На арене вселенского цирка развлекался иллюзионист.
Всем известный, для всех безымянный, гвоздь программы – престидижитатор.
Ассистентка, одетая скудно в перезвон ритуальных монист,
уместилась в сомнительный ящик, бывший гробом кому-то когда-то,
но обитый парчою намедни. Видно, публике траурный креп
не по вкусу. Захлопнулась крышка. Полыхнули багровым софиты,
и кровавая оргия цвета ассистентке напомнила склеп
(для души – это тела застенок, но в двухмерной проекции вида
изнутри). Драматическим жестом из упавшей на цирк тишины
странный фокусник вынул три шпаги – три лучистых потока сознанья,
недоступного смертным. Исчезла, отошла, растворилась, как сны,
в плотном воздухе плотская память – пополнять закрома мирозданья,
заполнять буквари поколений, не обученных вовремя быть.
Три луча, три отточенных смерти, три клинка пронизали, как масло,
ткань, дубовые доски и душу (ассистентки ложатся в гробы
добровольно, но только посмертно), просияли безжалостно насквозь –
и погасли. Заплакала скрипка. Звук обрел очертанья и цвет.
Силуэт над обугленной крышкой потянулся просительным жестом –
не вернуть, но приникнуть сквозь бездну и бессмыслицу всех светолет
к новорожденной дочери Бога в первозданном ее совершенстве.