку коньяку рыжебородого. Но они наотрез отказались принять за коньяк деньги. Отдали ему коньяк бесплатно.
   - Это подарок! От нашего стола к вашему столу, - прокомментировала Улина.
   - Понимаю, - согласился мужчина. - Блуждающая от стола к столу бутылка.
   Улина задумчиво глядела на то, как коротко-остриженная женщина за соседним столиком пьет коньяк рыжебородого, и сказала:
   - Надо же было нашему столику в ответ как-то отдариться.
   Затем они танцевали еще несколько танцев к ряду; поблизости танцевали восточный мужчина и его коротко-остриженная женщина.
   Вечер в ресторане приблизился к завершению. Официант принес для Улины мороженное и извинился за то, что не сварили им кофе, поскольку не только кухня, но и буфет ресторана уже закрылся. И положил на стол два конверта.
   - Что это?
   - Это традиция в "Засеке", называемая "на посошок", - объяснила Улина. - Так нам вежливо сообщают, что ресторан пора закрывать. Сверху на конвертах напечатан текст какой-нибудь русской загадки, а внутри правильный ответ. Когда официант подойдет к нашему столику, ты вправе назвать свой вариант ответа на загадку. Тогда официант откроет конверт и прочтет верный ответ. Если ты угадаешь, тогда за счет ресторана он нальет тебе рюмку водки.
   - Мы и так много выпили.
   Улина округлила глаза:
   - Как можно отказываться от такой интересной игры?
   На лицевой стороне, там где на конверте пишут адрес, были напечатаны тексты загадок: на одном - "Всякому мальчику по чуланчику"; на другом - "Два кольца, два конца - в середине гвоздь". Улина, не раздумывая, на конверте, который положили перед нею, начертила губной помадой слова "ножницы"; а на другом, с пол минутки поразмышляв, слово "перчатка".
   Официант принес счет, вскрыл конверты с ответами, налил из графинчика в две крохотные рюмочки водки и удалился. Вокруг уже последние посетители выбирались из-за столов и покидали зал ресторана.
   - Я не хочу больше пить, - сказал он.
   - Напрасно. Это приз. Ах, ты так ведь и остался голоден!
   Улина пожала плечами и опрокинула содержимое одной из рюмочек в рот.
   На выходе из зала, она вдруг вспомнила об оставленных на столе лилиях и почти бегом вернулась за ними. Он видел, как она доставала из вазы цветы и быстро выпила водку из второй призовой рюмки.
   В вестибюле посетители, желавшие заказать такси, толпились около телефона, они то и дело бесцеремонно толкали бочку с посаженным в ней фикусом.
   - Перед рестораном нет свободных машин, - глянув в окно, сообщил он Улине.
   Она словно бы не слышала его слов.
   - Живей! - тащила его за руку Улина. - Идем, идем, у нас мало времени. Нам надо поскорее добраться до нашей квартиры.
   Они протискивались к выходу из ресторана.
   - Я знаю лесную тропинку, - сообщила ему Улина, - по ней через десять минут мы выйдем на обводную дорогу, там много будет машин.
   Многие гости ресторана стояли и на крыльце возле решетчатой оградки, ожидая приезда новых автомобилей такси.
   Он вдруг остановился и спросил у нее:
   - Слушай, а у тебя на теле родинок нет?
   Улина рассмеялась:
   - Нет ни одной! Забыл?.. Если не помнишь, то нам тем более надо поспешить, чтобы мы скорее оказались в чудно приятном месте - на миленькой квартирке.
   Под ливнем неонового света, излучаемого с шелестящим потрескиванием изогнутыми трубками большой вывески с загадочным названием "Засека", они сошли с крыльца ресторана, обогнули его конструктивистски замысловатое бетонное здание, за которым сразу же они обнаружили широкую утоптанную тропинку, по которой, не колеблясь, бездумно, влюблено обнявшись, и направились в лес, стеной стоявший в нескольких шагах от ресторана.
   Войдя в лес под освещенные красным неоном ресторанной вывески кроны широколиственных деревьев, Улина доверила ему нести букет лилий, знак их чувств и любви, как она легкомысленно объявила, поскольку, чтобы идти на высоких каблуках по неровной грунтовой дорожке, ей пришлось двумя руками опираться об его локоть. По мере того, как они все дальше уходили в лес, окружавшее их пространство менялось: оно быстро сгущалось; его сумрак, по мере того, как слабел электрический свет от огней на поляне, неумолимо сжимался кромешной темнотою, все ближе и ближе подступавшей к тропинке.
   Почуяв легкое беспокойство, он оглянулся - за листвою уже было не различить огни вывески ресторана и фонариков вдоль подъездной дороги.
   - Что за деревья вокруг нас?
   - Дубы! Сплошь дубы, - беспечно отвечала Улина. - Прибавим шагу, нам необходимо поскорее оказаться на миленькой квартирке.
   Вскоре вокруг стало так темно, что под ногами у них едва-едва выделялось полотно дорожки, по которой они шли. Идти быстро не получалось.
   - Капризная тропинка! - сердито бормотала Улина. - Здесь она загибает, обходит овражек. Идем прямо.
   Он без энтузиазма полез за Улиной по склону в овражек.
   - Лучше идти по ровной дорожке.
   В самом деле, на дне оврага, а вовсе не овражка, оказалось сыро, и противоположный его край оказался столь крут, что им долго пришлось идти вдоль него по влажной почве, пока отыскали пологий подъем. Он диву давался, как ловко его любимая умеет выбирать самые непроходимые препятствия на пути. Тропинку, выбравшись наверх, они в темноте не нашли.
   - Не страшно, - успокоила его Улина, - нам идти теперь прямо. Пять минут.
   Капризная тропинка более не вихляла у них под ногами; теперь их ноги спотыкались о прямое сплошь бездорожье и вязли в ворохах прошлогодних листьев; потрескивали, как выстрелы, в ночной тиши под подошвами их обуви сучки; а ветки-лапы невидимых в темноте то ли кустиков, то ли молоденького лесного подгона старательно цеплялись за одежду, зло царапались, пытаясь их спутать с "прямого" направления и удержать в этом, теперь казавшемся им бесконечным, лесу.
   Улина то и дело чертыхалась и теперь жаловалась ему на непрактичные для ходьбы по лесу высокие каблуки. Он лишь напряженно молчал. Материальные объекты деревьев с толстыми раскормленными на местных тучных черноземах стволами наполняли мрак ночного леса более черными вытянутыми вверх столбоподобными сгустками-пятнами, и того и жди, что, не различив во тьме оттенки черного, столкнешься с ними своим лбом.
   В конце-концов, они наткнулись на буйную заросль кустов и повернули обратно. Конкретно, если бы существовало будущее, оно взяло бы их за руку и вывело бы из ночного леса.
   - Дальше не пойду, - выбившись из сил, взбунтовалась Улина.
   Он тоже устал, поэтому ласково и обходительно предложил:
   - Присядем и передохнем?
   Они сели под деревом на прошлогодние листья.
   - Я читал, что в лесу надо ориентироваться по приметам, - предположил он альтернативу.
   - Какие в лесу приметы ночью? - возразила Улина.
   - Действительно… Подожди, а ночные приметы! Должны быть.
   - А ты их знаешь? - в голосе Улины слышна была сильная ирония.
   - Мы будем их искать.
   - В темноте искать непонятно что? Я уже замерзла.
   В лесу посвежело, тонкий слой "сиюминутной" материи ее платья не согревал; он положил на колени Улины букет лилий, изрядно потрепанных за время их блужданий, снял с себя пиджак и накинул ей на плечи.
   Он ощущал себя пленником в этом дубовом лесу. Да и, как знать, дубовый ли был это лес; кругом стояла такая темень и ничего не разобрать кроме более сгущенной плотности черноты на месте густо стоявших всюду стволов каких-то высоких деревьев.
   Похоже было на то, что другого выхода из лесу им нет, кроме как дождаться под приютившим их деревом время, когда наступит утро; а потом по светлому искать пути из лесу.
   Улина первой заметила шедшего в темноте по направлению к ним человека. Его фигура напоминала собой один из множества сгустков черноты, каковыми просматривались обступившие их вокруг дубовые стволы; но только эта дуб-фигура двигалась, покачивая при ходьбе туловищем. Сколь бы мало света ни было, но их глаза различили в этой ночной фигуре на черном еще и кое-какие оттенки серого, что оживило фигуру и доказывало им, несомненно, что по лесу идет все-таки человек, а вовсе не соскочившее со своих корней сказочное дерево. Когда, почти рядом, человек прошел мимо них, и почти растворился в темноте среди вертикальных тел древесных стволов, и шум его шагов стал стихать, они оба поспешно вскочили; он на ощупь отыскал и подхватил лежавший на листьях пиджак, она оправляла и отряхивала платье от прошлогодних листьев, прилипших к подолу. Они заспешили вслед уже стихавшим шорохам, издаваемых ногами прохожего.
   - Смешное совпадение, - шептал он, подталкивая вперед Улину, все еще от пережитого ужаса прижимавшую ладонь ко рту. - Быстрее, иначе отстанем.
   - Скажи мне, почему он в такое время оказался в лесу?
   - А мы почему?
   - Если он знает, куда идет и выведет, мы его поблагодарим
   - Непременно.
   Оказалось, человек шел по тропинке; она была ровно в трех шагах от дерева, под которым они сидели. Выйдя на дорогу, человек прибавил шагу, и когда они выбрались из лесу, то вожатый был уже так далеко, а сил у них гнаться за ним вовсе не было.
   На обводной дороге, на которую они наконец-то вышли, было тихо и вообще никаких машин. Что было не удивительно, наступила глубокая ночь. Под светом выстроившихся вдоль дороги фонарей и звезд на небе, в ожидании случайного такси, они зашагали по асфальтовому полотну.
   - Я чуточку пьяна и все еще напугана, - призналась Улина. - Представляешь, а я ведь перед появлением вожатого у лилии лепестки поправляла.
   - А где же букет?
   - Остался под деревом. - Улина остановилась. - Какое неуважение цветам! Когда я человека в темноте увидела, то не заметила, как выронила все из рук. Потом мы так быстро вскочили и погнались, я не вспомнила… Ты, как хочешь, а я возвращаюсь за букетом.
   Возмущенно взмахнув дамской сумочкой, Улина так резко повернула обратно, а тут высокий каблук ее туфли попал в трещину на асфальте дороги.
   Она падала, а он смотрел, думал, что так ночью звезда падает с неба. Впрочем, произошло все в крохотную долю секунды, и думал он о ее сходстве с упавшей звездой уже после того, как она приземлилась на коленки и на ладони на асфальт дороги. А в ту роковую долю секунды он успел лишь только удивиться тому, как быстро она повалилась на асфальт.
   Он растерянно вначале подхватил с обочины отлетевшую в сторону дамскую сумочку. Что же? Упавшая "звезда" на асфальте на дороге сидела. Устыдился, выронил сумочку и поспешил к Улине на выручку, помогать подняться. Незадача! Каблуки причиною. Копался около нее, отряхивал ей платье, ободранные коленки у нее осматривал и ощупывал.
   Улина держала одной рукой у запястья ладонь другой руки, словно это был плод их только что закончившегося вечера. Улина глазками вращала, так больно было ей; он видел - губы у нее разъялися неприятно дырою, скривились; лоб у нее был влажный. Он не решался потрогать ее больную руку, лишь в знак утешения обнял ее за плечи. А она тыкалась в грудь ему подбородком и стонала:
   - Больно! Сделай что-нибудь.
   Потом она здоровой рукою указала на сумочку, все еще на обочине лежавшую. Он поднял сумочку и повесил ее на здоровую руку.
   - Рука!
   - Что рука?
   - Ключи!
   - Что ключи?
   Он открыл висевшую у нее на локте сумочку.
   - Ключи на месте.
   - Их надо будет вернуть. Их дали всего на одну ночь.
   - Кошмар! Думай о другом, тебе вначале вылечиться надо.
   - Мы давно не виделись.
   - Выздоровеешь, и увидимся еще.
   Все-то было не так. Слезы текли у нее по щекам.
   - Потерпи, скоро мы поймаем такси и поедем в больницу. Потерпи…
   Обводная дорога была пуста. Он не знал что делать. Сошел на обочину и сорвал лист лопуха.
   - Приложи к больному месту, будет легче.
   Улина без возражений обмотала лопушком вытянутые лодочкой, словно для приветствия, пальцы.
   Блеснули вдали фары. Но это было не такси. По дороге ехала машина с цистерной - поливалка водою уличного полотна.
   Выбора у них не было, и он приблизился к дороге и махнул рукою. Резко заскрипели тормоза, из горловины бочки выплеснулась и полилась по бокам остановившейся машины струйками вода.
   - Дружище, выручи, - запрыгнув на высокую подножку, взмолился он перед водителем, - Девушку требуется срочно отвезти в больницу.
   Водитель оказался добрым малым, без возражений открыл дверцу со стороны пассажиров и помог усадить на сидение Улину. И они поехали.
   - Бьюсь об заклад, вы из "Засеки", - сказал водитель, поглядывая на сидевшую рядом с ним женщину.
   Улина непонимающе посмотрела на него и затрясла головою:
   - Мы из леса.
   В сумраке на лице у человека, крутившего баранку, отразилась оторопь глубокой ночи, и до самой больницы он больше не задавал вопросов.
   В приемном покое больницы пришлось подождать, пока не появился с заспанным лицом молодой доктор. Слушая "историю болезни" пациентки, доктор "проснулся" и взглянул на Улину с легким любопытством. Она же в это время молча сидела на диванчике, только с терпением трясла и покачивала обмотанную лопухом ладонь. Через минуту доктор, не дослушав объяснений, закивал головою в знак того, что ему все стало понятно и, распахнув дверь, из-за которой только что пришел, пригласил Улину следовать за ним.
   Переживать боль другого - тяжкая процедура, а потому, услышав вскоре из-за двери, за которой доктор с Улиной скрылись, отчаянные вопли своей любимой, он вышел на крыльцо больницы подышать в тишине свежим воздухом.
   Шелестели листья на деревьях. Уже светало, хотя пустынные улицы и стены домов с темными погашенными окнами все еще заливал свет ртутных ламп фонарей на столбах.
   Ему отчего-то подумалось, что в этой ночи, в том, что произошло с ними, не было ничего необычного, небывалого; будто бы, нечто подобное, когда-то уже произошло в его жизни. И, возможно, не единожды. Он попытался напрячь память и припомнить, но голова болела от не в меру минувшим вечером в ресторане выпитого алкоголя. Все то было когда-то…
   Он уже решил вернуться в приемный покой, когда услышал в больничном коридоре знакомое "там-там" каблуков ее туфелек. Едва успел он открыть дверь, как на пороге встала Улина, показывая торжественно поднятую обмотанную бинтами ладонь.
   Он хмыкнул, разглядывая ее растрепанную прическу:
   - Это больница, или ты побывала в руках у парикмахера?
   - Я кричала, а доктор… он вправил мне в суставе палец, - отвечала, пытаясь улыбнуться ему, Улина.
   - А волосы?
   - Я наверно встряхнула головою.
   - Что сказал доктор? Ничего?! Подожди. Я расспрошу у него.
    Но Улина здоровой рукой ухватила его под локоть:
   - Все хорошо, идем. Я сказала, что ты меня проводишь домой.
   - Домой, так домой.
   Рассветало. Они вышли за ограду больницы.
   - Знаешь, что доктор спросил?
   - ?!
   - Зачем ваш молодой человек так дернул вас за палец?
   - Чу-ушь!! Придумал бы что другое. Перелома нет?
   - Вывих. Но доктор рекомендовал днем прийти и сделать рентгеновский снимок.
   Дом Улины был на окраине в спальном микрорайоне, в который из центральной части города вел празднично широкий проспект. От больницы улочками через четверть часа они вышли на проспект.
   - Когда мы встретимся? Куда пойдем?
   - Спрашиваешь, куда?! - удивилась Улина. - Нам в следующее свидание надо непременно отыскать оставленный в лесу букет.
   - Нет, уж! - решительно  отказался он. - Достаточно, мы опять заблудимся. Купим у цветочниц другой новый букет. Какой пожелаешь.
   - Бедненький, - она поцеловала его в губы и в щеки. - Измучился ты в эту ночь со мною. Мне тот букет понравился…
   По безлюдному проспекту с редкими шумно проносящимися мимо машинами он провожал ее домой. Они шли усталые и не торопились, спорили сонно и без особого смысла.
   - Зачем тебе высохшие букеты, завявшие цветы?! - убеждал он ее и придумывал все новые и новые доводы. - Николай Васильевич Гоголь предупреждал: "Искусство во Франции - золотые яблоки на яблоне. Искусство в России - груши на вербе".
   Но разве кто-то сумел бы ее переубедить? А он, будто бы наивно, все пытался ее в чем-то убедить. Так они и шли, и шли ранним утром по проспекту к ее дому.

   27 декабря 2017 г.
   Ред.: 30 января 2022 г.




