утро

Галицкая Александра
Девочка, серые джинсы впиваются где-то в чуть ниже пупка, но свитер скрывает бедра и горло, сидишь на столе, завязнув в своей паутине гордо, он отошел на пару шагов, остался рядом, а смотрит издалека, сквозь черезмерные комплексы куришь, болтаешь ногами, играешь взглядом, на дым распыляешь слова, щуришься едва с характерной гримаской, подсмотренной в фильме Трюффо, знаешь, что не комильфо, но, хлещешь коньяк из горла.
В легких песок, потому что утро уже, а в них еще мается крик, в общем, сбивает дыхание иногда, а так ерунда, правильно говоришь с ним, но что-то не то в глазах, и тут тебе сообщают, что можешь на все четыре-три, но вроде нельзя назад, и ты на миг опускаешь веки, потягиваешься всласть, делаешь вид, что устала от игр, но знаешь, что целишься в масть.
Он говорит, что карта не так не легла, и бла-бла-бла, и в общем-то ничего не вышло с тобой, и ты говоришь, что только сама себе можешь принадлежать, все "отбой", но ты при этом, все знаешь заранее и в спину не ждешь ножа, тем более свитер сняла и оголила одно плечо, и вдруг он подходит и пытается крепко тебя прижать, не спрося, выпутавшись из рук, ты говоришь «горячо», и в повороте, излучиной губ ухмылку гася, уходишь спать.
Кстати, он ищет тебя где-то в фильмах и снах, (своих и чужих), но не находит, а ты и не спишь, а слушаешь джаз, раны свои колупаешь и пишешь дурацкий стих, цепляешь обрывки фраз, думаешь, как уйти, в груди не оставив след. Кто-то хранит и тебя, на него не смотри, кто-то хранит всех нас от наших нелепых побед.
Как-то встаешь, доходишь до ванной, смываешь оскомину прошлого дня, знаешь, меня не затронут твои ухмылки, только в глазах рябит, что там и как у кого внутри, решат без тебя и меня, остановись на секунду, дело то не в любви.
Кстати, при этой маске и черное платье бы не спасло, как-то ты с ним очень зло, а со мной еще злей, в этой войне (даже когда тебе зубы от боли свело) уже никого не жаль, и не понятно, кому из нас тяжелей. И то тепло, что держит тебя, его и меня по полочкам не разложить, поэтому ты стираешь с лица штрихи прошлого дня. Какому-то бывшему по телефону читаешь чужие стихи, (проклятый коньяк из горла) и и понимаешь, что происходит какая-то жесть, чашку небрежно смахиваешь со стола, и собираешь осколки в гжель, как собирают жизнь. И думаешь, что ваше время проходит, (а надо бы что-то менять).