раскрытьем высокой трагичности
слив Ницше и Баха в одно
примером мятущейся личности
пред нами предстал Иванов
сомненья, метанье, шатание
по улицам мёрзшим в ночи
где охрой окрашены здания,
где фабрик красны киричи
он бродит от острова к острову
изгибы мостов миновав
измучен больными вопросами
и в смутных ответах не прав
и там где заря желтомордая
глядит сквозь морозный туман
на самой окраине города
шагает сомненьями пьян
творящий то крестные знаменья
на луковки дальних церквей
смиренней лесковского странника
и древней иконы светлей
то в мутном аду кьерегоровом
он к некой красотке идёт
живущей почти что за городом
поверив, что любит её
пьёт чай, глушит водку вонючую,
на кухне весь вечер сидит
да смотрит как зимнее Сущее
рассвет проявляет вдали
как в этой промёршей Бытийности
у тропки что вьётся в поля
смиренные чёрные иноки
кривые стоят тополя
улёгшись на простынь нечистую
глядит не мигая в глаза
мерцавшим латунными ризами,
черневшим письмом образам
под утро в пальтишке поношенном
в шерсть шарфа упрятав кадык
уходит, и белое крошево
засыпет к рассвету следы