                "Ивица"
                Рассказ


   Это было в первой половине дня перед самым обедом. Школьник третьего класса Илья принес раздвижную лестницу, приставил ее к стене дома и стал подниматься по лестнице на чердак. Его младшая на три года сестра Арина последовала было за ним, но Илья сердито закричал ей:
   - Куда и зачем ты лезешь? Ты еще маленькая и упадешь с вышины. Подожди меня внизу, а я разыщу на чердаке удочку и вернусь.
   Арина послушалась и спустилась на землю, стала под стенкою дожидаться брата.
   Но Илья долго отсутствовал. Скучно стало Арине, подняла она с земли щепку и стала очищать пыль на стене дома, побеленного известью.
   Тем временем наверху, судя по звукам, доносившимся из распахнутой дверцы на чердак, что-то происходило. Сначала там с грохотом, заставившим Арину вздрогнуть, что-то упало; потом раздался такой звук, словно что-то передвигали по доске; а вскоре послышалось легкое монотонное жужжание, словно бы включился какой-то электрический моторчик; наконец, нечто невидимое и непонятное снизу негромко застрекотало: было похоже на то, если бы длинным карандашом быстро постукивать по картонной обложке книжки.
   Арине стало интересно, что же делается на чердаке дома у дедушки, к которому они с братом на время летних каникул приехали погостить. Она кинула на землю щепку и полезла вверх по лестнице.
   Поднявшись, она через порог чердачного лаза осторожно заглянула внутрь, чтобы Илья не заметил и на нее не ругался. Она, не отрывая глаз, долго глядела на полутемное пространство. Она увидела перед собою много вещей. Где же складывать старые, вышедшие из обихода предметы, если не на чердаке?
   Брат ее, Илья, сидел на перевернутом набок ящике за покосившимся письменным столом, придвинутым к одному из скатов крыши, нахлобучив на голову тут же на чердаке им найденную дедову фуражку, и печатал на шумно стрекотавшей электромеханической пишущей машинке. Что такое печатная машинка Арина не знала и решила посмотреть, а потому и полезла на чердак. Воздух здесь был застоявшийся и горячий от нагретой солнцем кровли, едко пахло пылью.
   Подходя к столу, Арина увидела, что из ящика, на котором сидел ее брат, выпала и рассыпалась неплотно перетянутая резинкою пачка цветных почтовых открыток. Любознательная Арина подняла несколько раскрашенных поздравительных карточек. На первой печатной картинке - нарисованный, красками пастелью, розовощекий дед мороз раздавал, из красного цвета мешка, мальчикам и девочкам, веселым детям, любимые всеми подарки: конфетки, домики… На следующей глянцевой картонке с крупным величиною с картофелину носом дед мороз и синеглазая снегурочка мчались в санях, запряженных двумя оленями. За их спинами в санках в мешках красного цвета лежали подарки. Потом было несколько одинаковых открыток, где Снегурочка в огромном кокошнике и в голубой шубке, украшенной снежинками, приподнялась на носочки своих красных сапожек и волшебной палочкой зажигала на новогодней елке огоньки. На поздравительных почтовых открытках было много старой плотной пыли, и это не понравилось Арине; уже очень давно, по-видимому, их собрали, сложили и вынесли на чердак. Арина бросила обратно в ящик открытки и охлопала ладошки, отряхивая с них липкую пыль.
   Ее брат Илья все также сидел за столом и продолжал увлеченно нажимать на кнопки клавиатуры печатной машинки.
   - Что это, дедушкин компьютер? - Арина задала ему вопрос громко, чтобы он услышал сквозь шум и стрекот.
   - Нет, Аришенька, это понимаешь… Зачем ты забралась на чердак? Здесь пыль и платьице испачкаешь, - отвечал ей брат. - Такая это вещь… дедушкина печатная машинка.
   Стол был высокий. Илья сидел, подогнув одну ногу под себя.
   Арина протерла пальцами на корпусе буквы с названием машинки; стерла пыль и прочитала - "Ивица".
   Арина склонила голову к бумажному листу, выползавшему из каретки из-под литер "Ивицы". Печатная машинка, где-то внутри в утробе ее корпуса, скрипела своими вращающимися механическими деталями и издавала отчетливые глухие звуки от ударов о лист бумаги литер, укрепленных на кончиках длинных коромыслиц из потускневшей от времени стали; всякий раз в ответ на очередной удар литеры на белом листе бумаги появлялась буква; буквы росли количеством и сливались в слова. Арина шепотом читала, что было напечатано: "Добраться до образа, оплодотворив губы, которые скажут образ; образно скажут; дико, образно скажут. Дикую природу пою, дифирамбов не счесть. Прелесть за лесть не принять, ни в коем случае не выдать, а взять. Тогда, навсегда и пред тобою… А теперь сообрази и вообрази, и изобрази "трест литер". Где-то проходит рядом с парком литерный поезд. Поезд "литер" дает гудок, и пробуксовывают жадные до дорог, до дорожи в дрожь колеса отправляющегося в путешествие состава. Вразнос… созвучно взасос! Пробуксовывая, литер колесам литерного поезда отправка дана. Кондуктор вскочил на подножку… литературного поезда. Треск жадный печатной машинки, белые чистюли-листы пропечатывающей жирно составом черными красками …".
   - Что ты пишешь? - спросила Арина у брата.
   - Перепечатываю, - поправил ее вопрос Илья и отвечал. - Здесь на столе лежала страница, вырванная из книги.
   - Посмотри, а на другой ее стороне на полях что-то чернилами написано.
   - Потом прочитаешь. Я перепечатаю эту страничку, а ты напечатаешь то, что написано на обратной стороне листочка. Не мешай мне.
   И чтобы не быть назойливой, никому не мешать, Арина отошла от стола и стала оглядываться в полутемном помещении. Дальше дальнюю треть пространства чердака перегораживал, поставленный поперек, приземистый книжный шкаф; за стеклышками в его дверцах, на его полках стояли книги.
   Арина поправила на руке электронные часики, которые ей недавно подарили родители в день ее рождения. На циферблате у них был нарисован крокодил, но голова его была не нарисована, и когда Арина подносила к глазам руку, на которой у нее на ремешке теперь всегда были часы, крокодил качал головою, словно каждый раз он о чем-то напоминал хозяйке часов.
   На том боку книжного шкафа, который был слегка повернут к Арине, она увидела наклеенные на его поверхности переводные картинки: уже очень вылинявшие, полустертые. Семейство картинок было: на одной изображена картофелина и буква К; на другой изображен глиняный горшок и буква К. Арина догадалась - слово "Каша".
   Арина открыла дверцу шкафа и указательным пальцем провела по одной из полок, оставляя пальцем на лакированной ее поверхности ясный след. За второю дверцей шкафа на нижней полке перед книгами лежал невесть кем сюда положенный обгрызанный по краям кусок шербета, снизу растаявший и безнадежно припаявшийся к полированному полку, а сверху этот кусок восточной лакомой сладости был покрыт толстым слоем черной пыли, пропитанной растаявшим от жары сахаром. Арина протянула было руку, чтобы стерать пыль с корешка книги, стоявшей за куском шербета, чтобы прочитать ее название, но в этот миг пришел сигнал вызова на ее мобильный сотовый телефон.
   Арина закрыла дверцу книжного шкафа и достала из кармашка на поясе платья трубку своего телефончика.
   - Мы с Ильей на чердаке… Хорошо.
   Арина вернулась к столу. Илья все еще перепечатывал, но медленно шло это дело у него, только до середины текста на страничке он добрался.
   - Обедать позвали. Когда я буду печатать? - спросила Арина у брата.
   - Не мешай.
   Илья отвлекся и на своих ручных больших взрослых на массивном стальном браслете электронных часах он установил время на режим таймера.
   - Как только мои часы подадут сигнал, ты сядешь на место за печатной машинкой. Через десять минут
   - Нас обедать звали.
   Илья ничего не ответил и вновь положил руки на клавиатуру "Ивицы".
   Шкаф с книгами загораживал остальное пространство чердака, Арина протиснулась с краю у самого низа кровли. И оказалась Арина за шкафом: Илья, он третьеклассник, уже большой крупный мальчишка, у него не получилось бы так ловко туда пробраться. Здесь с той стороны в слуховое оконце светило солнышко, позвякивало в оконце разбитое стеклышко, свежий ветерок через эту щелку в стекле влетал на чердак.
   В углу на чердаке в серой пыли лежали рыбацкие сети, рядом с ними чемоданчик с рыбацкими снастями и телескопическая удочка. Сети были разные: "чебачка", сеть с режью, но большинство сетей было с крупною ячейкою. Арина взяла удочку и вернулась обратно.
   - Нашла! - объявила Арина, выбравшись из-за шкафа, брату Илье.
   Илья увлеченно печатал, и поэтому проделок сестры он не видел, и ничего не слышал из-за треска литер печатной машинки и шелестящего шума элетрического моторчика.
   Когда Арина подошла к столу, то споткнулась о шнур электропитания и выдернула вилку шнура из розетки. Шум моторчика печатной машинки стих.
   - Что я наделала! - испугалась Арина, сидя в пыли и потирая ушибленную ногу.
   Илья вскочил из-за стола от машинки. Поднял он Арину и стал отряхивать паутину с ее коленок и платья.
   - Не страшно, Ариша, - успокоил Илья. - Это ведь не старенький обычный компьютер, а дедушкина "Ивица", память у нее не стирается.
   Вновь вставил вилку в розетку Илья.
   Арина показала Илье удочку.
   - Нашла!
   Илья широко до ушей, как это он умел, улыбнулся.
   - А ну-ка, покажи. Садись, теперь ты печатай.
   Кому или чему - Арине или удочке он улыбнулся?
   Арина устроилась за печатной машинкой.
   - Тарахтушка, - сказала она об электромеханической печатной машинке.
   Перевернула лежавший рядышком с "Ивицей" листок из книги и принялась перепечатывать: сначала то, что было написано на полях страницы чернилами.
   "Ивица", завод "Курск Счетмаш".
   "Рукописи действительно, оказалось, "не горят". Их можно восстановить по наитию. Запросто. По духу. Просто по смыслу. Подумать и ясно увидеть преданные огню оригиналы. Непоседливые внуки увидели страницу, вырванную из моей книги. O, frs, rate, rate! "- Фарс, Джурбальс, фарс!!."
   Она (речь в рассказе новеллиста шла, вероятно, о телевышке?) была высокого роста, полная и приятной наружности. ...Душа у нее была деликатная, и хотя она обращалась со своими девицами, как с подругами, но все же любила повторять, что они с ней "не одного поля ягоды" (Мопассан "Заведение Телье").
   "- Фарс, Джульбарс, фас!.."

   28 декабря 2017 г.
   08 февраля 2022 г.




