1.
Вопрос «Кто я есмь?» оттесняет все другие вопросы, но выступив на первый план, оказывается ничем, погибая в неопределенности и противоречиях. Невозможно понять, кто спрашивает и о ком. Однако, погибнув, этот вопрос возникает вновь и требует ответа. Постепенно уясняется, что ответ должен быть таким же неопределенным и противоречивым, как и сам вопрос. Но это самое трудное – удерживаться в области неопределенного и противоречивого. Вернее, согласиться с тем, что эта область – твой родной край. И потому ты ощущаешь потребность в спутнике. Две призрачные фигуры, вечерние сумерки, сезон, не значащийся в календаре. Повествование должно исключать понимание и в то же время рождать уверенность, что в нем заключен ответ. Неопределенное и противоречивое могут быть основанием самой твердой уверенности. Неопределенные и противоречивые основания – самые лучшие. Наоборот, все определенное и последовательное выстроено на песке. Итак, туман заполняет капилляры, чердаки, подвалы, подземные туннели и путепроводы. Атмосфера неопределенности сгущается, в ней завязываются колеблющиеся узелки.
2.
В силу принципа «подобное стремится к подобному», определенное в человеке стремится к определенному вне его, а неопределенное в нем устремляется в противоположную сторону, всюду наталкиваясь на преграды, потому что определенное обступает человека со всех сторон, сковывая его мысль о неопределенном. Определенное поселяется внутри самой мысли о неопределенном. Потому что любая мысль по своей природе определена. И определенная мысль о неопределенном ничуть не лучше любой другой мысли. Таким образом, человек брошен на произвол своей определенной судьбы. Более того, этот произвол полностью определен, как и все остальное. Следовательно, места для произвола не остается нигде – ни внутри человека, ни вне его. И этот факт нельзя устранить никаким усилием воли. Каждое наше усилие в момент своего рождения подпадает под власть определенного. Каждому усилию определенное дает свое имя. И только там, где отсутствует всякое усилие, возможен выход за пределы определенного. Усилие же отсутствует там, где не спрашивают «куда», «зачем», «почему» и тем более «во что это обойдется». Разговор двух путников, бредущих в тумане, – хороший пример такого отсутствия, при условии, конечно, что путники идут, не касаясь земли и не задумываясь о цели своего путешествия. Иногда сквозь туман пробиваются лучи, и тогда рядом с ними появляются их огромные тени. Но им до этого нет никакого дела. Неопределенные слова свободно слетают с их уст. Так же свободны их неопределенные взгляды, их неопределенные улыбки.
3.
Неопределенное в человеке можно назвать «связанным неопределенным», а то неопределенное, к которому оно стремится, – «свободным неопределенным». Неопределенное «я» человека связано с его определенным «я» и стремится от этой связи освободиться. Вот простые вопросы, на которые, по-видимому, невозможно найти простые ответы: каким образом неопределенное «я» связано с определенным и каким образом связанное «я» может освободиться? Природа связи определенного и неопределенного непостижима, потому что невозможно представить никакого посредника между тем и другим. Невозможно понять, как определенное может ограничивать неопределенное. Точно так же невозможно понять, как неопределенное может испытывать стеснение и тоску. Разве неопределенное не должно быть изначально свободным? А если оно изначально свободно, то не должно ли оно оставаться свободным всегда?
4.
Вопрос: как соотносятся определенное «я» и неопределенное «я»? Если это два разных «я», то они бодрствуют попеременно: одно засыпает, другое пробуждается и наоборот. Их можно представить в виде часовых, сменяющих друг друга. Но возможно, что существует некое исходное первоначальное «я», которое становится то определенным, то неопределенным. Вместо двойственности и вытеснения – единство и изменение. Но тогда возникает следующий вопрос: что вызывает в исходном «я» эти изменения? Причина этих изменений не может быть ни определенной, ни неопределенной, потому что исходное «я» не является ни тем, ни другим. То, что не является ни тем, ни другим, абсолютно свободно. Следовательно, изменения совершаются сами собой. «Я» спонтанно определяет себя к определенности или неопределенности. Однако определенное «я» не может определить себя к неопределенности, а неопределенное «я» не может определить себя к определенности. Выбрав одно из двух, определенное или неопределенное, исходное «я» утрачивает способность самоопределения. Его изменение становится необратимым.
5.
Для того, чтобы неопределенное «я» освободилось, не обязательно закрывать глаза. Скорее, наоборот – лишь оставляя глаза открытыми, можно освободить в себе это «я». Когда неопределенное «я» освобождается, в сознании остается лишь восприятие фрагмента мира и чувство бесконечности. Этот фрагмент каким-то образом символизирует Целое. Чувство «я» при этом отсутствует. Пробуждение неопределенного «я» означает на самом деле потерю «я». Но вот что примечательно: определенное «я» сохраняет воспоминание об этой потере. И чувствует себя обязанным научиться терять себя. При этом, однако, оно хочет потерять себя не так, как это обычно с ним происходит – не в результате мгновенного «озарения», «растворения», «исчезновения», а постепенно, расширяя себя до бесконечности. Это расширение встает перед определенным «я» как его жизненная задача.