спустя рукава
опадала листва;
проходила молва;
я молчал.
и отправил назад,
и поправил глаза,
и сказал: "не случайно, чай",
но когда я не видел,
он тихо следил, ненавидел
и верил и ждал мимолётного взгляда.
начало концов
означало
последнюю прихоть отцов одичалых.
Стучалися в двери.
Не верь им! Не верь им!
Но веером тихо стучала собака по снегу,
Когда погружался в негу.
-
проснувшись, я снова увидел опять,
что надо рядами, рядами шагать.
по людям, по спинам, по глоткам,
по самым последним наводкам.
винтовки на изготовки.
на то ведь они и виновки!
Осенняя рать, ёб её мать,
хотела восстание злобно поднять
на ленинцев и сталинистов,
единых российских фашистов.
но не устоять неформальным отрядам,
когда мы шагаем, отважные, рядом,
и пиво халявное хлещем.
бивали врага и похлеще!
-
Я снова проснулся и снова в бреду
и жду её, жду её, жду её, жду,
и снова напрасно, и снова
ору нецензурное слово.
последний раз я видел вас
и был тогда я щастлив.
Мадам, вы так прекрасны!
и мне ваш облик ясный
сияет в темноте
и манит *** к ****е.
пардон, оговорился...
ну ё моё, ну блин,
какой же я... Мадам!
ну что вы сразу "срам"?
ну что вы возмутились
как Ян Павел второй.
ведь я же не святой!
я помыслами чист,
ах вы ушли... вот день!
ну что за поебень?!
-
Я третий раз проснулся,
умылся, окунулся,
обтёрся, отряхнулся,
кому-то улыбнулся,
и целый день опять -
гулять и размышлять.
о мире, о войне,
любви и болтовне,
свободе и победах,
о братстве и о бедах,
искать тебя одну по всей планете
на улицах, в лесах и в интернете.
покуда снова, сном сражённый до утра
я не умчусь в бредовый мир на всех парах.