я безразличен к нерушимой тишине...
я безразличен к этим сумеркам извне...
я глух в ненарушаемой тиши,
когда и в сумерках кошачьи хороши...
когда завёрнут день в бумажное лицо...
я поднимаюсь и смотрю в твое лицо,
я поднимаюсь и твоих не вижу рук -
мне неохотно балагурить без разлук...
мы неохотно необходимся с судьбой,
как необходиться без будки постовой.
как нам приходится идти порой на звук,
я поднимаюсь и не вижу твоих рук...
так лишь уходят не дослушав вещих снов -
отчаявшись надежду поборов...
отчаявшись надежду поборов,
встаю и пропадаю средь дворов:
беру пальто и закрываю плотно дверь,
я с силой закрываю эту дверь,
я закрываю дверь и с силой ухожу
кладу на стол и руки отвожу...
с безмолвием в глазах твоих борюсь,
я ухожу...
и снова остаюсь.
так борется безмолвный постовой,
пинками обрушаемый толпой,
так борется метущая толпа,
так борется берущая рука,
так борется рука об прядь волос...
я ухожу, но снова в землю врос:
с желанием коснуться и подняться,
с желанием вернуться и обняться...
с желанием вернуться я борюсь -
я ухожу...
и снова остаюсь...