                Очи черные
                Сентиментальный рассказ


                I

   На улице Ульяновской, посредине одной из комнат рабочего общежития N-ского, в недавнем прошлом радио-лампового, завода стоял праздничный, богато убранный аппетитной пищей, стол. Главным его украшением был поджаренный с румяной корочкой цыпленок-гриль, размером чуть ли не с индюшку; в компанию к нему прилагалось множество вкусных овощей, разложенных поваром по отдельным посудкам: и рассыпчатый, все еще горячий, вареный картофель; и нарезанный круглыми дольками, до горьких слез пахучий, репчатый лук; и пунцовые толстопяточники красавчики - помидоры; и нежно зеленые укроп и петрушка. Центр на столе был составлен из полулитровой прозрачного стекла бутылки с водкой, полудюжины темных из коричневого стекла бутылок с пивом и несколькими, двумя или тремя, мутно-зелеными, наполненных знаменитой местной минеральною водою, выкачанной из очень глубокой подземной скважины; а доминантою на столе утвердили скромненькую видом выпуклую простого стекла вазочку с ржаным и пшеничным хлебом, нарезанным аккуратными почти прозрачными ломтиками, красиво в горку сложенными. Был не забыт старшим поваром десерт: на белом фарфоровом блюдечке лежала горстка засахаренных восточных лакомств, фиников.
   А возле двух, вплотную придвинутых спинками, металлических кроватей, у стены напротив окна, на двух сдвинутых вместе прикроватных тумбочках, девчонки, оформлявшие стол, поставили на тарелках, прикрытых салфетками, еще какие-то угощения, но показывать их они не стали, только сказали, что это есть главный секрет праздничного стола.
   - А что за праздник сегодня? - поинтересовался юноша Юрий, но ему никто не ответил: я, усмехаясь, помалкивал, а нашим дамам объяснять было некогда, - они, как две верткие птички-синички, носились туда-сюда по комнате, заканчивая сервировку.
   Меня и Юрия, чтобы мы не мешали хозяйкам застолья, усадили у открытого окна и просили ждать, подали нам "для нагула аппетита" бутылку аперитива и две рюмки.
   Я тут же сорвал алюминиевую крышечку-косынку на длинном узком ее горлышке и налил до самых краев в обе рюмки.
   Чудесный настоянный на здешних степных и лесных травах ароматичный напиток! Я и Юрий стали его пробовать с большим наслаждением.
   Вечерело. Было свежо. Из окна открывался прекрасный вид: поблизости от высотного здания общежития, где мы находились на седьмом этаже, морщилось блестящей рябью озеро, за ним лежало черною мокрою полосою шоссе с множеством движущихся по нему автомашин, - федеральная трасса М5 - еще дальше, за дорогою на холмах, дачные сады, уже сплошь в пышном багрянце и прозрачном золоте осени.
   В два глотка я осушил мою первую рюмку и повторно наполнил ее до самых - самых краев.
   Признаться, с работой мне повезло: трудиться приходилось в дальних длительных командировках, но постоянно по красивым большим волжским городам. В этот город - с почти миллионным населением, столь тщательно ухоженный, с множеством цветочных клумб, летом роскошно украшенных кустами обильно цветущих нежных в большинстве бордовых и алых роз, окруженный плотным кольцом дубовых лесов, удобно и уютно расположенный по берегам реки, текущей к Волге - я каждый месяц в составе бригады инженеров, уже третий год, приезжал работать. Наша бригада была невелика, и за все время численность ее оставалась неизменной - четверка "варягов". И только несколько месяцев назад появился среди нас еще один, самый юный "бродяга", Юрий, он пока не был дипломиронным специалистом, пока еще он нигде не учился, с которым мне определили работать в паре, и присматривать за ним, и оберегать (он помимо молодости обладал еще одним замечательным качеством - был родственником, вроде бы, двоюродным племянником, наиглавнейшего по нашей "конторе" начальника). И вот теперь мы с ним сидели у раскрытого окна на седьмом или восьмом этаже девятиэтажного здания рабочего общежития; мой юный напарник Юра, дегустируя аперитив, что-то или кого-то рассматривал внизу на улице, а я поначалу любовался видом в дали, с высоты раскрытым в широкой перспективе на только - только отплодоносившие очередным ежегодным обильным урожаем дачные сады по ту сторону озера, за которыми в сизоватой вечерней дымке на вершине одного из холмов с гордой осанкой нового властного хозяина над окрестностью возвышалась мачта телевизионного ретранслятора; затем я подобрал кем-то давно позабытую на подоконнике запылившуюся и выгоревшую до бурой желтизны газету, отпечатанную в типографии еще в конце прошлого лета. Напрягая зрение, поскольку уже начинало смеркаться, я принялся забавляться чтением статьи-передовицы, которая размещалась на весь лист под фотографией первого и единственного, так исторически получилось, президента громадной страны по имени СССР, которая уже скоро год, как прекратила свое существование. Большую часть газетной статьи занимал дифирамб тогда еще действительному, на день выхода газеты, президенту великой страны и ходу затеянной им перетряски, в тогда еще "живой" стране. На фотографии этот человек что-то говорил с трибуны большого съезда. Предположим, та его речь была о бедных девушках! Подходящая тема к вечернему застолью в рабочем общежитии, и против актуальности ее обсуждения мне нечего было бы возразить этому важному человеку, выступавшему перед людьми прошлым летом с государственной трибуны. Впрочем, заканчивался сентябрь 1992 года и теперь в "свежих" газетах печатались изображения уже других людей на той же самой трибуне, но только тема бедных девушек, как будто, более не озвучивалась ни в чьих речах, поскольку у всех, из бывшего СССР говорящих и помалкивающих, в одночасье заботы стали иными.
   - Юра, снимай пиджак, не стесняйся, будь как дома, - предложила Татьяна и затем обратилась к подруге. - Дина, помогай освоиться юноше у нас в гостях. И ты посмотри, в шкафу должны быть плечики для одежды.
   Пока Дина помогала юному Юрию снять пиджак, я долил аперитива в его рюмку, поставленную им на подоконник, и еще раз наполнил до краев свою.
   У нас, т.е. у меня и у моей девчонки, которую зовут Таней, а также и у ее подруги Дины, от Юрия секрет. Он еще не знает, что он пришел не просто знакомиться с Динкой, а еще и свататься к ней. По-другому я не сумел уговорить Татьяну пригласить в рабочее общежитие на улице Ульяновской ее подругу Дину и организовать для меня и Юрия этот вечер с праздничным столом и особыми для нас угощениями.
   - Сама ведь говорила, что у Динки скоро будет год, как нет друга, - уговаривал я Таню еще вчера весь вечер, по возвращению в город из районного центра с названием Каменка. - И, потом, может быть Юрий - это и есть "счастливый случай", ее судьба? Почему ты не хочешь им помочь: они встретятся и полюбят друг друга; возможно, вскоре поженятся. А ты препятствуешь.
   Татьяна за такие упреки злилась на меня, но она долго не соглашалась с моими планами.
   Дина старше Юрия, и много старше. Я врал накануне Татьяне, утверждая, что Юрию скоро исполнится двадцать восемь лет. Теперь девчонки это видят и очень озадачены. Но, похоже, и они понимают, что дело сделано, и ведь не выгонять им теперь врунов. Но и они сообразили, что построенные ими собственные планы на это наше свидание уже нарушены, придется им заново их переписывать, что-то новое выдумывать и быстро импровизировать.
   Накануне в пятницу вечером по возвращению из районного городишки Каменка в областной Большой город, так полюбившийся мне за последние три года командировок, едва устроившись в гостинице, я созвонился с Таней по телефону, чтобы уже окончательно договориться о нашей общей вчетвером встрече. В присутствии Юрия, находившегося со мною рядом в гостиничном номере, я случайно назвал его в разговоре по телефону условно кодовым словом "горный гость", потому как он живет в далеком от этих мест восточном киргизском городе Фрунзе, а там высокие горы. Татьяна меня правильно поняла. Это необычное имя, похоже, ей понравилось и даже запомнилось, и сегодня девчонки Юрия несколько раз уже так "горным гостем" называли, но только он, не понимая их, никак не реагировал. Ну, а Динка в тех же моих телефонных переговорах была названа, по обоюдным для нас с Татьяною понятным ассоциациям, словом "княжна". И по окончательному, победному для меня, договору, заключенному вчера по телефону, должна была в общежитии наступившим вечером, играться "свадебка", поначалу скрытно от Юрия, но чуть позже, если Динке "гость" понравится, тогда об этом и ему скажут.
   Как-то теперь девчонки выкрутятся? Ох, и подкинул же я им задачку. Но куда мне Юрия было девать?
   Впрочем, если по правде сказать, он особо и не просился к ним в гости. В районном городишке Каменка, где мы вместе на пару уже второй месяц работали, выполняя определенные договором работы на одном из предприятий энергетики, Юра при помощи гостиничного телефона уже перезнакомился с молодыми девчонками на каменской городской телефонной станции, которые ему вскоре стали позволять бесплатно домой во Фрунзе звонить. Телефонисточки все допытывались у Юрия, когда они с ним где-нибудь в их прекрасном городке встретятся? Я пока еще, очень резонно, опасался отпускать Юрия гулять по Каменке темными вечерами в неспокойные в стране времена, умело придерживал его в гостинице. И, конечно, всем было бы спокойней, если бы по выходным дням, на которые мы всегда возвращались в Большой город, чтобы он с Динкой встречался, а не бродил в будние дни недели или, еще хуже, темными вечерами по закоулкам Каменки с случайно подвернувшимися ему непонятно какими девчонками с телефонной станции. Беспокоился я еще и за то, чтобы Динка понравилась Юрию: она ведь старше его лет на десять.
   С вечной своей едко дымящейся сигаретой в зубах, я благодушествовал; слегка приторное пресыщение аперитивом уже после второй рюмки текло приятными волнами по телу. Совсем новый вкус, извлеченный из напитка!
   Как и для Юрия, почти также и для меня Дина была "женщиною - и не знама, и не ведома"; я прежде видел ее лишь однажды, хотя давно был с нею в какой-то мере знаком по рассказам Татьяны о подруге.
   "- В начале вечера бледна", - думал я, зорко разглядывая Динку сквозь стекло рюмки, в третий раз до верхнего тоненького темно синего ободочка наполненной золотистого цвета аперитивом.
   Совсем новый и чуждый мне, никогда еще прежде не встречавшийся запах духов исходил от этой женщины, когда она только что подходила к нам принять у Юры пиджачок, чтобы повесить его на деревянных плечиках в шкафу.
   Одним большим глотком я опрокинул в себя содержимое в моей рюмке.
   " - Чуждый... Возможно, мы больше никогда не увидимся!" - думал я о ней и настойчиво пытался угадать, какими духами она пользуется. Назначение духов имитировать аромат женской кожи и под ними сокрыты, что самое важное, настоящие неповторяемые природой запахи женщины.
   Динка обернулась, быстро взглянула на нас.
   "- В глазах у тебя… смятая постель?!!" - мысленно бесцеремонно вопрошал я, выглядывая "пациентку" моего исследования из-за уже опустевшей до донышка рюмки.
   Я вспомнил, что аперитивы полагается пить очень медленно понемногу глоточками. И для нагула достойного аппетита я в четвертый раз наполнил свою рюмку.
   Она заметно принарядилась. Надела новое платье. Взбила прямые коротко стриженые волосы в пышную высокую прическу. Лицо ее длинно, смугло; прямой нос, губы тонкие и бледные; а ее груди, под облегающим их плотно в обтяг лифом платья, волнительно подрагивали в такт движениям быстрых рук.
   "- И устремленные яркие черные глаза", - отметил я во внешности Динки.
   Обман зрения - высокая физика в женщине, а я этого совсем не понимал.
   Я вдруг вспомнил о присутствовавшей здесь же в комнате Татьяне и быстро оглянулся: не заметила ли она моего пристального интереса к ее подруге? Но нет, похоже было, что "здесь" все по-прежнему находилось в полном уютном порядке.
   "- Вы ничего не выиграете, - покачивала головой Танюша, занимаясь сервировкою стола. - На ужин будет та же самая жидкость".
   И пригубив из все еще до краев наполненной рюмки лишь одну капельку напитка, я опять обратил острие своего внимания к "теме" исследования сквозь "увеличительное стекло", причудливо искажающее "изображение оригинала".
   "- Необычность Дины потому, что все ее существо кричаще не подходило к стилю данных покоев?" - раздумывал я, оглядываясь на обшарпанные выцветшие красноватого оттенка обои с неразличимым теперь рисунком на стенах комнаты общежития, в архитектурном плане прямоугольной, "трамвайчиком". Бурые обои давно пора было бы переменить.
   "- Вы ничего не выиграете!" - по-прежнему качала головой Таня, расставляя тарелки на столе.
   Пригубив от упрямства из рюмки еще одну капельку, я продолжал исследование избранной темы.
   Нарядное платье к лицу любой женщине, но особенно природою одаренной очаровательной, искристой праздничными брызгами красотой. Цветущее пышное изобилие тела, присущее Татьяне, в Динке замещено стремительной напористостью всех женских качеств в ее изящной фигурке. И удачно ею подобранное для этого вечера платье эти качества выразительно подчеркивало! Она едва успевала переводить дыхание, раскладывая подле столовых приборов бумажные салфетки, я это дыхание будто бы услышал, по крайней мере, так придумывал и себя в том убеждал.
   - Хороша ли? - спросил я у Юры. - А то прямо сейчас встаем и уходим.
   - Нет, нет, - поторопился отказаться от своих прежних сомнений Юрий, уже успев что-то разглядеть в Динке. - Останемся.
   - Нет, так нет!.. Останемся, - согласился я с ухмылкой и, глотнув из рюмки, добавил, - надо же девочке, в конце-то концов, семейное одеяло обновить.
   - Почему семейное? - насторожился Юра.
   Сообразив, что сболтнул сразу заодно и пошлость, и глупость, я поторопился придумать что-нибудь остроумное, чтобы вывернуться из возникшей неловкой ситуации:
   - Это общежитие на Ульяновской улице, когда оно только-только проектировалось и когда оно лишь начинало строиться, задумывалось как семейное, поэтому одеяла здесь до сих пор его жильцам выдаются широкие, которые размером одно на двоих.
   - А, а… - недоверчиво, ничего не поняв из моего бессмысленного объяснения, кивнул Юрий, оглядываясь на четыре узенькие "односпалки" - железные кроватки, которые стояли в этой пустой убогой комнатке, где мы сидели у открытого окна и наслаждались великолепным видом на синее озеро и вкусом поднесенного девчонками напитка, добытому, наподобие нектара, из самых буйных местных трав.
   И, будто бы, у Юры уже появилась потребность расстегнуть несколько пуговиц на своей симпатичной жилетке: он эти пуговицы красивыми розовыми пальцами, словно клавиши музыкального инструмента, время от времени отчаянно теребил.
   Нелегко жить в таких неуютных тесных комнатах девчонкам, работающим на бывшем радио-ламповом заводе, выпускавшем теперь из своих цехов более современные полупроводниковые электронные устройства. А они живут здесь по многу-многу лет: трудятся, влюбляются, ходят по вечерам в ближайший кинотеатр и очень редко, если удастся сэкономить денег от скромной зарплаты, - верх их мечтаний! - посещают в центре города какой-нибудь сверкающий светом, гремящий праздничной музыкой ресторанчик; и из этих тесных комнат они выскакивают замуж, чаще всего впопыхах, за первого предложившего им руку. Но только не все из них такие счастливые; как мне говорила Таня, многие, очень многие из девчонок, живущих в этом общежитии, так и засиживаются в девах.
   Когда-то они молоденькие полные ожидания вселялись в рабочее общежитие, приехав работать в Большой город из какой-нибудь деревеньки после окончания школы, и тогда было им всего семнадцать. Потом, очень скоро, стало им уже двадцать; затем многие девушки отметили в этих стенах свой двадцать пятый день рождения, а там уже скоро перевалил их возраст за "роковые" тридцать. Конечно, остаются незамужними и продолжают жить в общежитии в Большом городе чаще всего те, кто почти не одарены красотою: и так постепенно в этих стенах на Ульяновской происходит "естественный отбор"; с каждым годом становится все грустнее и все более без красочным общество девушек рабочего общежития.
   Прикурив очередную сигарету, я задумчиво разглядывал, как корчилась, чернея, постепенно обугливалась, сгоравшая в моих пальчиках, до их кончиков, спичка. Вот так же и многие проживающие здесь девушки "догорали" в коробочках-комнатках этого девятиэтажного грустного дома.
   Татьяне и Динке вроде бы повезло, они - городские. Но, как рассказывала мне Таня, у Динки, хотя и живет она в квартире с родителями, судьба очень схожа с судьбами девушек из этого общежития. Засиделась она почему-то в девицах. Она была замужем однажды, но вскоре после свадьбы ее брачный союз распался. Жуть и, должно быть, какая - то странная тоска одиночества! Неужели никто из жительниц заводского общежития не достоин лучшего?..   Оглянулась на нас и Динка; устремила яркие черные глаза на Юрия.
   "- Хватай меня скорее!" - словно бы восклицали ее темные от любви очи; а он, не видя их, мужественною красивою рукою взял неторопливо с подоконника бутылку и до краев рюмки долил напиток. Только очень-очень счастливый человек мог не замечать на себе такого волнующегося взгляда пламенных очей.
   "- Горячая кровь. Она вспыльчива!" - вспоминал я сведения о "княжне", выуженные мною прежде у Татьяны.
   Восприятие - это процесс… Динка постаралась мне улыбнуться. Быстро взглянула еще раз на Юрия. Наклонила голову и что-то шептала Татьяне на ухо. Покраснела, выслушав, также шепотом, ответ. Промелькнули и удовольствие на ее лице, и тайная надежда, высветившаяся невольно: но необъяснимо, капризно.
   "- Женщины никогда не отказываются от таких забот?" - вошел я мысленно с нею диалог.
   Приняв тотчас серьезный, печальный вид, она что-то тихо говорила Татьяне. Я живо представил себе, что она ей сказала: "Эти вещи я хотела бы поскорее забыть!"
   Задумалась. С удивлением пристально по очереди посмотрела на нас у окна. Я, кажется, начинал понимать ее!..
   "- В глазах у тебя выплеснулось темное звездное небо!"
   Она отвернулась. На шее у нее нитка бус - обычные прозрачные стекляшки. Легкое наклонение головы и мимолетная улыбка. Восприятие - это, несомненно, творческий процесс.
   Неделю назад, убеждая Юрия познакомиться с Диной, как бы мог ему я описывать красивую городскую женщину? Черноглазая… Симпатичная… Любит вышивать, вяжет быстро и хорошо.
   - Сколько Дине лет? - вместо ответа спрашивал Юрий.
   Конечно, здесь была некоторая проблема - она была старше его: на юрины неполные  двадцать четыре годика приходились дининых неполных тридцать пять.
   - Этот вопрос несущественный в отношении женщин, которые еще не перешагнули черту критического возраста, - пытался я увернуться от прямолинейного вопроса и уже всерьез сердился на несговорчивого юношу, за которым меня обязали приглядывать.
   В самом деле, что еще нужно в длительной командировке человеку?! Отработал пять денечков в Каменке и вот уже в пятницу вечером прибыл на полных два выходных дня в Большой город, на воссоединение, так сказать, с главными силами бригады. Приехал, быстренько разместился до понедельника в чудесной гостинице с прекрасным крылатым названием "Ласточка", расположенной на высоком холме и словно парящей над Большим городом, над причудливо разбросанными внизу в речной долине домами и асфальтированными линиями длинных широких улиц. Любуйся, не налюбуешься! Красивейшие леса подступают прямо к крылечку гостиницы. И гуляй по лесу, по тропиночкам среди дубов и сосен… Но только с Динкой!
   Тут тебе и встречи по полной программе с любимой женщиной на полных два выходных дня, пока снова в Каменку нам придется возвращаться. И потом снова отработал пять каменских денечков, и опять новые головокружительные встречи в шумном большущем городе с милой женщиной. Но - только! - с Динкой.
   - В чем может быть проблема? - убеждал я его. - Если она тебе не понравится, то тогда я укажу Татьяне подыскать для тебя другую девочку. Но Дина хороша… В этом городе два коренных типа женщин. Ты ведь Татьяну видел? Но только ее подруга совершенно противоположный тип красавицы. Динка - сама восточная княжна! Черноока, стройна...
   - У Татьяны, конечно, есть и помладше подруги, но эта… - так продолжал я убеждать Юрия, и в очередной раз рисовал перед ним словесный портрет "княжны" и расписывал достоинства местных женщин.
   Насчет другой девчонки я Юрию говорил неправду: пригласить на вечер кого-либо значительно моложе Динки сложно было: незамужних подружек у Тани были лишь Дина, да Рая, но только Рая, я это знал из татьяниных рассказов о ней, отчаявшись завести себе мужа, решила обзавестись ребеночком. Подсунуть Юрия в ситуацию, в которой юноша мог внезапно "заполучить" сыночка или дочечку на стороне, было бы великой глупостью с моей стороны. И все-таки, отлучки "перестроечными" темными вечерами на свидания с каменскими телефонистками меня беспокоили много больше, чем даже внебрачные дети для него от Раи.
   Понятное дело, звонить бесплатно в любое время суток во Фрунзе это хорошо и удобно, но можно было бы и по гостиничному телефону потрепаться с девушками с телефонной станции, а не ходить к ним, невесть куда, на свидание. Однако, удержать молодого человека от встречи на темных и сделавшихся опасными улицах с каменскими девочками, когда наши командировки были продолжительностью по двадцать-двадцать пять дней, а то бывало и дольше - такое мне исполнить было бы практически невозможно без подходящей альтернативы. Впрочем, в этом ли было мое дело?
   Я еще раз сверху до низу окинул взглядом "восточную княжну". Женщина была по настоящему и красива, и приятна.
   Дорогого стоило мне уговорить Юрия прийти на встречу с Динкой. Но и уговорить Татьяну организовать такую встречу было не менее сложно. С трудом все сложилось, потому ясно, как и почему в начале праздничного вечера я беспокоился о добром его начале и о последующем течении: помолвка "княжны" Динки и Юрия - "горного гостя", "восточного визитера", - должна была состояться при любых условиях!
   С гулом и звоном Татьяна уронила на пол корзиночку с вилками и ложками и нагнулась подобрать их… Обронить посуду в нужный момент с должным грохотом - большое искусство. От неожиданности возникшего шума я пребольно прикусил себе язык.
   Собрав вилки и ложки, Танюша вышла ополоснуть их водой, и через оставленную открытой дверь я наблюдал, как она стройная милая домашняя идет по коридору общежития, пока она не свернула в помещение общей на этом этаже кухни.
   Она ведь не похожа нисколько на Динку?
   Мои замечания относятся только к этому блестяще выдуманному Большому городу с лицом утомленно-красивым, "аперитивным". Это, конечно, я так считаю…


                II

   - К столу, к столу, гости! - призвала Татьяна, когда она вернулась с кухни.
   Никто не противился: аперитив, приготовленный на местных травах был великолепен, но уже хотелось и закусить, и пора было выпить - теперь по-настоящему.
   Расселись, однако, мы странно: я и Юрий оказались по одну сторону стола, наши дамы по другую; Дина находилась напротив меня, Татьяна - напротив Юрия. Но никто из нас почему-то такой неуклюжей посадке не придал никакого особого значения. Похоже, участники вечеринки были очень голодны и поспешили; но, главное, обе наши дамы были заняты Юрием, и они не обращали на меня ни малейшего внимания.
   Татьяна отщипывала и подкладывала Юрию самые лучшие кусочки цыпленка-гриль.
   - Крылышко любишь, Юрочка? - ворковала Таня. - Или лучше, Дина, подай юноше на тарелочку белого мяса от цыплячьей грудки. Оно вкусней. Попробуй и то, и то, Юра.
   Княжна Динка проворно большой ложкой насыпала Юрию в тарелку рядом с куриным крылышком и грудинкою тепленькие рассыпчатые картофелины.
   "- Нельзя быть разиней, - думал я, с изумлением наблюдая за происходившим. - Да, это интересно!.. Танцевавшему с незнакомой женщиной - да, вдруг, ощутить себя не избранным".
   - Сашенька, тебе сегодня водку разливать, - вспомнила, наконец-то, и про меня Татьяна. - Наливай в рюмки водочки, будем молодых людей угощать и знакомить.
   Запотевшая бутылка с остуженной в холодильнике водкой "обжигала" ладони и готова была выскочить из моей руки, словно бы она сама желала по стопкам разливаться. Эх, замороженная, должна же, - даже обязана! - быть ты хороша.
   - Правило нашего застолья Юра, - объясняли женщины Юрию, - каждый из нас произносит свой тост и затем рассказывает хотя бы коротенькую о чем угодно историю.
   - Сашенька, ты первым тост скажи, - предложила Татьяна, подкладывая Юрию на тарелку еще одно птичье крылышко, тогда как Дина подсыпала ему еще горячие картошки.
   Рассерженный дружным невниманием ко мне со стороны наших обеих поварих я произносить тост отказался в пользу Юрия:
   - Вот Юра, гость дорогой. Приехал он к столу не без мысленно, но с многими заранее словами припасенными. Ему первым говорить.
   Поначалу Юра слегка растерялся, потом надулся, соображая какие речи ему перед публикой держать. Он таки вспомнил чудесный тост. И после рассказанная им "юринская" история была даже на редкость интересна. Но поначалу отчаяние мелькнуло в его глазах, когда он выпалил на одном дыхании свой тост, который, надо думать, и задал тон всему дальнейшему нашему застолью.
   - Выпьем за то, чтобы столы ломились от изобилия, а кровати - от любви! - сказал просто и конкретно дорогой гость Юра, и тут же с перепугу он ужасно страшно покраснел.
   Девчонки переглянулись и похлопали в ладоши; им обеим тост понравился.
   Выпили все дружно. Стали закусывать.
   Похоже, Татьяна была все еще в обиде на мой обман. Стоило мне только попытаться открыть рот, как она тут же перебивала меня и тут же предоставляла опять слово горному гостю Юрию. Надо было смириться и ждать своей очереди поговорить.
   - Да, неслыханное упорство, Юра! - кивала головой Дина.
   - Времена меняются и налагают на нас множество новых обязательств, - поддакивала ему Татьяна.
   - Мне очень нравится ваш город, - польщенный множеством и столь высоким качеством обращенного на него внимания, разговорился Юрий. - Моя семья, мои мама и папа, я и сестренка, мы все с гор хотим переехать пониже, куда-нибудь на равнину, желательно в крупный город, на большую реку. Дядя обещал нам помощь, он давно внизу на равнине живет и в общественном положении он не последний человек.
   - Юра выгодный жених, его дядя очень большой человек, - как бы между прочим, обронил я, не поднимая глаз, чтобы не выдать ухмылки, хотя мне хотелось увидеть впечатление от сказанного у сидевших напротив девушек, но я постарался казаться совсем равнодушным, будто бы выражение на лицах у девчонок совсем меня не интересовало. Я старательно обгладывал куриную косточку и с наслаждением вслушивался в звонкую хрупкость тишины непродолжительной паузы, наступившей сразу после моих слов. Ведь выгодные женихи в общежитие на Ульяновской улице являлись не часто.
   Юра, докончив поданный ему Татьяной кусочек мяса, уже сам выбрал для себя вторую цыплячью ножку. Аперитив, выпитый им у окна, пошел на пользу его аппетиту. Все шло спокойно, умеренно и, право, очень уж "аристократично"; и я решился прервать затянувшуюся паузу:
   - Я предлагаю рассказ Юрия назвать... Акт преодоления горы!
   Динка заерзала на стуле.
   Татьяна покосилась на Динку и заметила мне:
   - Ты сегодня отчего-то очень сильно поглупел?
   Это было слишком! Я хотел было огрызнуться, что это рядом с нею я всегда почему-то становлюсь таким, но передумал и промолчал.
   - Почему вы меня горным гостем называете? - беспечно и хмельно улыбаясь, поинтересовался Юрий.
   Я поспешил объяснить:
   - Девчонкам накануне мною было сказано: Юрий из города Фрунзе, там высокие горы.
   - Юра расскажи о горах? - спросила Татьяна.
   - Но Юрий о горах обещал рассказать позже, - перебил я Татьяну, поскольку все еще был сердит на ее колкое замечание мне. - Он прежде желает рассказать историю о том, что… как я еще в Каменке ему предлагал с Диной познакомиться.
   - Лучше о Каменке, - подала реплику Динка.
   - Премьера! Рассказывает Юрий, - закричал я. - Каменская ария горного гостя!
   Юрий покраснел. Наверно это от волнения перед сольным выходом на здешнюю маленькую "театральную сцену". Затем он с преувеличенным пылом начал свой рассказ. На протяжении всей истории Юра красивой рукой держал стакан с минеральной играющей искристыми пузырьками газа водой.
   Я же во время рассказа Юры, нисколько теперь не стесняясь моей Татьяны, впился глазами и внимательно разглядывал Динку: лицо у нее, плечи, ее руки.
   Сакральное - течение быстрое, река не судоходна.


