Надрывной поступью взбираясь,
Как на Голгофу – на трибуну,
Он брел небрежно озираясь
На подданных, готовый к буму
Рукоплесканий. Зной клубился,
Свиваясь маревом все туже
О если б он хоть раз влюбился,
Сей мир благословил бы тут же.
И сверху распахнулась взору
Устало-скорбному по-волчьи
Чернь, скопом чуждая зазору:
Отбросный сброд отборной сволочи.
Что кроме скуки и презренья
Он мог испытывать к той мрази?
Он – эталон, венец творенья,
Обожествленный в каждой фразе
Предтеч, всей современной швали
И даже преданных потомков.
Се – человек! Такой едва ли
Родится впредь. И, воздух скомкав
Десницею с гримасой боли,
Он харкнул в них свой смех блевотный…
Глядь – перед ним пустое поле –
И страх сковал его животный.