Мне не нужна твоя жизнь,
Не нужна твоя смерть.
Охотники рядом.
Если будут стрелять,
ты
отвернись,
Чтобы не встретиться
взглядом.
«Смысловые галлюцинации»
...знаешь, а я иногда тихо-тихо говорю. во сне...
_________
Когда много паутины – кажется, что паучки ловят в свои посеребренные сети твои мысли. Но это только когда много паутины. Когда идет дождь – хочется плакать и в ручейки слез пускать кораблики из тетрадных листов. Но это только когда идет дождь. Когда на окнах нет штор – темнота затекает в открытый проем-дырку, усаживается рядом и тихо душит. Но это когда штор нет. Когда зима за окном, а в душе вечный март, когда ты заперт в четырех стенах и темноте, когда ты один на все радиоволны, когда слишком много надо для двоих – приходит Он. Всегда неслышный. Всегда полупрозрачный. С фарфоровой, совершенно гладкой маской вместо лица. Два овала глаз. Черная, бездонная полосочка рта. Разметка скул.
Безлицый, так Его зовут. И тогда комната, как бассейн, наполняется им, его дыханием, его почти неслышным «кхе-кхе». И тогда от страха сковывает челюсти. И тогда – начинается бред.......
С закрытыми глазами говорить – просто. Еще проще – в темноте. Но тогда на ладошки очень горячо и солено капает. Она была смешная. Она всегда плакала, слыша Ее голос в темноте. И это казалось глупым.
Но темноты не было. В коридоре горели лампы и раздавались шаркающие шаги больных, которым не спалось. Она – была. Не рядом. Наверное, была на работе.
Поэтому говорить было трудно.
-...жарко, чувствуешь? жарко... сколько сегодня градусов в пустыне?
наверное, -139... очень жарко сегодня...
море... красивое...
Она долго собиралась с силами перед каждым словом, а потом выплевывала его, стирая кровь с прокушенных губ. Говорить было трудно. Не говорить - означало смерть. Медленную и мучительную, от яда бушевавших внутри мыслей.
Она не слышала, как Безлицый вошел в палату. Не почувствовала его полупрозрачного «кхе-кхе». Ей просто стало душно и тяжело дышать. Ей просто стало жарко. И страшно.
-...нет-нет... я не... брежу... небрежно не брежу...
глаза только стекленеют – трубочист поливает их глазурью...
и стеком ставит точечки зрачков... я стек-ле-не-ю... не брежу... не бойся... мне страш-но боль-но...
Выплюнутые на беспородный ковер слова еще какое-то время пищали и корчились. А потом затихали. Ей хотелось верить, что слова просто засыпали, а не...
Но она не верила. Звуки их агонии болезненно отзывались в черепной коробке.
-...знаешь, мне больно... я больна... слишком много чувств выпито мной из пустых арбузных шлемов...
красной мякоти съедено много... в бокалах сок... слишком много любви продано мной за мое время...
ты умеешь трезветь от самого пьяного? от страсти?
я – нет...
-...я хмельна насквозь – ты же слышишь, как я страстью пахну...
как перегораю, ты же видишь... мне нужна еще одна доза нежности прямым экспрессом в сердце...
нет тех денег, за которые...
я горяч? скажи, у меня потрескались губы? только соли не сыпь... но-боль... боль-но... я больна...
горячкой, кажется...
Ее бред был безбрежно небрежен. Она истекала словами, сочилась ими. Они разъедали ей кожу кислотой. А на соседней кровати сидел Безлицый. «кхе-кхе». Ждал. Голые окна без штор.
А за окнами – ядерная зима.
-...жить осталось чуть-чуть... они уже совсем близко... охотники... они... не убежать мне...
-...колесики стучат... тук-тук... тук-тук... тик-тик... тик-так... колесики стучат...
идут поезда в страну тюльпанов... поехали вместе?..
-...рябина за окнами... ты не щурься... там весна...
вечный март... мы с ним давно любовники... с нашего с ним рождения...
смотри, я становлюсь прозрачней... смотри, у меня два сердца и оранжевая кровь... это все март...
-...нельзя смотреть в глаза умирающим волкам... они дарят душу... делают волком...
нельзя взгляды умирающих волков ловить... в них нет покоя... поймаешь - и будешь жить не миром...
будешь воином и войной, сам в себе... будешь кусать насмерть...
будешь бояться одного - умереть до прыжка... не услышав, как хрустнет хребет у врага...
Безлицый медленно покачивался. Его покашливания становились жестче и громче. Он захлебывался кашлем, пугая пыль и моль. Она не слышала. Она рубла слова, выбрасывала их наружу окровавленной кашей. Они лишние для нее.