                III

   Время шло. Мы засиделись за столом. Закончился поздний вечер, и приближалась ночь. Пора было расходиться.
   Горный гость аккуратно сложил салфетку и положил ее на столе слева от тарелки.
   Татьяна и Динка заметили это и со значением переглянулись.
   Я и Татьяна вызвались проводить вторую пару до их комнаты. И в конце коридора общежития, выйдя на лестницу, мы стали подниматься на этаж выше; мы с Таней шли, подобно свадебным шаферам, следом за возвышающимися на две ступеньки горным гостем и его княжной. Глядя на пьяно покачивающееся из стороны в сторону юркино туловище и подрагивающий рядом с ним при каждом шаге крепкий динкин круп, можно было только с грустью и завистью додумывать их дальнейшую, надо полагать, счастливую и респектабельную совместную жизнь. Я живо вообразил, как Дина, даже в самую безоблачную погоду с зонтиком в руках, требовательная и капризная, как она каждый вечер будет говорить Юрию:
   - Перед сном мы должны прогуляться, любимый!
   И я представил спокойного покорно вздыхающего Юрия, склоняющего перед супругой уже начинающую лысеть, но все еще красивую голову.
   - Между прочим, шляпа твоей подружки верх безвкусицы, - шепнул я на ухо Татьяне.
   Моя любимая фыркнула, возмущенно пожала плечами и выразительно покрутила пальцем у моего лба.
   Обе пары не преминули воспользоваться случаем совместно осмотреть апартаменты, предназначенные на эту ночь для сна молодых людей; и надо честно признаться, им достался очень забавный старинный "погрызанный дом". На стене комнаты, за небольшую плату выделенной комендантом общежития до утра Динке и Юрию, было написано цветным карандашом: "Чресла мужу даны, а лоно жене".
   Я хотел засмеяться, но Татьяна пребольно локтем ткнула меня в бок.
   - Молодожены должны быть одни! - негромко произнесла азбучную истину Таня, и мы с ней неслышно на цыпочках покинули счастливцев.
   Вскоре мы вернулись "к себе" в нашу комнату, выкупленной у комендантши общежития также за пять рублей до завтрашнего утра; мы с Таней быстро разделись и, поеживаясь, улеглись в холодную постель.
   - Танюша, мы лишку выпили?
   - Спи миленький, к утру ты проспишься! - откликнулась она.
   - Мне завтра на работу обязательно.
   - Я разбужу. Но прежде пораньше домой сбегаю, быстро что-нибудь приготовлю и горяченькое принесу.
   - Мне Динка сниться будет, - ухмыльнулся я.
   - Ничего, пока ты будешь спать, я тебе на лоб буду дуть. И тогда тебе я буду сниться.
   - А сейчас Юрка вокруг нее кругами так и ходит…
   - Он не ходит, она лежит в постели рядом с ним и обнимает его. Спи, не мучайся так, миленький, а то я завтра с тобою даже разговаривать не стану.
   - Сегодня полнолуние? Нет?.. Или выгляни в окно?
   - Засыпай. Спи уже, - баюкала меня Татьяна.
   И так хорошо она баюкала.
   …Тогда, в ту ночь, когда мы однажды ночевали у Динки, была полная ясная луна на чистом морозном небе. И снопами серебряного света лилась она в окна динкиной квартиры; не были преградой для нее и светлые льняные шторы. Было, как днем, все видно…
   Вспоминается, в два часа ночи я стал собираться в туалет.
   - Мы ведь в гостях, - возмущалась шепотом Татьяна. - Что если тебя увидят динкины родители?
   - Я буду осторожен, - отбивался я, разыскивая в тряпичном ворохе посреди комнаты свою одежду.
   …Динка - женщина с прекрасным лицом и голосом!
   А что делала волшебница Дина в это же самое время? Элексир по имени "Любовный напиток" действовал и на нее! В соседней комнате, где на диване она постелила себе простыни, вершилось лунное пиршество. Это я сразу понял, едва только на цыпочках выбрался из спальни в зал. Луна вливалась в не зашторенное в этой комнате окно рекой и уже притекала к самому динкиному ложу, начав с низу от пола на него взбираться; девица спала, прикрытая одеялом лишь до пояса, только в легкой без рукавов открытой на шее глубоким вырезом светлой сорочке, лежа спиной ко мне, а лицом к спинке дивана. У того края дивана, где на подушке покоилась голова спящей, рядом находился выход в прихожую. Двери на раме не было и в комнату из темного "зева" прохода через коридор из спальни родителей девушки приглушенно влетали отдаленные звуки грозного мужского храпа.
   "- Ничего себе!" - прислушивался я с опаской к этим "мелодиям" и осторожно, стараясь не скрипеть половицами, двигался к ужасающему темному проему.
   "- Уж, не дочь ли самого дракона она?" - подумал я о Динке, в то время когда храп ее отца стал походить уже и вовсе на львиное рассерженное рычание.
   Выглянув в прихожую, я увидел открытую дверь в родительское помещение и там изголовье широкой кровати. Дальше идти я уже не посмел и быстро из зала вернулся к Тане, в комнату, которая была динкиной спальней.
   - Я решил потерпеть, - сообщил я, забираясь под одеяло на мягкие перины вкусно пахнущей девичьей постели. Женщины Большого города исповедовали культ чистого постельного белья, всегда хрустящего душистостью.
   Ушли мы, как и пришли, крадучись; потихоньку выскользнули из квартиры в половине пятого часа, когда одетая в тоненький халатик Динка открыла замки на входе квартиры и прикрыла дверь в комнату родителей. На небе луна еще светила, но уже она спряталась за крышами соседних домов.
   Рано утром в холодной комнате рабочего общежития Татьяна поднялась первой, выбралась из теплой постельки в лютую осеннюю стужу, за ночь наполнившую помещение, стала быстро одеваться. Я тоже проснулся, почувствовав себя одиноко.
   - Ах, Таня, подойди к кровати, пожалуйста! Я все равно уже не усну, я столько думаю, а голова у меня раскалывается…
   - Ай, ай! Это не хорошо. Засыпай сейчас же. Не хочешь же ты прийти на работу усталым и невыспавшимся.
   - К чертям работу!
   - Не говори так плохо на свою работу, она тебя кормит, там твои сослуживцы и товарищи.
   - Кроме тебя у меня никого нет.
   Мелким, почти воздушным шагом она подбежала к моей кровати… достала носовой платок и вытерла с губ помаду… наклонилась… положила прохладную ладонь мне на лоб… долго поцеловала в губы.
   - Спасибо, Таня! Как мне приятно! Вот здесь, на кровати, посиди немного со мной, моя хорошенькая, и не думай о завтрашнем дне.
   - Тогда совсем просыпайся, день завтрашний уже превратился в день сегодняшний.
   Таня уселась на краешек кровати и положила мне на голову полотенце, смоченное оставшейся с вечера в бутылке минеральной водой.
   - С каких гор Юрий? - спросила она.
   - С Тянь-Шаньских, но возможно, хотя он и врет сам того не зная, возможно он с самого Гиндукуша! так и скажи Динке - горный гость гиндукушский желал бы познакомиться с нею и кто знает? к ней посвататься? ах, да, они уже познакомились. Он ей покажется милым простосердечным добрым.
   - Динка стала в последнее время строже, честолюбивее и, как ни странно, весело настроена, - подхватила тему Татьяна.
   - Перемени мне, пожалуйста, компресс.
   - Она станет снова замужней дамой и не будет прозябать на положении разведенной вдовы…
   - О-ощ! Она вдова?!
   - Это я ее так раньше дразнила, когда ее посещала меланхолия… А когда она станет его женой, то сумеет подстегнуть его честолюбие и позаботится о том, чтобы он преуспевал и не жалел своих сил, чтобы ей не пришлось краснеть за него.
   Я с тоскою и головной болью разглядывал возле себя на стенке в нашей комнате у изголовья надпись, которую я нацарапал вчера поздним вечером, перед тем как заснуть:
                ЧЕРНЫ ОЧИ = ПИР.
   - Таня, жизнь ведь ужасно серьезная штука.
   - Если окажется, что он ей не мил… И речь собственно идет не о счастье… Она вступит в этот брак, чтобы спокойно и трезво загладить…
   - Танюша, как я пьян! Позволь поправить тебя, Динке кажется, что она не мила горному гостю, так?
   - Не так. Именно он ей почему-то еще вчера был не мил. Она говорила, когда мы были на кухне, что давно забытые чувства вновь охватили ее. Накануне ей снился сон, она и он (она не разглядела его лица) в ЗАГСе. Ее загадочная красота контрастировала… Ай, что ты! Перестань щипаться… Густо-лиловый цвет ее свадебного платья… Короче, снился ей кто-то не похожий на Юру.
   - До чего же ты сегодня хороша! - я погладил Татьяну по плотному бедру. - Утренне хороша!
   - …И вот во сне после они решают совершить поездку и закусить в ресторане…
   - Я тоже хочу закусить и завтракать.
   - Представляешь, вот они едут. Среди вольной природы. Шоссе. Поля, луга, рощи, села…
   - Какие еще села? Они ведь в ресторан поехали. Я тоже хочу завтракать. Яичницу и много-много минеральной воды… Или рассолу? У тебя дома нет рассолу? Что? Откуда Юрий? Я уже говорил. Вообще-то, он утверждает, что с Тянь-Шаня. Но возможно он лукавит и он с самого Гиндукуша! А-а! Из какого города? Он живет с мамой, своей сестричкой и папочкой в городе Фрунзе на улице….
   - Забыл? Хорошо, хорошо! Лежи, вспоминай, а я быстренько сбегаю домой и тут же с яичницей обратно. Положи полотенце на лоб. Так будет легче.
   - Танюша в куртке книжечка. Почитай мне, любимая.
   - Любое?
   - Открывай страничку наугад.
   Татьяна достала из моей куртки книжечку, прочла строчку из стихотворения и исчезла за дверью.

                Я пригвожден к трактирной стойке.
                Я пьян давно. Мне всё - равно.
                Вон счастие мое - на тройке
                В сребристый дым унесено…

   Что это была за трактирная тройка? Что за сила заставила меня открыть глаза?.. В комнате под потолком ярко горела электрическая лампочка. Рядом со мной, на другой кровати, что стояла у противоположной стены, сидела, забравшись с ногами на постель, и смотрела на меня, не мигая, пристально внимательными глазами Динка. Оказалось, замок двери в комнату не был Танечкой закрыт на ключ. Ах, как все сложно и запутано!
   Перепуганный, я натянул на голову простыню и, подобно ребенку, спрятался под ней. Мне стыдно было за свое лицо, помятое сном и великим похмельем. Но одновременно из под короткой простыни обнажились выше щиколоток ступни моих ног, и их уже никак нельзя было скрыть. Со стороны должно быть все выглядело очень смешно.
   Ни в комнате, ни из коридора общежития не слышно было ни единого звука! В пространстве, от которого я отгородился, стояла, однако, слишком напряженная тишина; казалось, важная эмоция выпала и застряла там в нем, повисла, запутавшись в неких незримых веревках, протягивающихся от человека к человеку. Не в силах больше выдержать испытания безмолвием и неизвестностью, томимый неизбежностью, я приподнял край простыни.
   Я увидел колени Динки, которые были крепкие и похожи на два больших твердых яблока, выкатывающихся из под складок нарядного платья. Лицо Динки было теперь повернута ко мне в профиль: что то в дальнем конце комнаты привлекало ее внимание.
   "- Появилась чудная Дина… Аплодисменты истощаются, крики восторга слабеют. Что это? Отчего это? Увы, от непостоянства человеческой натуры… А представляете, накануне наша Дина привела в восторг всю доморощенную аристократию!"
   Лицо ее успокоилось и посветлело. Она вчера вечером была так взволнована. Теперь, неужели, на нем появилось разочарование?
   "- Как легко быть обманутым и как легко всему верить, - думал я, выглядывая Динку. - Но многие женщины живут в придуманном ими мире бумажных цветов".
   Дина все видела! Она сделала едва заметное движение головою в мою сторону и с легкой усмешкой искоса правым глазом посмотрела на меня, подсматривающего из под простыни.
   - Твоя книга, Саша?
   "- Зачем, ох, зачем она меня об этом спрашивает?" - думал я, стремясь понять ее вопрос. Я опустил простыню до середины шеи. И искренне удивляясь, глядел на Динку.
   - Таня ее мне читает иногда. Прочти и ты что-нибудь?
   Долго, - так долго! - молчала Динка; наконец она взяла в руки книжечку, для чего-то оставленную Таней на той кровати, на которую почему-то и присела туземная княжна, метнула на меня взгляд своих глубоких темных глаз и быстро с открытого наугад листа прочитала:

                Простерши руку в полумглу, цветок роняет на полу.

   И захлопнула книжечку! Придавая лицу строгое выражение, она задвигалась; потом опустила ноги с кровати, брови ее сдвинулись; потом она вскочила, щеки ее пылали. С глубоким изумлением смотрел я на нее. У меня кружилась моя хмельная голова. И чтобы от этого уж совсем не потерять сознание, я про себя начал произносить без смысла и без выражения фразы: "Динка бровью тонка. Динка чертовка. Динка плутовка. Динка стройна, тверда телом. Динке палец в рот не клади".
   Дина раздвинула шторы на окнах и, щелкнув выключателем, потушила электрическую лампочку под потолком. Утренняя мгла еще стояла над Большим городом и нехотя вливалась блеклость света с городских улиц в комнату.
   "- А хороша она! Даже в свете серого пасмурного утра она так славна!"
   Дина взяла со стола стакан с водой и прошла в глубь комнаты; и оказалось, что где-то там во все эти минутки на другой кровати находился Юрий.
   Вскоре в коридоре общежития послышались, и я сразу по звуку узнал, спешащие к нам неповторимые татьянины шаги.
   - Как изволили почивать, молодые люди, - едва войдя в комнату, с порога защебетала моя веселая птичка, задала напрямик вопрос жениху и невесте.
   Татьяна звонко чмокнула в щеку свою питомицу и тепло пропела:
   - Будь счастлива, Дина, милое дитя мое!
   Отошла с Динкой к дверям. Прижавшись друг к дружке лбами, они пошептались. Потом подружки вышли в коридор.
   - Как чувствуешь себя, Юра? - спросил я напарника. И поискал глазами вокруг свою одежду, желая, пока дамочки вышли, одеться; но так и не увидел ее. - По охмелить тебя?
   Донесшийся из угла лишь стон выразительно означал однозначный ответ. Бедный мальчишка. Молодежь… Не догадался, не доглядел я за ним! Я приподнялся с постели. На кровати в углу комнаты, уткнувшись головой в подушку, лежал Юра: такой всегда мужественный и бодрый, молодой прожигатель свободной жизни, застенчивый мальчишка в телефонных разговорах с каменскими телефонистками и интересный нахал еще в начале вчерашнего вечера. Что делает с людьми водка! Я осторожно потрогал свою больную голову. Она, моя никудышная голова, вчера должна была подумать, что за последствие для начинающего жизненный путь юноши последует после приема того спиртосодержащего коктейля из аперитива, водки, пива и газированной минеральной воды, который и таких как я закаленных бойцов запросто навзничь повалит. Вдобавок, возникла еще одна проблема: если мне явиться сегодня с утра на работу вместе с Юрием, то мне и иного рода последствий не избежать - не миновать неприятного разговора с начальником нашей бригады, его никогда не проведешь, уж он то сразу догадается, что я нарушил запрет не подпускать к выпивкам молодого мальчишку. Беда!.. Хлипка молодежь нынче. Хлипка.
   - Ты на работу сегодня не появляйся, Юра. Езжай сейчас прямо в гостиницу, отоспись. На такси деньги есть?
   - Есть.
   - Как ночь прошла? Понравилась партнерша? Жгучая женщина!
   - Не знаю, - невнятно отвечал Юрий.
   - С Динкой в гостиницу поезжай, - подал я совет напарнику. - Никого в гостиничном номере до вечера не будет. Все наши до позднего вечера с работы не уйдут. Нужно нам к понедельнику много аппаратуры к вывозу на объекты подготовить. Тебе и Динке никто не будет мешать. Утром часов в десять сходите в ресторан, позавтракаете. А что сказать про тебя начальнику, я придумаю.
   На удивление Юрий молчал и не произнес ни да, ни нет.
   - Дина, возьмешь такси, отвезешь Юрия в гостиницу? - спросил я, когда обе наши девицы вернулись в комнату.
   - Отвезу, - кивнула головой Динка.
   И вскоре Дина и Юра ушли.
   Утренняя мгла еще стояла над городом.
   - Дина разочарована! - сокрушенно объявила с порога, вернувшись после проводов молодоженов, Таня.
   - И ничего не поделать, - бормотал я, ежась, натягивая на себя остывшую за ночь в холодной комнате одежду.
   Поглощая яичницу и запивая ее бутылочным квасом, я глупо шутил:
   - Приглашений разостлано было очень немного.
   Татьяна не обращала внимания.
   - От свадебного путешествия новобрачные отказались.
   Татьяна подложила мне еще яичницы.
   - Обряд венчания происходил в присутствии только близких друзей.
   Татьяна была выдержана и не реагировала на мой юмор.
   - Нет ли у Динки на плече родинки?
   - Есть, но только она у нее на животе.
   - Да, ну?! А откуда ты знаешь?
   - В бане вместе были.
   - А что…
   - Еще одно слово о Динке, и я тебя загрызу, - рассвирепела Татьяна.
   Я чуть яичницей не подавился, но осторожно продолжил:
   - Вступят в брак уже только там, на небесах, и, конечно, каждый сам по себе.
   - Как это? Сам по себе… - удивилась Татьяна.
   И она решилась и рассказала, что у Динки практически ничего и не было. Юра так напился… У него с Динкой получился секс в четыре руки.
   - Будто мы не напились… У нас в эту ночь вообще ничего не было, даже в четыре руки. Сразу мы и уснули.
   - А Динка то об этом не знает!
   Мне пора было на работу. Я поцеловал Таню и побежал из общежития на автобусную остановку. Таня еще задержалась, чтобы отдать ключи от комнат комендантше общежития.

