Маршрутка замерла в ожидании у бордюра. Силуэт над рулём, никого в салоне.
- А в кабину-то можно?..
Силуэт, не меняя положения, едва заметно кивнул. Леха вытянул ноги, удобно откинулся. Его размаривала приятная усталость удавшегося дня. Он мог бы отсалютовать самому себе: все сегодняшние и часть завтрашних планов были успешно воплощены. И установку они достали, и нашли чувака, готового самозабвенно лупить по ней при первой возможности. И потому даже тяжёлая ливневая туча, край которой стал заметен между многоэтажек, ничуть его не обеспокоила. Главное – концертная суббота совсем близко.
«Суббота. Всего лишь два дня.
Суббота. И целых три ночи.
Суббота. Всем в кайф… от огня»
Ух, ты! Надо бы записать. А, может, и не надо. Он ещё не решил.
- Ха-ра-шо! – в тон мыслям проговорил Лёха. И, перехватив в зеркале смутно удивлённый взгляд водилы, пояснил: - Да просто хорошо.
- Бывает, - устало откликнулся тот и, чиркнув спичкой, закурил.
- План-то делаешь? – глянув на лежащие над приборами купюры и медяки, поинтересовался Лёха.
- Стремлюсь, - ответил водитель и, подумав, добавил: - Раз на раз не приходится. Здесь ведь что – за кем едешь. Их же ухарей…
- Клиентуру отбивают?
- Да как. Шустрят все… - и выдохнул струйкой дыма в сторону чего-то, что он видел и понимал, но за чем всё как-то не получалось угнаться.
Сзади широко распахнулась и стукнула дверь. Вошли двое. Сначала угловато протиснулся подросток, за ним вступила дородная тётка. Она уселась боком и, расщёлкнув сумочку, властным жестом протянула деньги:
- Два.
Водитель оторвал и передал:
- Оба.
Они поехали. По проспекту, с которого изредка подбирали одиноких пассажиров.
Разговорились. Водитель представился Николаем, Колей. По этой самой дороге – почти без выходных – он катает несколько месяцев, порой ему уже кажется, что – лет. У мужика кроме жены двое детей: дочь и сын. Одна в институт поступает, другому вот операцию делали, но уже ничего – ходит, смски шлёт.
Из магнитолы слышен бодрый трек.
- А я вот в субботу играю, - говорит Лёха. – В смысле, музыку.
- Да-а? – Коля быстро поглядел, прищурился и вдруг выдал, что раньше тоже хотел быть музыкантом. И даже дважды в неделю мучил аккордеон.
- Эт тА-А-акой?.. – придуриваясь, Лёха разводит ладони, насколько позволяет кабина.
- Ну да! Он самый, - ответно улыбнулся Николай.
На выезде из города движение особо сильное. Как всегда в это время. Совсем молодая мама в бейсболке призывно взмахнула рукой. За другую её руку держался ребёнок. Заметив её, Николай затормозил. Женщина в бейсболке, благодарно кивнув, устремилась к двери.
- Уж подумал… - Коля что-то начал, но так и не договорил. По другой стороне впритирку с маршруткой с визгом вырулила семёрка Жигулей.
Разгневанное лицо:
- Чё поворот не включаешь, чувырло лупоглазое? Какая скорость видишь?
Машина остановилась, перекрыв ход.
Николай запоздало сообразил, что действительно не включил поворот.
- Прости, земляк. Изви… - он сидел и бормотал. А из машины выскочил рослый качок в коротковатых ему трениках. Он в три прыжка очутился рядом и, сверля провинившегося свирепым взглядом, над опущенным стеклом почти без размаха, как будто стряхивая что-то, ударил. Глухо чвыкнуло.
- Сиди уж… - процедил он, не торопясь, отошёл, широко поводя плечами, и снова скрылся в машине. Из другой форточки показалась рука с поднятым над крышей средним пальцем.
- И они правы, - из притихшего салона как-то особенно веско донёсся голос упитанной тётки. – А то несутся, сами не знают как.
Никто ей не ответил.
Вдалеке над лесом сверкали молнии, капли забарабанили по крыше. По лобовухе заходили брызговики. Впереди них нарочито медленно катила та же семёрка. Николай смотрел в неё – куда-то пониже номера – остановившимся взглядом. Руки мёртво сжали руль. Казалось, что он вовсе не дышит. Совсем скоро река, там на мосту. Сбросить скорость, отстать, ещё немного, почти скрыться за пеленой дождя. И втопить газ. Удар: точный и сокрушительный. Бесполезный визг тормозов. Два уже не гневных и не самоуверенных, а просто перепуганных лица. Протаранив ограждение, машина крутится в переворотах и, распугав стаю брызг, идёт под воду…
Колесо подскочило на камне, Николай бросил взгляд в зеркало, в салон. Свет там не включен, разглядеть сложно. Разве только угадать очертания. Сварливой тётки с голосом, так похожим на голос его жены. Пацана с ней, засевшего в самый угол. Ещё кого-то. Той дёвчонки, из-за которой… Ребёнка, ребёнка у неё на коленях.
Он мучительно сглотнул, проезжая над рябящей под холодными струкями свинцовой толщей воды.
Переехав мост, семёрка свернула с трассы в сторону.
Леха молчал. Водитель тоже. Он упорно включал поворот каждый раз, когда кого-нибудь выпускал, даже если нигде позади не светилось ни единой фары.
Когда остановились у вокзала, дождь лил вовсю. Николай хотел прикурить, но спичка погасла. Других в коробке не было. Леха нащупал в кармане и поднёс ему зажигалку.
- Ты это… не бери в голову, - сказал Лёха. Ему показалось – надо что-то сказать.
Тот, показалось, пошевелил губами, но не ответил, только ещё ниже нагнулся к рулю.
Подняв воротник, Алексей выскочил под проливной дождь, обегая лужи и торопясь поскорее добраться до своего убежища.