Её звали Олей, обычной Олей.
Она прилично училась в школе и знала английские падежи.
Родители Оли имели обычай на власть, на народ и Россию — грешить.
Они на Россию грешили, because
у Оли, к несчастью, случился лейкоз.
И мне было жаль, было жаль до слёз
её шоколадных прямых волос,
покрытых каштановым париком.
Я думала: дивная девочка, вот
так боец. Изо всех сил — живёт
и выживает из небытия,
на её месте могла быть и я.
А билась бы так же, смогла бы ли?
подряд выдерживать химиотерапии,
когда бы с экзаменами торопили.
Не все бы, наверное, так смогли.
Кому-то Россия — это страна, где — Ленин и Сталин, Толстой и Пушкин, где белые мишки поют частушки, где Спутник, Водка и Мавзолей.
Кому-то в России — лихие войны, из грязи — в князи, не вор — не пойман,
столица построена на золе.
Для тех, кто приезжий, кто — мимоходом, —
Россия — плацдарм сексуальной охоты,
а также -- просто большая страна,
страна, где книги листают справа,
страна, где руль у машины — слева.
Для Оли Россия — всего лишь страна,
в которой она тяжело болела.
А это, конечно, безумно страшно, когда человек изнутри гниёт.
И я была рада, -- верите? -- рада, что как-то — да вылечили её.
Что же дальше? — семья, карьера,
бразильское мыло, Хосе Кареро.
А солнышко в точке сошлось лучами —
оказалось, что суженый ей — англичанин.
Нас рассорил с нею какой-то спор.
Скорее всего, он был дурацким
(я догадываюсь, на какую тему).
Видимо, русофобские цацки
предстали передо мною во всей красе.
А страстная жажда быть «не как все»
всё больше и больше равняла с массой.
Ей сейчас примерно двадцать четыре,
она клеит открыточки до сих пор.
В нашем космополитичном мире —
это тем лучше, чем мыслишь шире.
И порой задумываешься: где мы? Задремать в электричке, идущей на запад, а стрелочник сплином страдал — и запил, и вовремя стрелки не перевёл. И ехали в Сызрань или Орёл, а очутились в каком-нибудь Глазго, подумаешь «Господи, иже еси на небеси…»,
а лет через десять вот эти же глазки посмотрят на нас через БиБиСи.
И молотом бьётся в висках «не суди».
Но как же не думать об этих глазках,
о чудных маленьких русских детях,
которых она на своей груди…
Она была дурой, обычной дурой.
Научи интегрировать в квадратурах,
объясни генетические азы —
и не сыщешь в мире такой козы,
которая дальше бы пожинала
мораль прозападнических журналов.
Любовь к России — она ведь тянет,
саднит под веками и ногтями.
Любовь же к Британии — окрыляет
и дарит силы, как «Красный Бык».
Нет, что вы! Враги — инопланетяне.
И это они нам всю жизнь козлили,
и танк взорвали, и нефть разлили;
всё из-за них в страну возвращались
атласом отделанные гробы.
Казалось бы — ну при чём здесь Оля?
Одною менее, одною более —
подумаешь, баба свинтила в Англию, в Америку, в Индию, на Сомали.
И речь могла бы идти не об Оле
совсем, а — о Кате, о Наде, о Рите.
Только Оле, пожалуйста, не говорите,
но я считаю, она — предатель
Родины, и какой ни была бы её добродетель,
сколь бы ни было благодати,
а такое предательство — как замолить?