Вечер пятницы Любовь Васильевна любила особенно. На выходные в их двухэтажный домишко в самой середке поселка съезжались дети. И главное – привозили внуков. По этому случаю она пекла свой особенный пирог. А косматый Дед заваривал чай с лесными травками. И все её разновозрастные ребята уплетали за обе щёки, прихлебывали из разномастных щербатых кружек и галдели, галдели, галдели. Это и было счастье. А вечером, когда со стола было убрано и кот Амур (в просторечье – Мурлыка или Мурка) тщательно намывался у камина, слизывая с усов даже воспоминание о миске молока, к ней на кухню прибегали посекретничать Алиска с Василиской. Старшие внучки, первые и потому любимые не больше остальных, но как-то по-другому. Они садились по обе стороны и, подперев одинаковыми ладонями одинаковые щечки, рассказывали о своем, о девичьем. Сегодня они много вздыхали и больше обычного заедали вздохи карамельками. И выходило у них, в промежутках между конфетами, что нет любви на свете. Может и была, возразили они замершим над вязанием бабушкиным рукам, да только перевелась.
- Тебе, бабушка, повезло, - протянула Алиска, уперев подбородок в острые коленки. – Дед-то у нас – вон какой всю жизнь видный. И сейчас еще соседки на чай зазывают.
- Да, - Василиска тоже подтянула колени поближе и перекатила за щекой карамельку. - Зря только. Он тебя, бабушка, до сих пор на руках бы носил, если бы не радикулит. Сам говорил. И как у тебя получилось так его приворожить?
- Так уж и получилось? - хитро блеснула прозеленью глаз Любовь Васильевна. – Ладно, открою вам секрет. Вот он, - и она ткнула спицей в последний кусок пятничного пирога. Алиска тут же хихикнула, а Василиска чуть не подавилась карамелькой.
- Не верите, а вы попробуйте. Только готовить его надо по-особому. Во-первых, молоко для теста надо подогреть, помешивая по часовой стрелке серебряной ложкой. Во-вторых, дрожжи класть только левой рукой. Причем в убывающую луну побольше, в новолуние – поменьше. Муку просеять хорошенечко. Особенно зимой. А летом добавить дождевой воды. Еще не забыть соль заговоренную. И мускатный орех с тмином растертый вручную. А начинку снять с огня ровно как поднимется тесто. Но самое главное… - бабушка выдержала эффектную паузу, пронизанную перестуком спиц (девичье любопытство уже ощутимо искрило!) – смазать сверху желтком из яйца рыжей несушки. Только чтобы снесла она это яйцо с первым лучом солнца. И мазать исключительно пером из левого крыла петуха, вылупившегося в ночь с четверга на пятницу!
Снова стало очень тихо. Так, что слышно как сопит в любимом дедовом кресле сытый нахальный Мурлыка. Наконец Алиска стала моргать, а Василиска нервно разгрызла леденец. И тут Любовь Васильевна рассмеялась.
- Ах, вы мои простушки! Идите уже спать, кулинарки! Будет вам любовь. Каждой своя и в своё время!
Уже совсем за полночь Любовь Васильевна отложила вязание и вышла на крыльцо. Села на верхнюю ступеньку и задумалась. Мурлыка примостился рядом и прищурился на звезды.
- Ну, что, Купидоша? Не пора еще тебе на охоту?
- Может и пора, - лениво промурлыкал котяра. - Только перо из левого крыла петуха добуду…- Любовь Васильевна тихонько хихикнула и пихнула его в толстый рыжий бок. Кот вдруг кувыркнулся с крыльца и взвился в воздух смешливым карапузом с полным колчаном стрел за спиной.
- А что? – притворно оскорбился он, усиленно трепыхая крыльями. – Перо полуночного петуха и пирог покрасивше! И никаких ночных полетов!
- Ты адреса не перепутай, чудо в перьях! – засмеялась ему вслед Любовь Васильевна. – И целься лучше! Внучки ведь...