Сёстры Магдалены двигаются во сне.
Среда. В среду приходят демоны ожиданий.
Располагаются сразу за лобной костью,
грызут мозговую косточку, требуют дани.
Время настало, в камне тусклые
трещины - этот камень прощается.
Слова настолько узкие,
что там навсегда помещаются.
Сёстры, время настало, мы стали настолько острые –
стало опасно нас направлять.
Сёстры стоят на мосту, смотрят в бегущую пустоту.
Скоро убудут в мир забываться и пустовать,
будут русалками и осколками в невразумительных камышах,
станут старыми - им больше незачем себя сдерживать,
нечем и продолжать, нечем поддерживать.
Темная полоса руки, пелена руки.
Тёмная сторона руки.
В камне трещины,
сонеты и вилланелы разбегаются по ним от удара.
Девочка из Сестёр Магдалены
в тёмной комнате заработала себе на булавки каторгой и могилой,
матерью, бабой ягой и милой,
а братьев не было у неё,
и тела не было - вместо тела
было тряпьё
и не было ни души.
Утро приходит, а люди гаснут,
когда ломают карандаши.
Что дробится, должно исчезнуть. У меня во сне
выпали зубы, лежат на полу ладони, на полуладони, лежат во сне.
Выпал временный снег.
Ум как снег почернел и тает,
а мне не хватит и уже не хватает,
и не звучит ничего нежнее, чем проклинаю,
и ничего сильней, чем я ничего не знаю.
Солнце всходит - люди уже не светят,
приходит ветер, ой ветер,
у него забота - начинать снова,
разъедать дожива, убирать, что замертво доживает,
ветер ой ветер больно, с меня срывает
поочерёдно - мёртвую хватку пешки, костюм монашки –
такие тряпки болят больней, чем любая жалость –
кожу любимой, голову нелюбимой...
Ни я ни ветер не можем остановиться.
Ни я ни ветер не можем не приближаться.
Только и остаётся что не держаться.
Сёстры Магдалены ревут во сне.
Как бы дойти туда, где надо молчать
и не выдумывать, чтобы не исчерпать,
как бы дойти дотуда, где в центре ровно горящей ярости
будет моя радость,
в центре тяжести будет моя тяжесть,
где мой гнев один посреди безличного гнева,
свет среди безличного света,
где они как два сына прекращают бой и без страха по пояс уходят в землю,
где моё спасенье спасётся от этого говорящего бремени
и можно будет просто знать - где какой знак, где какой ужас, где какой человек.
Сёстры Магдалены идут во сне.
Дорога рвётся где тонко, сходится где порвАлось.
Приходит утро, и люди гаснут, а я лечу в половине ночи,
ещё бегу в сердцевине ночи,
которая знать обо мне ничего не хочет и не узнает.
А я лежу в половине ночи, накрыта заживо одеялом второй её половины,
моя защита зашита широким кверху,
она с овчинку, все швы наружу, как будто сшито иглой без нитки...
считаю звёзды, хочу узнать своё имя - почему я должна заниматься такой тоской?
потому что это урок такой,
ждать у моря погоды, мотаться кусочком пены,
когда каждая волна - сестра Магдалены,
каждая война, ждущая за стеной,
не говорящая вне меня, не говорящая и со мной, мертвотворящая чудеса.
Мы не родимся сёстрами, а умираем в сёстры,
каждая война волна, каждая волна война,
а мы отстрелялись.
Неподвижна, а всё жива,
как будто ей так и положено лежать в кружевах,
забыть о своей пропаже.
Купить интернет-карту. Сварить кашу.
Глина, галька, мокрый песок, белый мрамор.
В камне потрескался рот, в храме дождя ему дали пить.
А женщины прекратились.
Протянулись в леса, опустились в горы.
Женщины отвернулись, вернулись сёстры.
В высоком доме играли в дождь, на ладошке катали капли, падали в землю.
Утро приходит, а мы ушли. Никого не осталось.