   - Динка тебе привет передает, - сказала Татьяна, когда в следующую пятницу я, вернувшись из Каменки, вновь встретился с моей любимой в одной из комнат заводского общежития.
   Чуть позже, порывшись у себя в сумочке, Татьяна достала маленький сверток.
   - А это комендант общежития твою книгу возвращает.
   - Спасибо... Консьержки в вашем городе, если это не касается дорогостоящей техники, честные крепкие педанты, - поблагодарил я Татьяну. - А если бы я велосипед поставил в фойе рядом с ее комнатой?
   Книжечка стихов Александра Блока, которую я позабыл на той кровати, где сидела Динка, была завернута в газету. В ту самую газету. Та самая передовица.
   И вот я снова подсаживаюсь поближе к окну к вечернему свету, и читаю статью - дифирамб первому и единственному президенту той страны, которой уже скоро год как не стало. Позже я замечаю, что в книжечке, которую мне возвратили, сделана закладка тонкой длинной волосинкой. Мне любопытно, что же читала комендант рабочего общежития. Я открываю книгу стихов Блока на отмеченной странице.

                * * *
                Где отдается в длинных залах
                Безумных троек тихий лёт,
                Где вина теплятся в бокалах, -
                Там возникает хоровод.

                Шурша, звеня, виясь, белея,
                Идут по медленным кругам;
                И скрипки, тая и слабея,
                Сдаются бешеным смычкам.

                Одна выходит прочь из круга,
                Простерши руку в полумглу;
                Избрав назначенного друга,
                Цветок роняет на полу.

                Не поднимай цветка: в нем сладость
                Забвенья всех прошедших дней,
                И вся неистовая радость
                Грядущей гибели твоей!..

                Там всё - игра огня и рока,
                И только в горький час обид
                Из невозвратного далёка
                Печальный ангел просквозит…

   Под табачною дымкой тайны твоих очей мерцает огонек, как на черте у полночной дали; и точка ее очей - примета наших страстей. Я так полагаю, что стихотворение Блока было посвящено столь любимому поэтом искусству театра, а танцовщица, вышедшая с цветком из хоровода, круга игры огня и рока, была аллегорией комедии.
   Динка и Юрий в том теперь от сегодняшних дней далеком 1992 году больше не встречались. Что дальше стало с Юрием - я не знаю, мне вскоре пришлось уволиться из такой на редкость удобной фирмы связистов, найти в городе, в котором я был прописан по паспорту, другую для себя работу, в командировки я уже не ездил и в Большом городе никогда более не бывал. Разумеется, это название есть также придуманная мною аллегория. А с Татьяною мы долгое время не забывали друг-друга; и даже, примерно через три года после застолья в общежитии на улице Ульяновской, мне довелось дважды увидеться с Диною. Она приходила к поезду проводить меня. Но это другая история для следующих моих рассказов, если у меня появится желание их написать.

   02 марта 2008 г.
   Ред. 03 февраля 2022 г.




                Ворона
                Рассказ

   Утром на берегу реки на высоком дереве сидела хмурая ворона. Она мерзла, а потому топорщила перья; но это мало помогало - кровь текла по сосудам в ее старом теле медленно и плохо грела.
   Недалеко от дерева по берегу реки молодая мама выгуливала сынишку лет четырех. Или, наоборот, сынишка выгуливал маму?
   Ребенок был живой, резвый, можно даже сказать, - беспокойный ребенок.
   - Саша, не подходи к воде! - говорила ему мама.
   Ребенок не слушался и пытался наступить ботинком на полоску - границу воды и мокрого песка.
   Ворона сидела неподвижно и лишь краем глаза неодобрительно следила за малышом. По мере того, как мама и ее резвый сынишка подходили все ближе к дереву, у вороны росло желание на всякий случай улететь.
   "- Кхм. В парк улететь, что-ли?" - прикидывала ворона.
   Но в парке в это время так же прогуливали детей, и было еще беспокойней.
   - Саша, если ты еще раз зайдешь в воду, то мы немедленно уйдем домой, - предупредила сына мама.
   Поскольку мальчишка, не слушая предупреждений, опять подскочил к воде и норовил засунуть в нее ногу, то ворона решила, что скоро ребенка уведут домой, и никуда улетать не стала.
   Мальчишка увернулся от мамы и вприпрыжку помчался к дереву.
   - Не подходи близко к дереву. Видишь, какая большая ворона сидит на нем. Она схватит тебя и унесет.
   Мальчишка поднял голову и посмотрел на ворону.
   - Не унесет. Это в сказке.
   "- Действительно. Унесешь такого", - согласилась ворона, но на всякий случай прикинула ситуацию. Но нет, ребенок был слишком большой и, наверно, тяжелый.
   "- Эхм! На городскую свалку улететь, что-ли?" - подумала опять ворона; что-то подсказывало ей держаться сегодня от людей подальше. Но в этот час на свалке было многолюдно, по утрам машины вывозили из города мусор.
   - Помнишь, я тебе читала: "Вороне где-то бог послал кусочек сыру; / На ель Ворона взгромоздясь, / Позавтракать было совсем уж собралась, / Да призадумалась, а сыр во рту держала".
   - Ворона, где твой сыр? - крикнул мальчишка.
   "- Гхм! Обалдел ребенок, - удивилась ворона. - Кто сыр сейчас выбрасывает? Я и забыла, как он выглядит. А если и выбросят, то знаешь на свалке сколько конкурентов. Э-х-х! Старость...".
   Ворона с грустью вспомнила, какими сытными были свалки и помойки во времена ее молодости.
   "- И стакана чистой воды за год не прибавилось", - с горечью непонятно к чему подумалось ей.
   Мальчишка тем временем поднял гальку и кинул ее в ворону. Камешек не долетел даже до нижней ветки дерева.
   "- Началось", - поежилась ворона.
   - Саша, давай лучше порисуем на песке, - позвала ребенка женщина.
   - Не хочу.
   И еще одна галька полетела в ворону.
   - Саша, не приставай к птичке. Идем рисовать.
   Саша упрямился:
   - Дураков магнитом тянет.
   "- Пшик. Только с магнитом меня до сих пор и не сравнивали", - возмутилась ворона.
   Мальчишка все-таки подбежал к маме и обнял ее за шею.
   - Хипуешь, клюшка?
   Женщина засмеялась и тоже обняла его.
   - Смотри, я овечку нарисовала.
   Ворона скосила глаз. На песке были начерчены два овала, а от них - четыре палочки. Женщина нарисовала овечку в профиль.
   - А где задний глаз у овечки?
   Но женщина не ответила. Она поспешно поднялась.
   - Держи прутик. Теперь ты рисуй.
   Вдоль берега шел мужчина в расстегнутом плаще. Оглянувшись на склонившегося над овечкой малыша, женщина заспешила навстречу мужчине.
   - Мам, а где задний глаз у овечки? - повторил вопрос мальчишка и только теперь заметил, что мамы уже нет рядом.
   "- Нравы нынешние", - осуждающе щелкнула клювом ворона.
   Малыш, поглядев вслед маме, принялся дорисовывать овечке второй глаз. Почему-то глаз он рисовал на животе овечки.
   "- Кто ж там глаз рисует", - вороне хотелось подсказать мальчишке, но она мудро решила промолчать.
   Со стороны ветер донес слова, произнесенные приятным баритоном.
   - Валентина Ефимовна, как настроение?.. Ну, ничего, ничего... Держите хвост, как говорят... Ничего... Ну, ладно...
   Потом говорила женщина:
   - Пока я еще живая, пока сила есть.
   Потом снова мужчина.
   - Заявление на карман и в отпуск...
   Мужчина и женщина были далеко, и ворона слышала не все слова.
   Потом они подошли ближе, и стало слышнее.
   - А что нам за это будет?
   - Все, что хочете.
   - И когда же зайти за тем, что хочем?
   - Ну... Без глупостей только.
   - Так я ведь не о глупостях. Что ни скажи женщине - везде ей мерещатся глупости. Может быть оттого, что сами только о глупостях и думают?
   - Ха-ха-ха. Может быть. Ты Сашку знаешь?.. Ну, мало - мало знаешь. Пойдем, познакомишься. Пора уже.
   Ворона прислушивалась к разговору с неодобрением. По мере того, как все выше поднималось солнце, под перьями начинали оживать мелкие насекомые. По ночам, когда она спала и кровь совсем остывала, они ее не беспокоили. Но днем, отогревшись, насекомые прямо заедали ее. Поэтому, чем ближе к середине дня, настроение у вороны портилось.
   Мужчина и женщина подошли к мальчишке. Он уже не рисовал, а рассматривал, присев на корточки, подплывшую к берегу стайку рыбок - мальков.
   - Чуть ли не парень - молодец, - сказал мужчина женщине и присел рядом с мальчишкой; увидел рыбок.
   - Ох, ты. Культурно живешь.
   - Это рыбка, усаченок. Я хочу его поймать и Димке подарить. Он, когда уезжал, много чего мне подарил, а я ничего.
   - Соседи наши в другой город переехали, а Димка его другом был, - пояснила, улыбаясь, женщина.
   - Как же ты теперь подаришь, если он уехал?
   - Да, - вздохнул мальчишка, - никак теперь не подаришь.
   Мальчишка шлепнул по воде прутиком, и стайка мальков веером метнулась прочь от берега.
   - Пошли в кафе, мороженное поедим, - предложил мужчина.
   - Ну, вот еще. А его там много?
   - Много.
   Мороженного ворона никогда в жизни не ела, и она с завистью представила себе нечто такое...
   "- Соглашайся", - так и хотелось каркнуть вороне, но она и на этот раз промолчала.
   Мальчишка подумал и спросил:
   - У тебя спички есть?
   - Зачем тебе спички?
   - Поджигать буду.
   - Спички не игрушка. Пожар устроишь, и ваш дом сгорит.
   - Не сгорит, он железный и квадратный.
   Мужчина прямо затрясся от хохота. Женщина смеялась тоже и счастливо улыбалась.
   Мальчишке это понравилось, и он предложил:
   - Имикдот, хочешь, расскажу.
   - Что?
   Женщина подсказала:
   - Он так слово анекдот говорит.
   - Анекдот?... Давай.
   - У кого спичка на голове - тот, дурак... Ха-ха-ха! Ты что - дурак?
   - Кэхм! - тут уже не удержалась и старчески каркнула, впервые за все время подала свой голос ворона. И это было большой глупостью. Лучше бы она молчала.
   - Ты даешь! - растерялся мужчина и, увидев, как женщина чуть не сложилась пополам от хохота, обиделся. Он поднял большой обломок кирпича и, прежде чем ворона что-то сообразила, швырнул его в верхушку дерева.
   - Кш-ш!
   Кирпич прошелестел сквозь ветки дерева и попал точно в ствол рядом с вороной. Во все стороны полетели кирпичные брызги и крошки. Большой осколок попал вороне в спину и сбил ее с ветки. Ворона в панике замахала крыльями. Пришла в себя она только когда долетела до середины реки.
   "- Докаркалась! - укорила себя ворона. - Молчала, так и молчала бы дальше. Зачем понапрасну клюв раскрывать".
   На другом берегу реки ворона выбрала дерево повыше и уселась на самой верхушке. Надо было отдохнуть и опять лететь через реку. Скоро уже машины, привозившие мусор на свалку, уедут, и туда со всего города начнут слетаться птицы.

   март 2000 г.
   Ред. 11 февраля 2022 г.




                Театральная любовь
                Рассказ

 Выткан перстень голубою поземкою,
 Крошкою волосяной забрезжил рассвет.
 След пролит золотого, из пламени, луча,
 В окошко кошкою скребет букет ледяной.


   Кто не помнит свою школу? Я ее позабыл; впрочем, я потерял память о ней химерично, аксиуматично, гомерически, возможно, даже геометрически, поскольку никогда по геометрии хотя бы четверку с плюсом не получал от моих учителей - злостный был геометр-троечник; но как-то я и моя школа взаимно утеряли что-то и когда-то, правда, не одновременно, а кое-где не согласовав, а поэтому и разновременно, абсолютно всякий, но прежде всего практический, интерес и память друг о друге.
   - Эко ты! - пропела гласные, на местный п...ский манер, моя любовница Татьяна, с которой я, приехав в ее город после долгой разлуки, пребывал весь вечер в постели; она даже при этом удивленно покачала из стороны в сторону головой по подушке. - Не боишься?
   - А кого? Ты сейчас у меня единственная читательница.
   - Да, меня ты можешь не опасаться, - согласилась Таня. - Я добрая читательница.
   - Пока что?
   - А что?
   - Аж что? Вот то-то!
   Аксессуаром принадлежности, обстановки, околичности, знаком или признаком, как например трезубец у Нептуна или стрелы молнии Юпитера, у земного человека из старины числились Аксиньи-полухлебницы или полузимницы. Так про то и говорили: Какова у него Аксинья, такова и весна. Роман "Тихий Дон" казаку Григорию Мелихову ведь казачка Аксинья определила.
   - Это может быть и верно, но только отчасти, - встрепенулась Татьяна.
   - Тебя это уже не касается, - успокаивающе погладил я мою любовницу по обнаженному правому плечу и напомнил. - Напрасно ты пытаешься поспорить со мною. Нам в тот год, когда мы с тобою впервые встретились, обоим по тридцать три года исполнилось. Далеко мы оба от весны отошли.
   Я собираюсь рассказывать об одном школьном эпизоде, но при чем тут школа, в которой я когда-то учился? Хотя, действительно, по произошедшему стечению случайно сложившихся обстоятельств действию в моем рассказе предстоит начинаться внутри моей школы на ее предпоследнем, между вторым и третьим этажами, лестничном пролете. Какой же школьник-старшеклассник не испытывал на себе подобное тому, что тогда там со мною произошло?
   - Рассказывай. Что же ты испытал, шагая по школьной лестнице? - торопила меня Татьяна.

   Лестница, упадница-потешница, ступенька за ступенькой, сколько раз по ней бежали и споткнулись, прыг да вниз; потом прыгаем вверх, да вверх… "- Мамочки, споткнулись! Дрыг, дрыг, прыг, прыг - побежали!" "- Догнали!" Лестница-ударница, коленки ободрала! Сбила, отколотила, в угол за такое поведение привела, уж-ж-ж довела. Нахлобучку охлабучила, правой-левой шагаем вниз да вверх по школьной лестнице из класса в класс-с-с-с… Сколько всего приятного и не очень происходит на этих лестницах на переменках очень и очень многоногих, порою сверх всяких мер сутолочных. Она, школьная лестница, так вышло, она и знакомила учеников, а моего героя с девушкой-одноклассницей в театр отправила. Но началось все из-за самого обыкновенного кино, которое он посмотрел перед этим приключением накануне вечером в кинотеатре, куда сам по себе без ничьей подсказки пришел, и один-одинешенек он просидел весь до конца сеанс комедийного французского фильма. В кинотеатрах его города французские фильмы, а тем более комедийные, в те теперь столь далекие времена, были редкостью. В том кино всякий раз по ходу этого занимательного фильма французский летчик знакомился с женщинами, шлепая их…
   - По ягодицам, - подсказала Татьяна и положила "персонажу" ее собственной истории, с которым она лежала рядом в постели, на его ноги сверху свою ногу. - Когда-то я видела, наверно, этот фильм.
   Я прервал на секунду рассказ и беспокойно шевельнулся, поскольку бедро у Тани было тяжеленькое. Однако, мне деваться было некуда.

