Чуть слышный голос в темноте кромешной,
Бездомный город одинок и пуст,
Свернувшись на циновке из надежды,
Включив иллюзию из фонарей и люстр.
Как пес больной – потерянный, ненужный,
Полночный город закрывает нос
От холода и горечи. Простужен
Октябрьским ветром. Лавочек погост.
И тени заостряются смертельно,
И обволакивает безысходность век.
На лавочке – раскачивая время –
Сидит длинноволосый человек.
И то ли песня льется, то ли смеха
Надломленного тянутся лучи
Из-под ресниц. К ней кто-то не приехал,
Она забыла от себя ключи,
И умер самый близкий, и любимый
Ушел к другой. И предали друзья
Рыдает ночь вокруг, несется мимо
Раскачиваясь темная земля.
Она сидит – одна в безумном мире,
На лавочке, похожей на паром,
И уплывает по волнам бессилья,
И не находит в оправданье слов
Ни для себя, ни для свой обиды
На злость и глупость мелочной судьбы.
О чем ты плачешь женщина, открыто,
Навзрыд, навылет – в пику всей игры
Скрывающей страданья за решеткой,
В подушках, в кабаках да поездах.
О чем ты плачешь так легко и горько,
Что город растворяется в слезах?
Она не слышит ни шагов, ни вздохов,
Ни смеха полупьяных мужиков.
В ней отрешенность – разговором с богом
Она отделена. Сама собой
Закрыта от людского и земного.
И всею странностью своей освящена.
Ночь. Лавочка. Бездомный спящий город.
И тихо плачет женщина-луна