1937 по Сталингейту

Вячеслав Ромашов
 
 
 
 
Какая грусть-
чужие песни слыша,
 стоять на безответном берегу…
 А я сегодня
 в этот город вышел-
и понял вдруг, что всё теперь могу.

Как хорошо быть добрым и всесильным :
свой век 20-й всуе не кляня,
ходить без документов
 по России
и поклоняться птицам и корням.

 А в переулке сумрачно и сыро…
Я пустоту и сумрак расколю-
и дом,
и довоенную квартиру
я сотворю сейчас
и населю...
 Нам предстоит немало навигаций.
Ну, с богом.
 В путь.
Замри- и отомри!
 …Сейчас они начнут
 передвигаться,
 смеяться, обрывать календари.
Они бодры и в море правят сами.
Давным-давно их недруги на дне.

 Лишь иногда,
 плывя под парусами,
 они подозревают
 обо мне-
 гремят в тазы,
 кадилами конфорок
 мне воскуряют смрадный фимиам…

Гуляй, шаман! пляши свои « 7. 40».
Даёшь стране Голгофу и Сиам!

 Стихи и декадентские печали-
 пусть не тревожат эти пустяки.
И ничего,
что белыми ночами
перерезают город воронки –

здесь, в недрах ленинградского колодца,
твоя душа,
тоскуя, не замрёт.
Опять с тобой
кудрявая проснётся
и репродуктор снова запоёт.

И, оживая здесь и умирая,
и научась дышать через петлю,
 я ваши сны
 по крохам собираю
 и ваши яви скорбные коплю –
 смотритесь в них
 без жути постатейной.
Я с вами, дети,
 здесь и заодно.
Я – колыбель.
Я ваш мирок затерянный.
 …звонят…
Я - бог!
Я – всемогущий! – но
Они меня увозят на Литейный…

 Соцреализм.
 Серьёзное кино.



 Февраль – март 2007г.