Я писала о ностальгии,
Что-то пыталась зарифмовать.
Но не шло, впустую мысли роились.
Вспоминалось, как в узком,
Битком набитом коридоре ОВИР'a
Нечем было дышать.
Лето стояло жаркое,
Щедро светило солнце,
И мы втроём в толпе,
Как на закланье овцы.
... А ведь никто не гнал...
И не связывалось в ностальгию
То, что ею нельзя назвать.
Другие строки сложились,
Ни с того, ни с сего, невпопад.
Как приехала к нам тётя Мария,
Потерявшая сына мать.
Ах, давно, давно это было.
Лет, пожалуй, сорок назад.
Она плакала и говорила –
Я не верю, что нет Геньки,
Что приговор приведён
В исполненье; он где-то здесь,
Он живой, не расстрелян.
Все молчали, не возражая,
Но каждый думал своё.
Осудили, нашли виновным,
И в расправе скорой
Над бессловесным, безродным,
Без знакомств, без связей
Не сомневался никто.
А она твердила упрямо:
Он на урановых рудниках,
Здесь, недалеко, в Казахстане,
В шахте, грузит руду руками.
Где-то ей тихонько сказали –
Молодых не стреляют, мать.
Белобрысый братишка Генка,
Он был старше нас лет на пять.
Всё гонял на велосипеде,
Добродушный такой великан.
Смотрел на нас сверху
И никогда не обижал.
Жил он с матерью на Урале,
Простой деревенский мальчишка.
Отец его оставил,
И не было у них защиты.
Разговорам взрослых не внемля,
Рисовало картины воображенье
Гангстеров и Америки,
И Генку – неуклюжего, потерянного.
Но было всё не в Америке,
А в Казахстане Северном,
На комсомольско-молодёжной
Ударной стройке, в городе,
На железной руде построенном.
Взрослые говорили –
Генка не виноват.
Уголовники счёты старые
Между собой сводили,
И вину на него свалили,
Подсунув окровавленный нож,
Пригрозив – скажешь правду,
От нас не уйдёшь.
А у него уже было два сына –
Витька и Генка-второй.
Увезла свою боль-кручину
Тётка Марья с собой домой.
Что с ним было – представить жутко.
Если и остался жить, ненадолго.
Ясно, что его загубили
Голодом, холодом и работой.
Может, он и света белого
Больше никогда не видел.
По три смены в шахте,
И спал в забое,
Уран, стратегическое сырьё,
Добывая для защиты
Социалистической Родины.
Так он сполна расплатился
За преступленье чужое.
Пожизненно заключённый,
Если и не расстрелянный,
То заживо погребённый.
Вот такие трагедии
На всесоюзно-комсомольских
Стройках матери пережили.
И парню безвестному
Нет ни памяти, ни могилы.
В сравнении с этим ноль без палочки
Какая-то надуманная ностальгия.