   - Рассказывай. Что же ты замолчал? - торопила меня Татьяна.
   …Перед концом большой школьной перемены он поднимался из буфета по широкой лестнице на "свой" третий этаж, где была расположена его 9-го "А" классная комната. Поначалу, как только он стал подниматься, тесно было на лестнице: мелюзга, такая верткая, мальчики и девочки из пятых, шестых и даже седьмых классов, они на перегонки на свой "средний" второй этаж спешили, толкаясь, без всякого уважения к старшим. Тараканы! Но после площадки второго этажа на остальных лестничных пролетах было уже просторно.
   Когда он поднялся до промежуточной между вторым и третьим этажами площадки, услышал, а затем увидел: как шумно с быстротой головокружительной летят ему вдогонку две ученицы восьмиклассницы. Одну из них он знал, что зовут ее Леной. В школьных коридорах Лена уже вторую или третью неделю, проходя мимо него, всякий раз глазами, как прожекторами, театрально вращала. И она, и ее неразлучная подруга, глядя на него, чему-то всякий раз странно смеялись. Теперь торопливо бегом заскочили Лена и ее напарница перед ним, и далее они свой бег сразу прекратили, идут перед ним по лестнице на ступеньку выше; и опять они чему-то меж собой смеются, и зачем-то мешают ему подниматься. Спинка у Лены вертлявая, гибкая, коварная спина у Лены, спина сплошного предложения без всяких знаков препинания, хотя возможно он не умел их заметить? Но точки на ее спине - точно, точки на спине Елены не было, отсутствовала точка. Его рука без размаха, но тяжелая была рука, он крепко шлепнул ладонью с растопыренными пальцами по части спины у Лены, которая наиболее всего остального, вертляво, подрагивала перед ним в призывном танцевальном движении. Он по молодости не понимал, что Лена, может быть, млела… Дальше без авторских оценок поведения восьмиклассниц, подбор слов к этому представлению предоставляю воображению моей единственной читательницы.
   - Слушательницы.
   - Скажи еще, чернильницы. Слушательницы бывают на учебных курсах.

   Пунцовая лицом, как помидор щекастая, можно сказать, чрезмерно для своего возраста крупнощекая и вверху, и снизу, восьмиклассница Лена, не ожидавшая шлепка, сразу же опять моментально побежала вверх по ступенькам, зачастила. Высоко перед ним бежит Лена, тащит она под руку за собою подружку свою одноклассницу; а подруга ее споткнулась и села на ступеньку. На одноклассницу "ленкино" он не обижался, не держал на помощницу Елены обиды. Споткнулась девушка, а он ей руку подает, а та на ступеньках сидит и головою испуганно качает; а Ленка, как ошпарена, вверх-вверх по лестнице скачет, мчится, быстро ножками под короткой юбочкой частит. Ай, тоже ведь запнулась. "- Мамочки, Леночка споткнулась!" Ей бы он руки не подавал, проходя мимо, если бы она тогда также упала.

   Танюша, притихшая, не шевелясь, слушала. Внимательно слушала и слушала. Он ведь догадывался - она уже оценку его рассказу готовит. Если хорошо, то она на какую-то полочку в своем внутреннем чуланчике его талант положит. Коварные женщины… Практичные они до края рубежей "дальше нельзя". Притронулся до нее: узнать, как-то у нее в груди сердечко бьется? Волнуется - это значит, ей рассказ нравится, и она подумывает, как бы присвоить его вместе с историей. Ах, да что же это я про себя в третьем лице?!
   - Как твоего школьника звали? - любопытно осведомилась Таня.
   - Звали… Егором.

   "Стоп-стоп-стон", - бежала Ленка и еще раз запнулась; так она и села размашисто на предпоследнюю ступеньку на последнем марше. Егор чувствовал, что, усевшись на ступеньку лестницы, смотрит на него восьмиклассница Лена с отчаяньем и даже, может быть, с ужасом; и, может быть, он это лишь краем глаза увидел, хотя он, проходя мимо нее, и глазом не повел в ее сторону. Сам он минуту спустя тоже разволновался, поскольку не понял, как так у него под рукой такой звонкий шлепок вышел. Вышел, ну и вышел; прошел он мимо этой случайной в стенах школы странности. Так получилось, что на одном лестничном марше две школьницы из-за него запнулись. А чего они к нему приставали?
   - Девчонки раньше мальчиков созревают, - отметила Татьяна.
   Теперь уже не только ее бедро находилось на его ногах, но Таня на плечо ему голову склонила, прижалась щечкой.

   В коридоре школы на третьем этаже у окна напротив двери с прикрепленной на ней табличкой 9 "А" мальчишки из Егорки класса стояли, стеб отстебывали, стебались и гоготали. Произошедшим на лестнице они не заинтересовались. Подумаешь! Зато все девчонки его одноклассницы обо всем в подробностях уже на следующей переменке знали.
   - Это правда было?
   - На лестнице? Так и было.
   - С тобою было?
   - Как я могу читательнице всю правду сказать? Рассказ от такого реализма в художественной его главной части разрушится.
   - Хорошо, а тот французский фильм ты смотрел в девятом классе?
   - Фильм смотрел. И в театр с одноклассницей мы ходили. Но рассказ вовсе не про меня и не про нее. Мы прототипы.
   - Типы.
   - Понимала бы что! Моя одноклассница на парте передо мною сидела, полгода на меня в зеркальце поглядывала во время уроков, а вот одноклассница Егора после случая на лестнице на следующей перемене к нему за парту пересядет. Так что!
   - Совсем ты запутал меня. Скажи сверху твоя нога или это моя лежит на твоей ноге?
   - Если ты даже с нашими ногами никак не разберешься…
   - Ладно… убедил.
   Так ему французское кино с названием "Большие гонки" и попрыгунья восьмиклассница Леночка помогли в авторитет войти перед девчонками в его классе. А и то, всего одним единственным шлепком двоих дразнилок на ступеньки усадил.
   Татьяна пошевелила стопой и надвинула выше свое тяжелое бедро.
   - А почему…
   - С чем, зачем? Полна школа почемучек.
   - Неучек рифмуется.
   - Тазиков и кострюль.
   - Стаканов и подбутыльников. Зависть, в какой волшебной школе ты учился.
   - Обо мне и моей школе речь не идет. Читаю рассказ дальше.
   Бедро и ведро. В толковом словаре слово ведро означало - ясная, солнечная весенняя или летняя погода.
   - А "Большие гонки" вовсе не французский фильм.
   - Неужели английский?! Продолжаю мой рассказ.
   В переводе с русского языка на малоросское наречие слово "бедро" звучало "стегни" - ведро ясной погоды через бедро женщины с вилами в руках театрально превращалось в сметанный стог душистого сена.

   На другой день слухи о произошедшем на лестнице событии докатился и до его класса; мальчишкам - тем что? - им неинтересно, а девчонки из его 9 "А" класса уже все и обо всем подробно знали.
   - Ты говорил, что девчонки одноклассницы Егора на следующей перемене узнали о происшествии, случившемся на лестнице.
   - Будь по-твоему. На следующей перемене одноклассницы Егора все узнали.
   Подошел Егор к своему классу, а тут уже звонок звучит в школьном коридоре, перемена закончилась. Но на следующей переменке девчонки из его класса обо всем, что произошло на школьной лестнице, узнали. Пошептались девчонки, и пересела к нему за парту на этой переменке одноклассница Лора. Прежде Егор сидел за партой один.
   - Вот девочки-дуры, из-за чего они влюбиться могут! - вздохнула Татьяна. - А в театр вы почему пошли?
   - Я тебе позже о своем театре расскажу. Читаю для тебя рассказ…
   После уроков в тот день Егор провожал Лору до ее дома. И спросил он девушку, не желает ли она с ним пойти в воскресенье в театр. Лора неожиданно для него сразу же согласилась. В тот день Егор купил билеты на вечерний спектакль, и все остальные до воскресенья дни Егор готовился.
   - Какой спектакль шел в театре их города? – поинтересовалась Татьяна.
   - Современная комедия. Даже программки были отпечатаны на этот спектакль с юмором - своей формой они были похожи на бабочку.


                * * *

   В воскресенье в театре, когда они в него вошли, в фойе у двери на контроле билетов школьница Лора получила от билетерши листок из плотной бумаги, по форме походивший на крылышко бабочки. Егор и Лора вначале удивились, но оказалось, что им выдали театральную программку, художественно оформленную в виде бабочки-капустницы: то складывающей, то открывающей свои крылышки. Если их развернуть, увидишь цветными шрифтами напечатанный в типографии текст с названием спектакля, со списками ролей и фамилий актеров их областного театра, принимающих участие в комедийной постановке.
   Сдав их плащи на сохранение в гардероб, Егор чинно предложил девушке Лоре руку, и они из фойе по лестнице, застеленной пушистой ковровой дорожкой, поднялись в зал театра и заняли указанные в билетах места с краю в пятом ряду партера. Театральная сцена была пока от них сокрыта за плотными шторами занавеса.
   Когда они усаживались, он обратил внимание на спинку театрального стула. Сила стула в зале заключена не только в расположении его в зале. Значение стула в зрительском театральном зале было уже нечто иное. И понимание этого различия силы и значения в обыкновенной комнате обычного стула и того, что оказался в театре, хотя и очень смутно, вдруг промелькнуло у Егора в сознании.
   Простейший стул - это, предположим гипотетически, будет кубик. Кубизм возник на основе позднего импрессионизма, под влиянием африканского искусства. История запечатлела момент рождения кубизма. По словам М. Жакоба, художник Матисс поставил на стул черную статуэтку и обратил на нее внимание художника Пикассо. Это была деревянная негритянская скульптура. Пикассо взял ее в руки и держал весь вечер. На следующее утро весь пол мастерской Пикассо был усеян бумажными листами. На каждом повторялся почти без изменений рисунок: лицо женщины в фас, с одним глазом и преувеличенно длинным носом. Кубизм родился. Та же женщина появилась на холстах. Затем их стало две, три. Так возникли "Авиньонские девицы" - картина Пикассо запечатлевала рождение театра от стула из кубика.
   Скользнув взглядом по массивной спинке стула, затем Егор обратил внимание на тонкую спину Лоры - ему были слышны в ее имени отголоски слова "ролы". Слова "роды" и "роли" были тоже вполне созвучны.
   Егор вспомнил, как он вместе с мальчишками из их класса еще один-два года назад иногда подразнивал свою одноклассницу: "Дора, Дора, помидора!"
   Какой она красивой девушкой стала теперь - у Егора на ладонях рук кожа сделалась ледяною от охватившего его волнения.
   На материи темно-синего платья Доры были симметрично разбросаны узором белые круги.
   Егор сидел рядом с Лорой; всегда он недоверчивый, очень и очень недоверчивый. Лора повернулась к Егору лицом и, улыбаясь, спросила, почему он, когда шел рядом с нею по улице, не прыгал так же, как она, от радости. Давно Лора хотела побывать в театре. В ответ Егор говорил ей зачем-то о своих дедушке и бабушке; он произносил и произносил какие-то различные слова. Егор знал многое, он просто хотел быть уверенным. Почему-то Дора не догадалась, что есть вот такие жизненные промахи. Она развернула и положила бабочку-программку на колени; какое-то время она и Егор держались за руки.
   Уже начался спектакль, когда к их пятому ряду стульев в партере подошла женщина, чтобы пробраться к месту. Егор встал перед нею. Женщина прошла мимо него и села по другую сторону от Лоры - между ними осталось одно пустое кресло, на него женщина положила свою бабочку-программку.
   - Мой театрик, - произнесла женщина, устраиваясь, поправляя платье, и озорной ее взгляд оценивающе скользнул по лицу и по "яблочному" платью Лоры.
   Егор вспомнил и протянул своей однокласснице, хотя они находились вблизи от сцены, театральный бинокль цвета слоновой кости, который он взял дома у мамы. Дора, однако, замешкалась, в розовом оцепенении сузив довольные глаза, она глядела на актеров на театральной сцене и не замечала биноклик, предложенный ей Егором.
   - Лора! – напомнила Татьяна.
   - Лора… замешкалась, - подумал Егор.
   - Как был одет Егор? - поинтересовалась Татьяна.
   - В театр он надел костюм и галстук. Лора была в платье с длинными рукавами: из темно-синей шерстяной материи с большими и поменьше белыми кругами, которые показались Егору похожими на яблоки.

   Переносимся на несколько мгновений только на долю секундочки в нижний кластер этих самых кружков. Задание (для фрагмента моего рассказа). Бездействие... Роман Улисса. Производство. Впечатление читателя (401-й способ отъема денег). Метод: "денежная чеканка". ...все детали [яблока] у Ефимовой. Кто такая? Ой, еще узнаешь...
   Чтобы творчески прочесть произведения Андрея Платонова надо только почувствовать ладонями горячий металл, покрытый пленкой смазочного масла... Платонов - это суть чувство машины. Работающей. Платонов разрешает читателю взять ветошь и промокать потеки горячего масла на горячем металле у машины. Короче, Платонов сводит читателя до уровня помощника машиниста (если угодно, старшего помощника капитана). Платонова давно уже нет, а машина работает, и читатель ветошью прилежно или с ленцой вытирает потеки масла на горячем ее металле... Границы физики Платона? Потеки смазочных масел. В том числе и человеческая мысль им приравнивалась к разновидности смазки. На самом деле мы имеем дело не с машиною, а с преющим телом. Космическим. Сто одежек, без застежек. Капуста! Капустянский театр - знаменитая астраханская ярмарка возле села Капустин яр. Бабочки капустницы его обожают! Кстати, четыре пары разных цветов капроновых колготок. которые я для тебя привез в подарок, я покупал на этой ярмарке. Какие тебе больше приглянулись? Зеленые?! А что синие?.. Ладно, это не важно, сама разберешься.
   Бездействие, бездействия. Отсутствие какой-либо деятельности, какого бы ни было занятия; праздность. Приведем примеры. "В это время погода испортилась, и снова пошли затяжные дожди, обрекшие нас на бездействие", Арсеньев, Сквозь тайгу, гл. 8. "Дожив без цели, без трудов До двадцати шести годов, Томясь в бездействии досуга Без службы, без жены, без дел, Ничем заняться не умел". Пушк., Е. О., VIII, 12. Неподвижность, оцепенение, вызванное тяжелыми нравственными переживаниями. Мораль - дело времени, придет пора, сам-сама в этом убедишься. Образно. "Еще в бездейственном покое Дремало поле боевое". Пушк., Руслан и Людм., VI. "Ты там на шумных вечерах... Увидишь скуку с картами в руках". Пушк., Всеволожскому.

   Театральная сцена в драмтеатре напоминала собою прицеп, а зрители в зале были будто бы в автомобиле сидящие люди, которые во время поездки вынуждены оглянуться, чтобы проследить, все ли в порядке на прицепе - ничто или никто не выпали из него? Прицеп очень сильно болтало и трясло, судя по тому, как метались по театральной сцене актеры, ни на миг не прекращая комично жестикулировать. На сцене разыгрывалась театральная любовь. Рыжеволосая бестия, актриса уже в возрасте, то и дело обманывала лысоватого брюнета, который по невообразимой наивности никак не мог уразуметь, как его жестоко и коварно то и дело обманывают. Словом, сплошной чушью была разыгранная в том спектакле актерами театральная любовь. Егор с удивлением оглядывался на Лорку: глаза у "помидорки" двумя синичками сияли от восторга. Нет, они у нее поблескивали звездочками в отблесках света, приходящего со сцены-прицепа, когда иногда Лора отнимала от своих глаз театральный бинокль. Егору претило такое глупенькое пресмыкание перед потешным зрелищем чьих-то чужих страстей и нарочито показных чувств, но ведь какой неприкрытый на лице у Доры был голод до театральной любви.
   Лора и Егор в театре, неожиданно так получилось, "потерялись" во время спектакля. Егор уже вскоре после начала первого акта угрюмо глядел на сцену. Женщина, сидевшая рядом с ними, несколько раз поворачивала голову и внимательно глядела на увлекшуюся спектаклем Лору. Ловкая женщина, все успевала: и театральную сцену наблюдать и к Егору, а особенно к Доре присматривалась.
   Опустили на сцене занавес. Закончилось первое действие спектакля. Объявили антракт. Зрители зааплодировали - в театр на спектакль пришли больше ста человек, аплодировали громко. Главные герои комедии-водевиля, артист, напоминавший своим возрастом и размерами древнего мамонта, и немолодая артистка, рыжая бестия, вышли из-за занавеса на бис. Они объявили зрителям еще раз - антракт.
    - Скажем так. Строчки-дочки… запрыгали - камушком по водичке, водичкой на камушек; хороши теперь пишущие ручки: кляксов не ставят.
   - Ляпсув, - уточнила Татьяна.
   - Болтуний в падчериц… и ящуриц в строчки превращают.


                * * *

   В антракте Егор и Дора вместе с остальными зрителями из зала вышли в фойе и направились в буфет. Егор ухватился за медную декоративную ручку на двери театрального буфета и едва осилил тугую пружину на толстой двери. Первой в буфет входила Дора, и его взгляд невольно скользнул по фигурке девушки, приглашенной им в театр: ноги у нее длинные, спинка у девушки аккуратная стройная была, в яблочное платье одета. Егор начал было на платье белые кружки яблок подсчитывать, но дверь поддала - тугая на ней была установлена пружина - и Егор сбился со счета.
   - Что ты будешь пить? - спросил он у Доры.
   - Почему она в вашем областном театре в таком платье старушечьего фасона была? - перебила ход рассказа Татьяна. - И, в самом деле, у них был мой театрик.
   Лора смущенно засмеялась и пожала плечами:
   - Купи мне лимонаду.
   Личико у Лоры все еще сияло лучистым впечатлением от первого акта спектакля.