На покрытых крапинками и трещинами выбеленных стенах появились тени. Неторопливо перетекали друг в друга, скользили по потолку, хвостиками касались ее рук. Она не замечала, но голос становился ниже, она почти хрипела. По расцарапанным щекам текли слезы.
Безлицый звал на пир.
-...у тебя необыкновенно красивые глаза... русалочьи немного... зеленые в крапинку...
а у моих – нет цвета... иногда они бывают рыжие с зеленым, но редко...
зачем я говорю?.. ты же сама все знаешь...
-...жить осталось чуть-чуть... они рядом... я чувствую их запах... взахлеб...
во мне плавится небо и рушится глиняными осколками вниз... Охотники рядом...
кажется, тебе пора... здесь коридоры похожи на лабиринты, но, прости, я не могу тебя вывести...
уходи же, ну!
Ее голос сорвался на крик. В коридоре кто-то шумел и стучал ложками по стеклу. А она кричала. И вдруг, будто не удержав голос на высоте, начала горячо шептать что-то. Безлицый кашлял.
-...я волк... давно, еще ребенком, мы с волком братались на крови... это было в зоопарке, шел дождь...
и никто не заметил... люди терялись в серой завесе капель... мы сидели в клетке... а потом...
он очень долго бился со своими Охотниками...
победить – нельзя... не позволяют правила...
я никогда не забуду цвета его глаз – рыжих с зеленым...
-...нужно бежать... стрелять... нужно драться и крови на губы... я боюсь одного...
-...ты беги, если будут стрелять... не оборачивайся... я справлюсь... боюсь за тебя...
Кровь шла у нее горлом, алые фонтанчики били из ноздрей. Она пыталась встать, но что-то мешало, прижимало ее к койке. По белым простыням росли бутоны красных роз.
-...колесики стучат и стучат... циферблат вкручивает стрелки глубоко под веки... синоптики обещают дожди...
я совсем не помню имен... только твое... только-только...
-...мы будем пускать по мартовским ручьям лодочки из тетрадных листов, ты будешь читать мне стихи,
я слушать... а потом я прикрою тебе глаза рукой...
чтобы ты не поймала мой взгляд... зачем тебе?.. или отвернись сама...
все будет хорошо...
Она открыла глаза. Их блеск был лихорадочен и зол. Глаза были рыжие с зелеными лучиками. Она смеялась и, будто не в состоянии остановиться, роняла слова. Она пыталась встать медленно, как поверженный титан. Ноги не слушались, но она терпела и вставала через боль. Тени уже метались по стенам и потолку. Безлицый был спокоен. Он нашел ее след. И ждал.
В дверь били чем-то тяжелым. Она шипела.
-...ты просто подари мне две монетки... самое ценное... Харон просит столько...
Она стояла на изодранном ковре, как-то совершенно по-волчьи подобравшись для прыжка. Она превратилась в слух. Тени метались по стенам. Безлицый завыл. Она подхватила его вой, оголяя шею, выгоняя из себя остатки слов. Они стекали по скулам и противными шлепками падали на промокший беспородный ковер. Снаружи выбивали дверь.
-...ты не плачь... я всегда буду рядом... жить осталось чуть-чуть...
Он пришел неслышно, как всегда. Но теперь ей некуда было бежать. Она дышала тяжело, щурилась и раскатисто рычала. Он улыбался. У него было лицо, но она забывала его спустя мгновение после того, как видела. Ей не нужно было его лицо. Она слышала его запах.
Он поклонился. Его забавляла эта охота. Она была желанным трофеем – слишком многому ее научил тот жалкий волчишка, чья голова уже десять лет висела у него над камином.
Его звали Охотник. Он любил свое ремесло.
Он целился медленно и со вкусом. Ее мотало из стороны в сторону, но она стояла. Деревья умирают стоя. Она молчала. В ней осталось только три слова. Та, для которой эти слова имели смысл, была не рядом. И потому она молчала.
Кроме них двоих, выстрела никто не услышал. Боль ударила куда-то влево, мир разорвался на сотни частей. Дыхание сбилось. Перед внутренним взором еще плавало Ее лицо, улыбающееся сквозь зеркало. Но Она была не рядом. Где-то там. Возможно, на работе.
Ковер смягчил падение. Безлицый кашлянул тихо-тихо и, наклонившись стал снимать с ее шеи амулеты. Тени перетекли на пол, жадничали и дрались, пожирая трупики слов.
Она молчала.
...когда выломали дверь, она лежала на полу, по-детски подложив руку под голову. И уже несколько часов не дышала. Стены были вымазаны кровью. А на окне безупречным почерком было написано:
«без тебя - незачем»
...в самом сердце у нее нашли золотую пулю размером с часовую стрелку наручных часов...