   Проводив Лору к одному из столиков, Егор встал у прилавка буфета в очередь. За прилавком обслуживала покупателей полная крупнощекая, похожая лицом на восьмиклассницу Лену, буфетчица. За спиною у нее работал без звука черно-белый телевизор, показывали выступления музыкантов и эстрадных артистов - на голубом экране беззвучно пел хор, наверно, имени Пятницкого. Егору надо было срочно решить, что кроме лимонада купить. Фрукты были бы на угощение девушки хороши, но в буфете были только с зеленою кожурою яблоки.
   "- Если несколько яблок - тогда фрукты?" - соображал Егор.
   Буфетчица скептически посмотрела на Егора.
   - Яблоки у нас, молодой человек, очень дорогие.
   Егор достал из кармана деньги и показал на большой бумажный пакет, лежавший на прилавке рядом с весами:
   - Наполните его хорошими фруктами.
   Яблоки были однотонного бледно-зеленого цвета, без малейшего намека на присутствие в мире богатой оттенками палитры цветов. Егор вернулся к столу с бутылкой лимонада и с пузатым бумажным кульком. Подходя, он смотрел на Лору, которая сидела вполоборота от него: раскрытая стройная спина. Егор тут же вспомнил школьную лестницу и сахарную без знаков препинания спинку восьмиклассницы Лены. У Доры было главное - "заглавие" яблочной спины, украшенное толстой до пояса косой.

   По центру столика, за которым Дора дожидалась Егора, располагалась небольшая ваза без цветов, но рядом с нею стоял стаканчик, из розовой пластмассы, плотно наполненный белыми, как снег, бумажными салфетками. Поставив рядом с вазою и салфетками бутылку с лимонадом и установив в центре пакет "с фруктами", Егор прищелкнул языком:
   - Будуар на их столе.
   Дора сразу же одним глотком, не отрываясь, выпила пол-стакана лимонаду и попросила:
   - Расскажи интересное?
   Егор кивнул и придвинул к ней пакет с яблоками.
   - Зачем столько?
   - Ешь.
   Дора взяла два яблока, затем вытащила из стаканчика бумажную салфетку и тщательно протерла яблоки. Салфетка от такого применения стала похожей на сморщившуюся из школьной тетрадки промокашку.

   Лора откусила от первого яблока и положила второе яблоко на промокашку перед Егором.
   - Покажу фокус? - спросил Егор.
   Лора согласилась, кивнула.
   Легко Егору было сказать "покажу", а какой он придумает фокус? На столе стояли два стакана с лимонадом, бутылка лимонада, пакет с яблоками. Егор напрягся и увидел яблоко; Лора все еще жует, а яблоко ее уже лежит на салфетке и занимается оно изменой? или переменой? или обменной? След остался на яблоке от нескольких острых зубов Лоры.
   - Только глаза закрой рукою на пол минуты. И не подглядывай.
   "- Стынь, стынь, остынь, поостынь, отстань", - остальное содержание фокуса в уме у Егора вывалило как бы само собою.
   Егор сложил из салфетки гусеницу и приблизил ее к яблоку, надкушенному Лорой.
   - Открывай глаза.
   Лора, увидев "бумажное насекомое", лишь недоуменно пожала плечами; но она, все же продолжая глядеть на фокус, не смогла сдержать смех.
   - Такая глупость!

   В фойе раздался мелодичный звонок, который приглашал зрителей в театральный зал на продолжение спектакля. Егор вскочил и стал расталкивать из бумажного пакета по карманам яблоки.
   - Пусть будет так. В карманы! А то еще какие-нибудь фокусы выползут из бумажного пакета.
   Вновь они оба, Егор и Дора, поднимались из фойе в театральный зал по ступенькам лестницы, покрытым теперь слегка уже вытертой не новой ковровой дорожкой. На перилах лестницы Егор заметил пятнышко, где отсутствовала, видимо отколовшаяся или чем-то сбитая краска. Спина, поднимавшейся перед ним Лоры, показалась Егору террасой, и он успел теперь, любуясь девушкой, пока она поднималась, пересчитать на ее платье белые яблоки. Мелькнул у него в голове вопрос: "Сколько еще впереди и по бокам на ее платье белых кружков?"

   Егор и Лора вошли в зал и заняли свои места с краю в пятом ряду в партере. Неожиданно Егор почувствовал, что-то изменилось не только на лестнице, но и в театральном зале. Зрители переговаривались чуточку громче, чем перед началом спектакля. Егор оглядывался и не мог определить главную причину возникшего у него ощущения перемены. Он обнаружил, что отсутствовала на своем месте соседка - ловкая женщина, но ее театральная программка, сложившая вместе в одно белые крылышки бабочка, как и прежде, находилась на соседнем от Лоры стуле.
   Занавес все еще не поднимали. Но вот на сцену перед занавесом вышел актер, походивший, как посчитал Егор во время первого акта спектакля, на древнего мамонта, следом за ним выбежала экспрессивная актриса, игравшая роль его жены. "Мамонт" обхватил ее за плечи и обратился к ней, указывая рукой в зрительный зал: "Слышала ли ты прогноз погоды? Ближайшие дни будут отмечены рядом сильных гроз". Артистка запрокинула голову и ничего ему не отвечала. Мужчина стал демонстративно театрально принюхиваться.
   - Задымленьице, - комично произнес он.
   Затем он вынул из кармана белую бумажную салфетку, такую же, какие были в театральном буфете, и, развернув ее, сделал несколько взмахов, словно прогонял нечто.
   Реплика и жесты актера вызвали смешок в зале.
   Выдержав короткую паузу, "мамонт" предложил мужчинам-зрителям на время, пока не окончится в атмосфере гроза и не проветрится зал, проводить своих дам-спутниц на улицу перед театром. Сняв свой широченный пиджак, артист набросил его на плечи своей рыжеволосой "театральной жены" и, не спеша, в обнимку они стали сбоку по лесенке спускаться в зрительный зал - тем самым показывая пример, как зрителям надлежало действовать.
   После слов "мамонта" в театральном зале включили дополнительный свет. Зрители быстро и без паники, с легким сердцем покидали дружной стайкой зрительный зал театра, некоторые из них даже хихикали, хотя наверно все уже видели, как медленно сверху вниз опускались вытянутые в горизонт полосы дыма.

   - А что случилось в театре? - спросила Татьяна.
   - Был действительно небольшой пожар. Наверху в операторской, из которой во время спектаклей в театре кинопроектором иногда показывали крупным планом фотографии или кинокадры, там загорелась кинопленка. Потом говорили, что она будто бы самовоспламенилась. Огонь быстро погасили, но дыма получилось в результате очень много. По этой причине, однако, спектакль отменили.
   Егор и Дора покидали театр раньше всех. Егору удалось пробиться к гардеробу и чуть ли не первым всучить гардеробщику номерок на легкий плащик Доры и свой тяжеленный макинтош. Его опередила при этом только та самая женщина, которая в театральном зале в первом акте одиноко сидела рядом с ними; она из-за спины Егора над его плечом протянула гардеробщику свой номерок. Егор заметил, что на локте рукав ее платья был испачкан черного цвета широкой полоской и еще сверху на ладони крупным черным пятнышком будто бы сажи.


                * * *

   Выйдя из театра, Егор и Дора пошли под руку; он в нерешительности с волнением размышлял, чему быть дальше. Они подходили к стоянке такси. Пока он заколебался, ловкая женщина, та самая из пятого ряда партера с четвертого места, соседка из первого акта театрального спектакля, со смехом пробежала мимо них, опередила и, то и дело оглядываясь на Егора и Дору, усаживалась в такси. Когда машина отъезжала от тротуара, женщина еще раз глянула на них из-за стекла окошка, скользнула взглядом сверху вниз по Доре; пальцы одной руки у нее коснулись пальцев другой руки.
   - Погуляем вдоль по улице? - неуверенно предложил Егор, заволновался вновь - кожа на спине у него сделалась холодной.
   Дора согласилась. Они пошли по одной из крайних к берегу реки центральных улиц их города.
   Егор шел с полными, набитыми яблоками из буфета; оттопыренными карманами; всегда недоверчивый, очень недоверчивый он произносил и произносил какие-то различные слова. Дора, казалось, его слушала. Егор знает многое, он просто хочет быть уверенным. Егор говорил о своих дедушке и бабушке. Лора не догадалась, что есть жизненные промахи. Накрапывал дождь. Легковая машина с шашечками и зеленым огоньком в углу лобового стекла проехала мимо них.
   - А почему они теперь не остановили такси? - спросила Татьяна. - Если холодно и не удалось свидание. Почему они продолжали мучиться?
   - Закон жанра.
   - Какого еще жанра? - фыркнула Таня. - Если долго мучиться вне брака детки получатся.
   - Жанра мелодрамы!
   - Или комедии?
   - Какая ты!..
   - Тяжелая?
   Он смутился, уже не однажды он собирался извлечь свои ноги из под веса Таниного бедра. Но не решался обидеть единственную читательницу… и решил повременить.

   …Когда он довел Дору до подъезда ее дома, казалось, вот-вот на них с неба пойдет снег. Тогда он стал перед девушкой и… так и не поцеловал ее, поскольку холодная кожа на спине у него, вдруг, сделалась и вовсе ледяной коркою. Егор знает многое, но он не знает, как надо целоваться с девушками. Зачем Егор говорил, стоя перед одноклассницей Дорой, о городском театре, о своих дедушке и бабушке? Она терпеливо выслушала его глупая, но она не знала, что есть жизненные промахи, что Егор знает многое, но просто хочет быть уверенным.
   - Бедолаги, - вздохнула Татьяна. - Неопытные, вовремя не разбежались и мерзнут. Сели бы они еще у театра в теплое такси и в комфорте поехали бы к себе домой.
   - Опять ты меня перебиваешь… В предписанном ему сценарии значилось - возвращаться из театра, не используя механических транспортных средств.
   - Может быть, у него денег на такси не было?
   - Были, ему мама десять рублей дала. В то время это были большие деньги.
   - Большие гонки... А почему ты не написал сколько было у него денег?
   - Когда я писал рассказ, меня ведь об этом никто не спрашивал. Ты первая поинтересовалась о его финансовой состоятельности.
   - Продолжай читать. А что за предписанный ему сценарий?
   - А… Это было из инструкции по телефону.
   - Прочти. О телефонном разговоре в рассказе ничего не было написано.
   - Ну, как же так! Пропустил большой абзац. Вернемся. Итак, он перед тем, как отправиться в театр гладил брюки…
   - Чуть их не прожег, - подсказала Таня. - Дальше, дальше… Когда у тебя в квартире звонил телефон?
   - Вот тогда телефон звонил у него, когда он, готовясь к свиданию, гладил брюки.
   Телефонный разговор происходил… Важна его суть, но не форма - форма разговора может быть интересна только дилетанту.
   - Каким мне быть в драматическом театре? - спрашивал по телефону Егор. - Что с девушкою делать там во время спектакля?
   - Представь, что вы выходите из театра, - отвечали ему, - и ты распахиваешь перед избранницей дверцу твоего шикарного автомобиля. Ты за рулем, тебе не с руки бросить руль, отвлечься и уделить ей много внимания.
   - Какой, вдруг, еще автомобиль?! - возмутился Егор.
   - Не перебивай и слушай.
   - Я слушаю.
   - Это я не тебе говорю, а Егору по телефону тогда так сказали.
   - Не перебивай и слушай, - напомнила Татьяна.
   - Когда я это буду делать? - говорил в телефонную трубку Егор. - Я еще никогда не целовался с девушками. …Да, представь себе!
   Татьяна прислушивалась, напряглась. Что-то ее особенно заинтересовало в рассказе.
   В телефонной трубке Егору говорили:
   - Не пугайся. Представь, что ты пригласил девушку в театр, и везешь ее на своей машине. Сосредоточься на дорогу. И поэтому, когда ты ведешь свою подругу под руку, но представляй перед собою баранку автомобиля. Девушка все поймет и должным образом оценит твою сосредоточенность.
   Татьяна пощекотала его под мышкой и спросила громким влажным шепотом в ухо:
   - В этот момент Егор и почуял запах жженной материи, и поэтому телефонный разговор закончился.
   Он сердито оттолкнул ее руку:
   - Оглушила! Ты талантливая читательница.
   - Возможно, по той же причине, от электрического утюга, - допытывалась у него Таня, - во время спектакля в театре задымила кинопленка в операторской комнате?
   - Точно! А по какой причине ты желаешь узнать всю правду? И актеры драматического театра со сцены на прицепе первыми почуяли неполадки с машиной Егора.
   - Чем же театральная любовь у них закончилась? - поинтересовалась Татьяна, головою боднув его вбок.
   Они так в нерешительности постояли еще минут десять под фонарем возле ее дома; он насуплено и удивленно наблюдал, как нога Дорки продолжала стирать кем-то днем белым мелом расчерченные на асфальте линии "классиков".
   - У меня есть игрушка - так мы с нею всегда просыпаемся вместе, - сказала Лора.
   После того, как Дора зашла в подъезд ее дома, Егор, легко теперь шагая, направился к себе домой. Жил он неподалеку. Шагая по темной улице, он доставал из карманов и расшвыривал по сторонам зеленые яблоки. Раз - одно яблоко, затем - второе яблоко; третье, самое крупное, он бросил его в переходившую дорогу серую кошку. Ночью, да при плохом освещении на улице, все кошки становятся серыми по цвету масти их шерсти.


                * * *

   Татьяна вдруг резко и до неприличия дико расхохоталась. Когда смех ее прекратился, она сказала:
   - Вспомнила, "Большие гонки" американский кинофильм.
   - Может быть и американское кино. Но это не важно, главное то, что спектакль состоялся в театре моего города. И в кинофильме тот актер, который технологично запросто знакомился со всеми девушками, хорошо это помню, играл роль французского летчика.
   - Герою твоего рассказа когда-нибудь после удалось сосчитать на платье у театральной спутницы количество яблок?
   - Он больше не видел ее в том яблочном платье. Но, очень возможно, кто-то другой их количество досчитал полностью.
   - Так все-таки, Лора или Дора?
   - Театр посетила…
   - Догадываюсь, в рассказе была…
   - Флора!
   Татьяна притихла на минутку, задумалась и, вдруг, рассказала ему о том, как она в девятом классе пальцы на руках чуть было не отморозила. "Мы с девчонками вечером в клуб пошли потанцевать, - вспоминала Татьяна и предложила. - Вот потрогай кончики моих пальцев".

   27 декабря 2017 г.
   Ред.: 09 февраля 2022 г.




                Барыня
                Рассказ


   - Вот… познакомься. И помоги даме не заскучать, пока я собираться буду, - сказал старший брат сестре и ушёл в свою комнату укладывать к отъезду чемодан с вещами.
   Сестра Лиза проводила взглядом выходящего из комнаты брата. И, когда он закрыл за собой дверь, тогда она повернулась к присевшей на краешек тахты, у окна, молоденькой женщине.
   - Меня зовут Лиза, мне двенадцать лет, это моя комната, - сказала она, стараясь и широко, и как можно более радостно улыбаться, - здесь я сплю, готовлю уроки и играю с куклами. А также здесь я принимаю своих гостей.
   Женщина нервно вздрогнула узкими плечиками, в ответ быстро улыбнулась, сжала крепче ладони рук с тонкими пальцами, сцепленными и положенными на юбку на низ живота.
   - Ксения, - произнесла она тихим приятно вибрирующим грудным мягким голосом и вновь быстро улыбнулась.
   Лиза сильно задумалась, и потому она некоторое время молча пристально изучала гостью.
   - А желаете ли чаю? - спросила она, вспомнив, в конце концов, правила приличного этикета, который применялся ею во время игрушечных застолий у её кукол.
   - Yes1, - кивнула головой гостья и вновь вздрогнула плечиками, моментально улыбнулась. - Только, пожалуйста, не очень крепкий.
   Лиза нисколько, казалось, не удивилась иноземному словцу в лексиконе женщины и с умильным пониманием склонила голову:
   - Ясненько, вы бережете цвет своего лица.
   - Да, да, - снова заулыбалась, уверенней закивала головой гостья, но то же самое слово "да" теперь она произнесла на отечественном языке. Гостья продолжила попытку, в тон Лизе, с иронией разговора. - Представьте, нынешний чай это ни вкуса, ни запаха, исключительно одна лишь краска, похожая на чай.
   Лиза выдержала паузу, принимая и переваривая попытку шуточного тона у гостьи, и вновь согласно, важно наклонила голову. Ежедневная, почитай, практика игрушечных чаепитий с куклами оказывала ей большую помощь в поддержании беседы.
   - Вот вам дело, чтобы не скучать, - из шкафа достала Лиза для сидящей на тахте женщины свой любимый толстый журнал с иллюстрациями - большими цветными картинками. - А я на некоторое время удалюсь и приготовлю натуральный, свежий, но не очень крепкий чай.
   Положив журнал рядом с гостьей, Лиза вприпрыжку выбежала из комнаты, очень довольная началом и ходом своего первого настоящего светского приема. Поэтому, увидев на кухонном столе вазочку с грушами, она прямо-таки просияла от восторга: схватила посудку и помчалась обратно.
   - Угощайтесь. Кушайте, - и Лиза держала, вытянув руки, вазочку перед гостьей и не ушла на кухню до тех пор, пока та не взяла один из фруктов и белыми острыми зубками не откусила от него кусочек.
   Чай, как на беду, не хотел завариваться и сопротивлялся, как он только мог: шипел и выплескивался кипяток, поначалу опрокинулся заварник, из коробки на пол высыпались сухие листочки чайной заварки. С трудом справилась Лиза с совсем не игрушечной процедурой приготовления напитка, но, в конце - концов, она вернулась в комнату к гостье, победно держа в руках большое жестяное блюдо, раскрашенное по черному лакированному фону большими яркими цветами; поверх цветов на блюде дымились две большие чашки с горячим чаем, и рядом с ними стояла сахарница.
   - Угощайтесь, - рядом с гостьей на тахту поставила Лиза жестяное блюдо, а сама села по другую сторону от блюда, украшенному нарисованными розами и пионами и множеством других садовых цветов, и первая взяла свою чашку с горячим напитком.
   - О, чай у вас получился распрекрасный, - сказала гостья, отпив глоток из чашки.
   Лиза просияла от удовольствия:
   - Не исключительно только одна краска?
   - Нет, чай настоящий, - одобрительные слова Ксении прожурчали тихим ручейком, грудными мягкими вибрациями голоса.
   На тахте рядом с блюдом лежал толстый журнал, раскрытый Ксенией на странице с широкой цветной иллюстрацией, на которой фотографом эффектно была запечатлена катившаяся по морю под белым парусом яхта.
   - Вы любите море? - отпив еще несколько глоточков, спросила гостья у Лизы, указывая на журнальную картинку.
   - Я не была никогда на море, - отвечала удивлённая вопросом Лиза.
   - О, у вас еще все впереди, уверяю, - подернула плечиками и заулыбалась гостья. - Ваш брат и я, мы едем сегодняшним вечерним поездом к морю купаться и отдыхать.
   - На море уезжаете?! - поразилась почему-то этому известию Лиза. - Море хорошее? Какого цвета оно?
 - О, море… - женщина порывисто вздохнула. - Море есть море. Оно, конечно же, нежно лазурное. Или порою синее?
   - И вы были уже там, на море?
   Женщина кивнула и потупилась:
   - Да.
   В комнату торопливо вошел лизаветин брат, на ходу еще завязывая себе галстук на шею.
   - Ксюшенька, подымайся, такси прибыло, - сказал он гостье.
   - Проводи нас до двери, - обратился затем брат к Лизе. - Извини, сестренка, спешим, до вокзала еще надо заехать за вещами Ксении... моей невесты.
   - Невесты? - удивилась и широко распахнутыми глазками уставилась Лиза на Ксению.
   Ксения быстро посмотрела на нее, быстро улыбнулась, вопросительно взглянула на своего спутника, еще раз улыбнулась Лизе и, пожав плечами, утвердительно кивнула головой. Лизаветин брат одной рукой обнял Ксению за талию, а другой прижал к своей груди голову сестренки. И минуту так они втроем стояли, прижимаясь друг к другу; и они все трое были счастливы.
   Проводив отъезжающих до порога квартиры и закрыв за ними дверь, Лиза вернулась в свою комнату; какое-то время она в окно выглядывала, как вышли из подъезда брат и Ксения, как они усаживались в подъехавшую машину такси; потом такси уехало. Со шкафа Лиза сняла самую красивую куклу и, посадив ее на то место на тахте, которое совсем еще недавно занимала гостья, повязала кукле на голову вместо косынки носовой платок; подвинула к ней вазу с грушами.
   - Представь, милая, что ты в поезде, едешь к морю, - объяснила Лиза кукле тему их предстоящей игры. - Кушай грушу, милая. Ты сегодня, ну чисто барыня…
   Пока игрушка "кушала" грушу, Лиза ручкой чернилами на ее крохотном пластмассовом пальчике нарисовала обручальное кольцо.

   1 Да, (англ.).

   Август 2005 г.
   Ред.: 11 февраля 2022 г.




                Арбуз
                Рассказ


   К дверям студенческого общежития подкатил милицейский "уазик"1. Из него две студентки выбрались. Помахали рукой милиционеру, который им дверцу открыл и выйти из машины помогал, а потом девчонки в общежитие зашли. Одна из них большой арбуз в руках несла.
   Вахтерша тетя Нюся, как увидела девчат, руками всплеснула:
   - Ой, девчонки, откуда вы такие?
   - Спокойно, Муся, мы из "переделкина", - сказала студентка, которую Светланой звали, и своей спутнице скомандовала. - Иринка, стой здесь, а я арбуз отнесу и чистую одежду возьму.
   - Я на кухне об кастрюльку с помоями споткнулась, - объяснила Иринка, когда Светлана ушла.
   Вахтерша тетя Нюся опять руками всплеснула:
   - На кухне?! Да вы ведь говорили, что в ресторан идете.
   -  Я в ресторане на кухне споткнулась, - объяснила Иринка. - К нам за столик ребята нехорошие сели. Мы от них потихоньку через кухню убежали.
   - А арбуз откуда?
   - Милиционеры нас от ресторана до общежития подвезли. У них в машине целый мешок арбузов был. Светка один выпросила.
   Больше тетя Нюся ничего расспросить не успела; Светка пришла, ключ от душа взяла, и девчонки мыться ушли.
   Через пол часа они уже у себя в комнате были. Чистые, умытые, волосы феном сушили. Арбуз на столе лежал.
   - Неудачно у нас сегодня вышло, - вздохнула Иринка.
   - Все относительно, - ответила Светка, фен выключила и стала в коробку его укладывать.
   - Как это?
   - А так! Вон арбуз видишь?
   - Вижу. Так я ведь не про арбуз. Мы, когда в ресторан шли, то чего хотели?
   - А чего?
   - Ну, этого...
   - А вот это что? - ткнула пальцем Светка.
   - Да это же арбуз?!
   - Эх, ты, - покачала головой Светка.
   Светка взяла арбуз и поднесла его к фотографии, что на стене висела.
   - На что похож?
   На стене на фотографии страусинное яйцо на песке было запечатлено.
   - На яйцо похож. Но он полосатый?
   - Не полосатый, а в полоску.
   Положила Светка арбуз на стол, ножом его на две половинки разрезала. Из одной половинки самую вкусную мякоть для Иринки вырезала, а из другой для себя.
   - Приступим, - сказала Светка. - Смотри как надо арбузом наслаждаться.
   Когда Светка свой кусок съела, то Иринка все еще свою долю в руках держала. Смотрела на подругу и понять что-то пыталась.
   - Все видела? Запомнила? - спросила Светка. - Тогда чего ждешь?
   Иринка откусила кусочек и только жевать начала, но тут же закашлялась.
   - Не получилось как у тебя. Семечка из мякоти выскочила и чуть в трахею не попала.
   -Это не семечка, - авторитетно заявила Светка. - И не беспокойся, в трахею не попадет. Только в пищевод.
   - А что же это?
   Светка фыркнула:
   - А ты подумай. Пофантазируй хоть чуть-чуть.
   Иринка задумалась. И кажется ее фантазия до чего-то стала додумываться, потому что на лице у нее красные пятна от удивления начали проступать.
   - Так что же это я кушаю?
   - А ты не кушаешь, а вкушаешь. Плод вкушаешь, - сказала Светка.
   Иринка закашлялась.
   - Опять семечка, - виновато сказала она.
   Тут в дверь постучали. И девчонки голоса ребят из их учебной группы услышали:
   - Девчонки, мы к вам.
   - Витька с Игорем, - тоскливо вздохнула Иринка. - Опять приставать будут!
   Светка нахмурилась, но оптимизма не потеряла.
   - Отобьемся, - сказала она. - Иди дверь открывай.
   - А как же арбуз? - спросила Иринка. - Давай под кровать его спрячем.
   - Нет, - заупрямилась Светка. - Делиться надо. Дверь открой.
   Иринка повернула ключ в замке, и в комнату ввалились ребята.
   - О, арбуз! - заорали они.
   - Это не арбуз, - искренне, покраснев еще больше, предупредила их Иринка. Но Светка наступила ей на ногу.
   - Арбуз это, ребята. Арбуз! Берите, угощайтесь.
   Ребята уплетали арбуз за обе щеки. Светка тоже ела, точнее пыталась есть, но все время от смеха семечками плевалась. Иринка не ела, а с ужасом смотрела на ребят и думала: "- Что если узнают?"
   А арбуз вкусный был. Так что ребята с удовольствием его ели. И через минут десять весь доели. А потом, конечно же, как всегда, к девчонкам приставать начали.


 1 Милиция - в некоторых странах: административно-исполнительный орган, занимающийся борьбой с преступностью и правонарушениями, охраной порядка, а также личной безопасности граждан и их имущества.

   апрель 2000 г.
   Ред.: 11 февраля 2022 г.




                Кто лучше?
                Рассказ


   Вопрос "на засыпку" предложу: "Какая из птиц лучше: голубь или ворона?"
   Чтоб вы долго не маялись над ответом, сразу подсказку дам: "По полету, кто лучше, ни за что не определите!" Для тех, кто ответ не разгадал, приведу жизненный случай для пояснения.
   Сижу как-то в скверике на лавочке, а рядом памятник на постаменте стоит.
   Подъезжает автобус; и из него люди, одетые не по-нашему, выходят; иностранная депутация какая-то. Двое - мужчина и женщина - сразу от всех отделились и в скверик, где я сижу, пошли. Остановились перед памятником и заспорили. У женщины в руках фотоаппарат; похоже, она желает фотографию сделать, а не решается. Оно и понятно, когда я к лавочке шел тоже видел, голова у фигуры птицами испачкана. Спорят мужчина и женщина по-английски. Я в прошлом был инженер, когда-то в институте учился, поэтому отдельные слова понимаю.
   - Dove, - говорит женщина; по нашему значит - голубь.
   Мужчина головой качает:
   -It's a crow.
   То есть не соглашается он с женщиной. "Ворона", - он говорит.
   Слушаю я их спор и понять не могу: "Неужели с их места различить нельзя?"
   Зашел я иностранцам за спину, тоже голову на памятник поднял, гляжу. А они все спорят, разобрать не могут.
   - Мать, вашу, - говорю им, - нешто не видите, что ворона это вытворила. Чтоб от голубя так, надо чтоб сразу в момент штук несколько уселись, да чтобы при этом в одно место умудрились.
   Иностранцы слушают меня, головами кивают - видать доходит что-то до них; и смотрю, уже фотоаппарат на меня наводят. Хотел я им сказать, что этого как раз не надо: с памятником, понятное дело, им не повезло, однако я тут ни причем. Но слышу в тот момент, по плечу кто-то меня похлопывает. Оборачиваюсь, стоит за мной сержант в милицейской форме1.
   - Ты что же это делаешь? - шепчет он мне. - Лицо страны опозорить хочешь? Ты на себя в зеркало смотрел? Ведь фотографию где-нибудь за рубежом в газете напечатать могут!
   Ушел я скоренько подобру-поздорову от того места подальше. Но только если по справедливости, то разве это я лицо кому-либо порчу? Хочешь чтоб "лицо" выглядело, тогда надо с воронами и голубями что-то делать.
   Или памятники мыть почаще...

 1 Милиция - в некоторых странах: административно-исполнительный орган, занимающийся борьбой с преступностью и правонарушениями, охраной порядка, а также личной безопасности граждан и их имущества.

   март 2000 г.
   Ред.: 11 февраля 2022 г.





                Раздел "Снега"
                Фрагмент из интеллектуальной повести


Эпиграф.
"Снег свет декабря".
Из речи декана энергофака перед студентами 22 декабря на вечере, посвященном празднику День энергетиков. Студенческая газета "Знание" Павлодарского индустиального института.



                ЭСКИЗ ВСТУПЛЕНИЯ


   Беседы с приятными женщинами, а особенно с музами, меня всегда забавляют: постоянно в них присутствует нечто театральное. Моя первая жена Людмила Ивановна, с которой мы в браке состояли день в день ровно три года, была студенткой индустриального института, членом комитета комсомола энергетического факультета, посещала со школьных лет, кажется с седьмого класса, драмкружок и играла в любительских спектаклях во дворце культуры "Металлург", и помимо еще массы достоинств она была однофамилицей знаменитого математика Ефимова, по учебникам которого мы в институте проходили по математике курс "Аналитической геометрии".
   Несмотря на то, что мои первые литературные опыты ее мало интересовали, все-таки я иногда до сих пор развлекаю себя тем, что представляю Люду Ефимову в роли моей музы в спектакле "А музы здесь тихие" на сцене ДК "Металлург". А что такого в этом неприличного, а похож ли был в повести Васильева красноармеец старшина Федя на медведя?.. Такого леща вот взял и подбросил я на сцену любительского спектакля. Представьте, в начале спектакля на сцену дома культуры выходит коробейник и зазывает: "Снежок, снежок... Игрушки, игрушки..". И вдруг он бросает на стол заседателям серебряного чешуей леща. После этого и происходит явление знаменитой Музы в костюме кухарки. Почему было бы мне не представить в такой роли в белом школьном фартуке мою первую жену, актрису драмкружка? Итак...
   - Раздел уже снега? Чем занимаешься?
   - Ничем. Пока зима еще за окнами, я не раздел "Снега". Шутишь? Только что вернулся за свой рабочий стол из "виртуала". Сейчас раздумываю.
   - Над чем мысли?
   - Моя первая книга признана подглядывающими за мною телевизионщиками виртуальною и незаконной постройкой. И подлежит она по их решению теперь немедленному сносу. Уже телеоператоры занесли в будто бы виртуал свои видеокамеры и подогнали мощный бульдозер к первой, но по порядку третьей, из четырех повестей моей первой книги. Вот она, предложенная в том самом виртуале мне задача, которая будто бы была сведена к решению единственного уравнения: "Баран бараном, а рога даром". А вот грубый набросок схемы, которая, как ожидал Декарт, может быть применена ко всем видам задач. Первое на его схеме: задача любого вида сводится к математической задаче. Второе: математическая задача любого вида сводится к алгебраической задаче. Третье: любая алгебраическая задача сводится к решению одного-единственного уравнения.
   - Хорошо ли ты уяснил задачу?
   - Об этом я и размышлял. И мне уже кажется, что к единственному уравнению я пока еще не свел задачу поставленную мне виртуалистами и виртуалистками. Только что я обнаружил второе уравнение: "Не солгать, так и не продать".
   - Выходит, что перед тобою система из двух уравнений?
   - Вроде бы из двух. Но, возможно, что уравнений, неизвестных пока еще мне, в действительности больше.
   - Надо быть поосторожнее. Напридумывал ты себе невесть что!
   - Избегнем пространственных описаний сморкательного поля из четырех углов; тронувшись совместно, отпустим поводья воображения без связи с красотами четырех, изяществом облагороженных, углов.
   - Определенное находится в подлежащем, в теле?
   - Касательно… Мы, однако, впадаем в противоречие в деле совсем иного рода. Разумеется, мы находим некое проходное, поскольку мы вовсе попали в иной мир. А между двумя мирами существуют иные некоторые отношения в абстракции наполненных вымыслом субвергенций.
   - Толикою тогда затушевать малозначные различия, чтобы подвести многочисленные данные под общий односложной формы знаменатель.
   - Этим, выпав из виртуала, за рабочим столом на досуге и займемся, в неторопливом темпе разминая факты свершившихся событий, подвинутых с помощью сохраняющейся памяти в пустотах пазлов времени. Задачу я для себя вижу несколько необычно, было это дело случая, взглянув на картину Сальвадора Дали, я припомнил надпись художника на ней: "Я в возрасте шести лет, когда я верю, что стал девочкой, а пока с большой осторожностью приподнимаю кожу моря, чтобы рассмотреть собаку, которая спит под сенью воды (1950)" (Сальвадор Дали). Это резкая характеристика, но что расходится ли она во взглядах на какие-либо предметы? Касательно возможности извлечь из "Пленницы" Марселя Пруста выводы, касавшиеся только Альбертины, но чтобы и со мной, я о том говорил себе - как бы ни было тяжело для меня одно из этих воспоминаний и печально другое, - я говорил себе, что они как будто бы исключают вид ярко выраженной деформации, вид влечения - дефиниции, должно полагать - в силу необходимости воображения ни с чем другим не совместимый, который с такой силой проступал и в речах, и в самом облике. Почему-то я так начал свою историю, но не в хронологическом порядке дней минувшего?
   - Потому что тебе так было удобно начинать.
   - Погоди, не торопи, но я непременно вернусь и к тем дням тоже. Расскажем еще так историю, как я все-таки уже наметил ее. Поляк писатель Станислав Лем в 1974 году написал: "Чтобы разгадать загадку радио, нужна теория, но ведь это теория электромагнетизма Максвелла, а не теория акустических волн. Изучая голос, исходящий из динамика, вы никогда не дойдете до теории Максвелла".
   - А мне будто бы послышалось: "Можно и по голосу…". Но что, разве электричество?
   - Доехали! Станислав Лем четко и лаконично положил: "Что обрету я? Бытие… Что обретешь ты? Свободу, полнее которой нет, - ибо я ни единым словом не потревожу твой слух…". Сорок с лишним лет прошло, как он это написал. Ничто не ново.
   - Но хорошо он написал. Хотя для современной речи много он избыточно наговорил.
   - Чуть прочистить и сократить - получается славно. И начинает пробивать в таком случае словом Ст. Лем и современность. Между такими словами должны быть "слова-паузы", а вот они мне у Лемма не нравятся. Он их, промежуточные слова, продолжает высоко держать. Именно поэтому и приходится для извлечения жемчуга его слов остальное прочищать. Но на практике то, не умствуя, каким образом добиваться понижения промежутков до уровня почти нулевого?
   - Гегель умел.
   - Вчера в "Мыслях" Блеза Паскаля мудрое замечание прочитал, что поскольку так много людей верят врачам-щарлатанам, то это потому, что нечто есть - зерно во множестве. А сегодня Ст. Лем, рассуждая о парапсихологии и телекинезе, дает уточнение мысли Паскаля, высказав гипотезу, что парапсихология и телекинез не поддаются научному исследованию не потому что, не существуют, но постольку поскольку эти проявления лишь побочные продукты иного процесса.
   Ну, Войнович, еще перефразировал Паскаля насчет мух.
   - Которые не могут ошибаться? Но писатель фантаст Ст. Лем в хохму писателя сатирика Войновича своей поправкою вносит ясность - мухи нечто слабо специфично выраженное восхищение созданию - "человеку". Так и телепатия - отголосок, на уровне восхищения мухи человеком. И вряд ли по восхищению мух получится полный портрет человека. И тень этого "настоящего", очищенного от мушиного восхищения, мелькнула в спирали Архимеда. Но там она словно сама появляется, а вот, когда художество, конструируешь картину или текст - ее надо уметь вызвать. Почему я и говорю у Джойса пишется поток, а у Набокова - пишут две руки. А Ст. Лем в своей критике "Лолиты" Набокова и Джойса на одну доску поставил. А телепатия - реальный феномен, но Ст. Лем правильно еще в 70-х дал ее оценку. Муха. Слабенько и не понятно о чем жужжит.
   - Но муха имеющая способность к дрессировке.
   - В кулак пойманная она жужжит - куда ей деваться - и тональности жужжания меняет. Однако, муха, насекомое-спутник. Задачу я для себя, вглядываясь на картину Сальвадора Дали, вижу несколько необычно.

   01 июня 2013 г.
   17 мая 2021 г.